Глава 4 (1/2)

А весной Белое Древо в Минас Тирите зацвело.

Арагорн тогда как раз вернулся с очередного объезда границ и в который раз с замиранием сердца услышал звуки труб, возвещающих о возвращении правителей Гондора. Они с Фарамиром припустили лошадей, которые и так уже рвались в галоп, завидев знакомые ворота вдали. Первый же встречный стражник закричал, что Королю немедленно нужно отправиться в Фонтанный двор.

Эовин отвлеклась от земли, которую рыхлила, и посмотрела на торопящихся мужа и Короля.

— А вы как раз вовремя! — раздался радостный голос Леголаса, который поливал Древо с другой стороны от Эовин. — Глядите, какой сюрприз мы вам приготовили!

— Оно зацвело, — неверяще пробормотал Фарамир, затем в порыве радости вцепился в Арагорна и потащил за собой. — Мой Король! Оно зацвело! Ты только погляди, Арагорн! Зацвело…

Арагорн не мог и слова вымолвить. Он шёл за Фарамиром и мог только смотреть на мелкие белые цветки, которые украшали буквально каждую ветку Древа. Распустилось. Ожило. Не сдалось. Оно дремало столько лет, всё иссохло, но не сдалось. Ждало, наверное…

— Ждало ваших рук, — произнёс Арагорн с поклоном. — Ждало, когда придут те, кто сможет его разбудить и вернуть к жизни.

Фарамир тут же поклонился Эовин и Леголасу, Эовин ответила на поклон, а Леголас продолжил заниматься своим делом, только бросил через плечо:

— Постараться нам пришлось немало. Это уж точно.

Белое Древо Гондора ожило и расцвело. Рядом с ним стоял улыбающийся Леголас с ведром, и Арагорн задался вопросом: как человеческое сердце может вмещать в себя столько любви?

Семена, отправленные Сэмом из самого Шира, о котором в Гондоре до событий Войны Кольца мало кто вообще слышал, проросли, став эдаким символом дружбы между двумя очень разными народами.

Эовин массировала затёкшую руку, пытаясь вернуть ей подвижность. С уходом холодов ей стало чуть легче: чудом исцелённые кости завели скверную привычку ныть от любого сквозняка. Пальцы так никогда и не вернут себе былой сноровки. Иногда она жалела об утерянной красоте и гибкости, но потом вспоминала брата с короной на голове, лошадей в стойлах Рохана, видела перед собой цветущее Белое Древо и вот как сейчас улыбающегося Короля, и все сожаления становились пустой тратой времени. К чему они, когда жизнь не покинула этих мест? Кстати, о жизни. Эовин ведь на самом деле разыскивала Фарамира, чтобы поделиться с ним радостной новостью, но с каждой минутой она всё больше думала: «А действительно ли радостной?» Нужны ли им сейчас такие заботы? И лишний рот? Пока она плутала в поисках Фарамира, то нашла Арагорна, помогающего Леголасу пропалывать грядки с капустой. Со временем горечь при виде этих двоих вместе пропала, и внутренний голос нашёптывал Эовин, что настанет тот день, когда она сможет просто радоваться за них и быть благодарной за своё собственное счастье.

— Вот ты где, — раздалось позади. Она обернулась и улыбнулась подошедшему мужу. — А я тебя всюду разыскиваю.

— Я тоже тебя искала. Нам нужно поговорить.

Фарамир посмотрел поверх её головы на работающих Короля и его эльфа и слегка напрягся. Он не тешил себя надеждами, что Эовин хоть когда-нибудь вычеркнет из своей жизни и души трепетную влюблённость в Арагорна, но он всецело надеялся, что, несмотря ни на что, его жена с ним всё же счастлива.

— Поговорим здесь или…

— Здесь. Сейчас. Или я начну бояться ещё больше, запутаюсь, и всё будет плохо в итоге.

Леголас вздрогнул и излишне резко выдернул сорняк, едва не утащив вместе с ним только проросшую капусту, когда со стороны каменного свода твердыни раздался вопль Фарамира.

Арагорн вскочил мгновенно и выхватил Андурил, с которым, вопреки всем данным обещаниям, так и не расставался. И он продолжал держать меч наизготовку, пока к ним нёсся чем-то возбуждённый Фарамир.

— Король! Арагорн! У нас будет ребёнок! У нас с Эовин будет ребёнок!

Леголас выпрямился, Арагорн опустил меч. Они оба молчали: человек в растерянности, эльф в страхе.

— Я так за вас рад, — наконец первым подал голос Леголас. — Это чудесная новость!

— Правда? — раздалось из-за спины Фарамира. Эовин с опаской подошла к ним и держалась почему-то в стороне. Будто боялась чего-то.

— Конечно, — удивился Леголас. — Разве у людей рождение детей — это не радость?

— Радость, — выдохнул всё ещё оглушённый новостью Фарамир. — Ещё какая радость!

— Это будет благословенное дитя, — улыбнулся Леголас и пошёл к Эовин, предполагая, что в основном это рождение будет зависеть именно от неё и по большому счёту это будет её заслуга. Он обнял её, а Фарамир рассмеялся, обняв их вместе. Только Арагорн остался стоять, где стоял, и смотрел на этих троих с огромной нежностью и лёгкой тревогой.

Эовин была благодарна Леголасу и эльфам, что помогли её народу. За прошедшие месяцы к этой благодарности примешалась ещё и привычка: они как-никак жили вместе, работали вместе и решали множество вопросов тоже вместе. Она привыкла к этому эльфу, а он, кажется, привык к ней. Но только сейчас её внезапно посетила мысль, что на самом деле он ведь не представлял угрозы ни для неё самой, ни уж тем более для их с Фарамиром ребёнка. Не представлял когда-либо и не представляет теперь.

Позже, когда радость поутихла, а работы на огороде подошли к концу, Арагорн со смехом наблюдал за пытающимся затянуться из его трубки Леголасом.

— Сколько раз пробовал, не получалось. С чего решил, что сегодня пойдёт?

Леголас упрямо пытался затянуться, удержать дым в лёгких и не раскашляться. Выходило откровенно плохо.

— Зачем тебе это?

— А тебе зачем? — и снова зашёлся в кашле. — Пакость!

— Даже не надейся отучить меня таким образом. Курил и курить буду.

— Да я и не пытаюсь. И не затем вовсе. Балуюсь просто. Интересно мне, — Леголас вернул трубку Арагорну и сел рядом, привалившись к его плечу.

Они сидели прямо на ступенях, ведущих в основное здание крепости, и наслаждались завершением трудов. Мимо них сновало множество народу: стражники кивали и негромко приветствовали Короля, мастеровые низко кланялись, женщины старались спешно увести приходящих в возбуждение при виде Короля и эльфа детей.

— На твой взгляд, как народ воспримет весть о том, что Эовин беременна? — внезапно спросил Арагорн, выпустив колечко дыма, которое Леголас тут же поймал рукой и развеял.

— Не знаю. С одной стороны, это ведь радость, а с другой: род наместника продолжится, а вот Король совсем не торопится с этим делом. Это может их всерьёз обеспокоить.

— Какое отношение они вообще к этому имеют? Почему стоило надеть эту корону, как моя личная жизнь стала общественным делом?!

— Самое прямое. Это и их будущее тоже. У Короля нет личной жизни. Не может быть. Даже твоя постель и те, кто в ней находятся, становятся народным делом.

— Мне нужно заняться бумагами о престолонаследии. Немедленно. А ещё поискать все сведения о своём роде. Вдруг остались ещё другие потомки Исильдура, м?

— Это вряд ли. Да и что ты будешь делать, если они где-то есть? Привезёшь сюда и посадишь на трон?

— Нет. Лишу их всяких претензий на этот трон, — внезапно сказал Арагорн.

Леголас вздрогнул от его слов и удивлённо посмотрел на него.

— Ты их разыщешь и убьёшь?

— Не хотелось бы, — Арагорн хмыкнул, и Леголас самую малость встревожился. Самую малую малость. Между тем Арагорн продолжал говорить. — Я лишь хочу как-то закрепить право потомков Фарамира занимать трон Гондора, дать им на это все законные права и рычаги давления на будущее.

— И ты думаешь, тебе дадут так просто всё решить по-своему?

— Да.

Леголас хмыкнул почти так же, как пару мгновений назад хмыкал Арагорн.

— Ну и самомнение у тебя.

— Потому что однажды мы поженимся, и всем придётся с этим смириться.

— И всё же…

— Пусть попробуют оспорить, — слова Арагорна упали подобно каменному граду. То были слова Короля.

— Ты меня пугаешь, — Леголас толкнул его плечом, затем обнял и прикрыл глаза, умостив подбородок у него на плече. — Ты так хочешь, чтобы мы поженились? Я сижу на троне рядом с тобой и сажаю здесь огород, сопровождаю тебя всюду, вожусь с твоими подданными, а я ведь вообще даже не человек! Не то что гондорец. Какой-то сюр.

— Ты им нравишься. Они уважают тебя после всего, что ты сделал для них во время Войны, а в свете последних событий почитают как какое-то невероятное высшее создание, ниспосланное им в помощь в трудные времена.

— Ай, скажешь тоже, — легко отмахнулся Леголас и продолжил снова ловить колечки дыма, что пускал Арагорн. Но волей-неволей краем глаза он замечал обращённые на себя взгляды, улыбки, отмечал, что многие проходя кланяются и приветствуют и его тоже.

— Жаль, что мы не сможем навестить наших друзей, — вздохнул эльф.

Помощники, которых отправили в помощь из Эребора, Дэйла и Эсгарота, со дня на день покинут Гондор, а значит, уедут и Гимли с отцом. И Арагорн видел, как это беспокоит его эльфа. Братство распалось, и каждый вернулся к своим делам. Это было и грустно, и в то же время наполняло сердце надеждой на скорую встречу. На бесконечную череду новых и новых встреч.

Арагорн взял Леголаса за подбородок, вынудил посмотреть на себя и поцеловал.

— Мы обязательно съездим к ним. Возможно, к концу весны или в начале лета, но съездим. А вот к Древню надо попасть первее всего. Гэндальф уже там, и они надеются, что ты им поможешь с посадками.

— Помочь-то я помогу, но нынче жизнь слабо тянется ко мне, — вздохнул Леголас.

— Древо расцвело, душа моя. Благодаря тебе. Посмотри на наши сады, поля и огороды! Листочек к листочку! Травинка к травинке! Посмотри на воды, что бегут через Гондор, на волны Андуина, на наши леса и равнины! Без тебя здесь бы многие лета была измученная, едва живая, растрескавшаяся и истоптанная, напитанная проклятой кровью земля и отравленные воды. Ты сама жизнь. И ты моя душа.

— Думаю, это всё — результат труда множества рук.

— Разумеется, и всё же… — Арагорн улыбнулся и мягко коснулся губ Леголаса.

Закатное солнце приятно согревало кожу, лёгкий ветерок приносил ароматы первых цветов и зелени, и Леголас думал: «Кому нужно это бессмертие, если конечность подобных моментов только придаёт им остроту и яркость?»

***</p>

Корона Трандуила была украшена первоцветами, усыпана сочной яркой листвой и выглядела так фантастически красиво, что превращала самого короля в некоего персонажа древних сказаний. Арагорн поклонился ему и терпеливо дождался ответного кивка, прежде чем заговорить. Он поприветствовал короля лесных эльфов, затем вкратце изложил свою просьбу насчёт кладовых и погребов и замер в ожидании. Трандуил смотрел на него не мигая и не шевелясь. Будто рассматривал какую-то невероятно интересную букашку. Но на самом деле Трандуил пытался высмотреть, что же такого особенного в этом смертном, что его сын держит его за руку и так и стоит рядом, хотя должен бы находиться подле отца.

— Ладно, — наконец ответил он. — Но не выглядит ли это как подачка, Великий Король Людей?

— Гордыней не накормить наших детей, — Арагорн передёрнул плечом. — Как и ложной скромностью. Так что я пришёл просить Великого Короля Лихолесья оказать помощь младшим братьям. И смел надеться на положительный ответ, который, по счастью, и получил.

— А что же Ривенделл и Лотлориэн?

— Их припасы мы забрали ещё на исходе зимы.

— У владыки Элронда и госпожи Галадриэль тоже испросил разрешения?

— Нет. Но я заручился поддержкой их подданных.

— Вот как, — протянул Трандуил, и Арагорн готов был поклясться: его собеседник не моргнул ни разу за то время, что они уже проговорили! Его красота обжигала, разила наповал, но ничего не давала взамен. Застывшая словно в янтаре, она была не мёртвой, но и не живой. — Отдохнёте с дороги? Мы выдвинемся к Серым Гаваням через пару дней. А пока отпразднуйте с нами приход весны и пробуждение Леса.

— Почту за честь, — Арагорн склонился в вежливом поклоне и буравил взглядом Трандуила до тех пор, пока тот не поклонился ему в ответ. Вернее, царственно кивнул.

«Сиди-сиди там. Однажды мы породнимся», — с усмешкой про себя подумал Арагорн.

Давно Леголас не был на празднествах прихода весны. Он испытывал какое-то странное чувство неловкости, облачаясь во все эти церемониальные одежды. И испытал настоящий шок, когда увидел себя в глади зеркал всего такого разодетого и разукрашенного. Уже очень много лет нарядной считалась одежда, что была посвежее прочей, а он сам был лучником, эльфом, воином, командующим. И вот теперь ему предстояло вспомнить, что такое быть Принцем Лихолесья.

— Не смотри на меня так, — пробормотал он, идя с Арагорном к поляне, где развернулось гуляние.

— Как?

— Так, что мой отец захочет укрыть меня за тысячами замков от тебя.

— У меня всегда с собой средство от всех замков. Ваших уж точно.

— Я сменил замки после вашего прошлого посещения моего дворца, Арагорн, Король Гондора, — Трандуил, шедший впереди, обернулся через плечо и бросил острый взгляд на человека.

Арагорн бы рассмеялся, но они уже пришли к месту назначения, и он отвлёкся на разглядывание поляны, украшенной к празднеству.

Леголас пел и танцевал исправно все ритуальные, положенные случаю песни и танцы, принимал знаки внимания и щедро делился своим вниманием, но его что-то беспокоило, что-то скребло в мозгу и било тревогу, только вот непонятно было что именно. Тауриэль не присутствовала на празднике — может, из-за этого? Отец сказал, она всё так же скрывается то в лесах, то в многочисленных тёмных ходах дворца. Мёд был сладким, а вино упоительным. Трава, листва и набухшие почки пахли так, что кружило голову. Пели птицы и эльфы. Пел отец и он сам. А всё равно что-то застряло занозой и не желало покидать его. Что же это?

Он понял в чём дело, только когда они уже выехали из Лихолесья. Понял, потому что Арагорн всё время отвлекался от езды, не обращал внимания на дорогу, что для следопыта практически преступление, и за ним никогда раньше подобной рассеянности не водилось. Поначалу Леголас решил было, что Арагорн беспокоится о своих людях, что отправились в обратный путь в Гондор, гружённые провизией. Но очень быстро стало ясно: нет, не люди его беспокоят.

А эльф. Один конкретный эльф. У Леголаса сердце чуть в клочья не разорвалось, когда он перехватил взгляд Арагорна. Тот смущённо отвёл его и ни слова не сказал. Леголас боялся обернуться. Когда всё же смог себя заставить, то обнаружил позади себя своего собственного отца. Арагорн смотрел на Трандуила. Смотрел как-то жадно, с ожиданием, с нетерпением, с тоской. И Леголасу хотелось умереть. Вот прямо там же и упасть замертво. Он знал: однажды это случится. Но всегда в его воображаемом прощании с Арагорном разлучницей была смертная женщина, что станет истинной королевой Гондора и принесёт мир в сердце Короля. Что за насмешка судьбы? Что за ужасное издевательство? За что? Известно за что. Из-за Тауриэль. Нельзя строить своё счастье на чужом горе. Расплата ждёт нас всех. Никто не уйдёт от возмездия. Он её бросил на растерзание самому лютому чудовищу — любви. И вот теперь вынужден видеть сам, как его любовь… уходит. Ничего поделать он не мог или мог? Во всяком случае у него совершенно опустились руки. Все чувства и ощущения превратились в единую боль. Существовала только боль, ничего иного во всём мире не было. Он превращался в сгусток боли и отчаяния, что мерзко кровоточил и пах сыростью. «Поговори со мной! — заклинал он мысленно Арагорна. — Посмотри на меня». Но Король говорил только с Трандуилом и смотрел только на него.

Так продолжалось до самых Серых Гаваней.

Иногда Леголас думал, что скорее убьёт, чем отпустит Арагорна. Что боролся же он за внимание Тауриэль многие сотни лет и отступил только под натиском ярости, что погнала его дальше, на иной путь. Значит, сможет и теперь. Бороться, требовать, убеждать.

Но чаще всё застилала тоска, и хотелось просто лечь и умереть. За этого человека он отдал своё бессмертие, отдал всю нежность и страсть, пролил столько крови своей и чужой, и теперь у него не было сил. Если Арагорн хочет поступить так, значит, будет так. Вот только почему он не скажет о том, что его любовь остыла и прошла?! Не скажет сразу? Сам Леголас спросить страшился.

Трандуил с тревогой наблюдал за сыном, который совсем перестал есть и, кажется, даже не спал за все дни пути. Он так переживает будущее расставание? Но ведь они встретятся в Валиноре, и это время наступит совсем скоро: у этого так обожаемого его сыном человека вон уже сколько седины! Помрёт — глазом моргнуть не успеешь. И что будет держать Леголаса на этом берегу? Ничего. Правда, Трандуила беспокоило то, как звучали песни сына и как ему отвечал Лес. Что-то случилось с его золотым мальчиком, даже этот несносный мужик это заметил и всё тёрся рядом и выспрашивал, как ему утешить принца, переживающего разлуку со своим народом. Но то была не только тоска из-за разлуки… Так из-за разлуки не тоскуют. Так тоскуют, когда прощаются навсегда. И вот это беспокоило Трандуила.

— Полагаю, мы весьма скоро встретимся, Великий Король конечно великий, но всё такой же смертный, как и прочие, — Трандуил делал вид, что не видит, как трясутся руки у его сына. — О Тауриэль не беспокойся. Мы позаботимся о ней, а время позаботится о её ранах. Однажды они затянутся. Не заживут, но покроются корочкой достаточно, чтобы жить дальше.

— Думаешь? — едва слышно прошептал Леголас.

— Знаю, — неожиданно мягко ответил его отец. — Я знаю это, дитя моё.

— Мы не встретимся более, отец, — со вздохом произнёс Леголас и поднял на Трандуила взгляд ледяных глаз.

Вечная зима поселилась в сердце его сына, а он даже этого не заметил! Гнев и испуг перекосили лицо короля Лихолесья настолько, что извечная маска осыпалась, а внутри взметнулся вихрь осколков некогда живого и трепещущего сердца.

— Я не могу больше покинуть этих берегов. И об этой жертве я не жалею, но я жалею, что не сберёг то, во имя чего была эта жертва.

— Что ты имеешь в виду? — сузив глаза от ярости, спросил Трандуил. «Его голова слетит с плеч, и плевать, чей он там король и кто придёт за него мстить!»

— Я не сберёг любовь, — бесконечно устало произнёс Леголас и пожал плечами. — Не жди меня. И будь счастлив. Хотя бы постарайся.

Король Лихолесья никогда прежде не чувствовал себя более беспомощным, чем сейчас, когда его обнимал собственный единственный сын, который отдал Великий Дар и теперь оставался совершенно один в этом мире.

Или не один?

Трандуил посмотрел на переминающегося с ноги на ногу Арагорна, который не решался подойти ближе, чтобы не тревожить прощающихся отца и сына.

— Пошли, — решительно велел он сыну и потащил его, несопротивляющегося, за собой к человеку. — Ты! Я даю тебе своё согласие и благословение! Но, видят Валар, если он будет страдать по твоей вине, я вернусь хоть с тех берегов, хоть из Чертогов Безвременья и сделаю так, что о смерти ты будешь умолять!

Арагорн потрясённо уставился на Трандуила. Леголас заторможенно захлопал глазами и попытался вникнуть в слова отца и понять, с чего тот пришёл в такую ярость.

— Дитя, если однажды ты надумаешь-таки осчастливить его согласием — хотя я вообще не представляю, с чего бы такому приключиться — но всё же вдруг решишь, то знай: я своё благословение дал, — сообщил Трандуил сыну. — Я надеюсь, он того и правда стоит. Я очень на это надеюсь.

При последних словах он не мигая уставился на Арагорна, и тот шумно сглотнул.

— Обещай мне, что будешь счастлив даже здесь, в окружении этих… ну, кто бы там тебя не окружал ныне, — строго потребовал Трандуил у Леголаса. «Ты сильный. Сильнее прочих. Ты справишься. Если и может кто-то справиться с подобным, то только ты».

Трандуил испытывал смесь ужаса и восхищения. У его сына хватило сил сотворить то, что не всякий перворождённый не то что бы не выдюжил, так и вовсе бы о таком помыслить не смел! «Моё величайшее наследие не дворец и не самоцветы, и даже не Лес. Моё величайшее наследие стоит прямо передо мной».

— Обещаю, — пробормотал Леголас, затем прокашлялся и уже твёрже сказал. — Обещаю. И ты обещай, пап.

— А я уже очень счастлив. Я любил и был любим. Я привёл свой народ к великим победам во множестве славных битв. Я сражался за то, во что верил, и заслужил уважение и верность своих воинов. И у меня, оказывается, совершенно неведомым мне образом вырос прекрасный сын. Удивительнейший из всего рода эльфийского, — и Трандуил сделал то, что, как бы Леголас ни рылся в своей памяти, не мог вспомнить, чтобы такое происходило когда-либо ранее. Отец его поцеловал в висок и прижал к себе в крепком объятии.

Когда король лесных эльфов взошёл на корабль, то не обернулся. Леголас мог думать только о том, что прямо сейчас отплывает последний эльфийский корабль, построенный для путешествия за Море. Чайки всё так же кричали, всё так же плескались волны, но нынче всё было иначе, чем при отплытии Халдира и его воинов. Арагорн и Леголас остались одни на берегу, на опустевшем причале, в опустевших Серых Гаванях.

— Мы построим тебе корабль. Ты отплывёшь, когда захочешь. Гэндальф, наверное, потому и остался, чтобы отплыть с тобой, когда придёт время. Даже после моей смерти ты останешься правителем Гондора столько, сколько пожелаешь. Твой трон никто и никогда не займёт, — то были пустые слова. Арагорн это знал, но не мог придумать ничего иного.

Леголас, не говоря ни единого слова, развернулся, вскочил в седло и отъехал, не обращая внимания на то, присоединился ли к нему Арагорн или же отстал.

Арагорн, конечно, заметил, что Леголас сам не свой все последние дни. Но разве ж это не было ожидаемо? Ему не хотелось утешать эльфа словами, что вот он скоро помрёт, и тогда Леголас сможет отплыть за Море. Арагорн смел надеяться, что Леголас его и правда любит и что напоминания о неминуемой смерти Короля — это слабое утешение для него. Да и если начистоту, Арагорн был уверен, что проживёт ещё многие годы, а когда придёт время, то покинет этот мир без сожаления, ведь Гондор будет в надёжных руках, а Леголас сможет воссоединиться со своим народом и отцом.

А ещё он думал, почему он относительно легко отпустил Арвен и оставил её в своей жизни исключительно как дорогие сердцу воспоминания, а с Леголасом всё иначе? Тот всего лишь молчал и не смотрел, а уже хотелось кричать от страха и боли. Он был рядом, просто не улыбался ему, не касался его, и это уже приносило ужасные страдания.

Леголас уже некоторое время старательно игнорировал шишки и ветки, которыми в него кидался Арагорн. В конце концов, этот мелкий мусор скатывался с его плаща, не доставляя неудобств.

— Лас? Ну, Ла-а-ас, — в добавок к шишкам раздался зовущий голос. — Эй!

— Чего тебе? — устало отозвался Леголас, решив, что быстрее начнёт — быстрее покончит с этим всем. Он придержал лошадь и огляделся. Уже смеркалось.

— Ночлег?

Немного помявшись, Леголас всё же кивнул и слез с лошади. Доспехи Арагорна бряцали, и это было так странно. Раньше, когда они вот так же путешествовали вдвоём, одежды Странника были бесшумны, как и его шаги. Теперь он, кажется, не мог передвигаться не издавая ни звука и не оставляя следов.

Они разыскали воду и развели бездымный костёр, и всё это в полном молчании. Затем уселись каждый по разную сторону огня. Леголас опёрся спиной о ствол дерева и сделал вид, что задремал. Арагорн же прислушивался к звукам леса, затем в какой-то момент засвистел, передразнивая пичугу, что разливала трели, сидя на ближайшей к нему ветке разросшегося кустарника. Птица удивлённо смолкла, затем неуверенно повторила свою песню, получила ответ свистом и, склонив голову на бок, уставилась на Арагорна блестящими бусинами глаз.

— Не дразни её, — не выдержал Леголас.

— Мы разговариваем, — безмятежно ответил Арагорн. — Ты же со мной говорить не хочешь. Так хоть кто-то.

— Я… не хочу тебя слышать, но поговорить желаю страстно. И что же мне делать, м? Скажи, Великий Король?