Венеция (1/2)

Венеция — один из древнейших и красивейших городов мира.

Город на воде, известный на весь мир своими узкими, затопленными улочками, поющими гондольерами и пышными маскарадами.

Темнота плавно окутывала окрестности древнего города. Вечер плавно передавал бразды правления ночи. Казалось всё и вся замерли в ожидании нового дня, однако огни, горящие на окраине города, говорили как раз об обратном.

Свет множества свечей, звуки оркестра… и множество людей вокруг. Бал-маскарад был в самом разгаре, шампанское лилось рекой, столы ломились от разнообразных яств, и слегка поддатые дамы и господа занимались своими делами: кто-то перекидывался обрывистыми фразами, кто-то флиртовал, кто-то обсуждал последние новости. Отовсюду, словно из рога изобилия, сыпались благодарности господ за столь шикарный вечер в адрес хозяина торжества.

Однако эта атмосфера праздника не радовала лишь одного человека.

Где-то в углу огромной, заполненной людьми площади, прислонившись к имитированной колонне, стоял юноша. Маскарад оказался очень кстати, потому что тому не хотелось светиться в этом царстве лицемерия. Высокий, широкоплечий брюнет в венецианской маске шута на пол лица, медленно цедил шампанское, галантно поданное лакеем в нелепой маске баута.

Всё происходящее вокруг навевало на парня ужасающую скуку. Несмотря на относительно молодой возраст, юноше казалось, что всевозможные прелести этой жизни уже испробованы. Как будто перепробованы всевозможные лакомства, и даже самые любимые когда-то, не приносят былого удовольствия. В таком состоянии мир становится чуть тусклее.

Несмотря на калейдоскоп всеобщего веселья, он был пуст. Словно всю палитру цветов вылили в реку под названием «жизнь», и та постепенно смешалась с потоком, теряя свою яркость. Такого примерно было состояние молодого буржуа Дамиано Давида. Попивая шампанское, отвратительное кстати, он осознавал, что пресытился всем, чем только можно и даже нельзя, и ему было скучно. Просто смертельно скучно.

Так он себе твердил на протяжении последних лет.

Сейчас в нём не узнать того жизнерадостного юношу, завсегдатая светских вечеров и похитителя дамских сердец. Он и сам устраивал пышные вечеринки, не жалея денег ни на что. Всё изменила одна персона, с которой ему не посчастливилось встретиться на одном из таких вечеров. Он влюбился без памяти, а она отыгрывалась за измены мужа. Он отдал ей душу, а она оставила ему пепел. Из-за неё торжества прекратились. Прошло немало времени, но он научился жить с этим, смог выбраться из того жалкого разбитого состояния. И невероятно горд этим.

Лениво окидывая взглядом свое окружение, он с тоской понимал что все они — никчёмные пустышки. Пустышки, ведомые собственными дешёвыми амбициями, эгоизмом и гордыней. А дамы… от них только название. Гадкие обольстительницы, думающие лишь о толщине кошелька или же о размере причиндалов его обладателя. Красивый фасад и убогое содержание. Он знал их всех.

Где все благородные дамы и господа, о которых ему ещё мальчишкой рассказывали взрослые? Где честь, за которую могли смело отдать жизнь? Когда слова любви обесценились настолько, что, говоря одному «люблю», убегали в объятия другого? Или как можно страстно клясться в любви к одной, но при первой (первой!) же возможности бежать за другой? Абсурд.

Весь мир сошёл с ума.

Да, он не святой, чтобы порицать других, ведь свои грехи тянутся за спиной большой тенью. Да и на это звание претендовать никогда не смел. Просто пришло осознание: он губит себя. Тратит жизнь почём зря. И чем дольше здесь остаётся, тем больше пропадает даром бесценное время.

Он уже было собирался покинуть сей цирк, устав слушать перешептывания отдельных особ, как его кое-что остановило.

Перед его взором в толпе промелькнуло красное платье. Лишь на мгновение, и заново растворилось в толпе. Казалось бы, пустяк, ещё один цвет в буйстве красок, но больше его привлекла владелица сего одеяния. Кажется, они не встречались. Тонкая нить любопытства потянула его назад, вглубь торжества. Это что-то новенькое.

Брюнет нырнул в гущу человеческих тел и стал прокладывать себе путь в другую сторону, иногда приподнимаясь на носках, чтоб осмотреться поверх голов, обтянутых в разнообразные маски и парики. Он обходил громко хохочущих мужчин, отбивался от флиртующих дам, уворачивался от неизвестно откуда появляющихся лакеев с подносами, но так и не нашёл то, что искал. Красный шлейф появился снова и снова исчез где-то в центре толпы, куда и пошёл парень. И вновь ничего. Он обречённо вздохнул и поплёлся к столу с бокалами вина. Едва отпив напиток, он снова заметил кроваво-красную ткань. Издевательство, не иначе! Но интерес пересиливал эгоизм, что кипел глубоко внутри молодого тела. И что-то в голове упрямо твердило, что он не пожалеет, если пойдёт вслед. Ему чуть не стало дурно от внезапного чувства азарта. Списав свое возбуждение на вино, своей крепостью, ударившей в голову, молодой человек двинулся к столу с закусками, поскольку за вечер, кроме игристых напитков, тот ничего не употреблял.

Брюнет обошел площадь и замер. Его взор зацепился за изящный девичий стан, обтянутый кроваво-красной тканью. Молодая леди, обладательница золотых локонов, что мягко струились по полуобнаженным плечам, медленно, поступью царицы проплыла мимо брюнета, оставив после себя лёгкий шлейф цветочных духов. Словно завороженный, он обернулся и не отрывал глаз, смотрел ей вслед. Странное наваждение. Что-то тянуло к ней. Она не такая как остальные, он чувствовал это. И понял это, когда поймал её взгляд. Голубой взор, словно взгляд медузы Горгоны оборачивал в камень, не позволяя сделать и малейшего движения. Два аквамарина с бушующим огнём внутри глядели, из-под угольно-черной кружевной маски, оценивающе, с ноткой игривого интереса. Брюнет не оставал, стреляя глазами и обворожительно улыбаясь в ответ.

Неизвестно сколько длились эти импровизированные гляделки, однако ему наскучило стоять без дела. Осушив бокал для пущей храбрости, он поставил пустую посуду на удачно подставленный поднос, и отважился наконец подойти.

— Я уже думала вы вечность будете там стоять — подала голос незнакомка, сверля того глазами.

Он едва заметно вздрогнул. Низкий голос с хрипотцой вызвал по телу брюнета приятные мурашки.

— А я уж думал, вы выжжете дыру в моей голове — парировал он.