«Ночной кошмар» (1/2)

«Сука! Тварь какая… Блядь, чтоб тебя!» — проносились маты в голове у Эмиля, пока он не мог двигаться и валялся на спине, пережидая болевой шок. Он сжимал гитару, которая чудом не вылетела у него из рук, когда он совершенно неожиданно запнулся, переступая через переднюю рампу, и полетел кубарем. Он грохнулся со всей дури об пол сцены. Самое обидное — сегодня он был абсолютно трезв!

Фронтмен группы тут же не упустил случая привлечь к упавшему внимание. Сука! Встал над ним, виляя своими сексуальными бёдрами, и кривлялся, свинья… От боли Эмиль забыл, как дышать; он пытался собраться с силами и встать, чтобы продолжить играть свою партию, а приходилось смотреть на танцующую перед его лицом жопу Берга.

С Эмилем Нёдвэйдом никто никогда не считался. Прямо с детства. У него не спрашивали, хорошо ему или плохо, как он себя чувствует, что он думает, и так далее. И Эмиль просто занимался своим делом, не требуя хоть какого-то интереса к себе. А в «Детстарз» Андреас сперва дал Эмилю привилегированное положение: заигрывал с ним, обнимал-целовал; держал всегда рядом, по правую руку. Потом Нёдтвейдт понял: ко всему, кроме сцены, Берг относится несерьёзно. Он целовался взасос со всеми желающими, и флиртовал напропалую. Андреас не был блядью — просто эстетствующим маргиналом. Если перед ним раздвинуть ноги — воспользуется, раз сами предложили, и спасибо не скажет. Нёдвэйда он ценил, как музыканта и продюсера, заботился о нём, но никогда не любил.

Эмиль простонал от боли, скрипя зубами. Сейчас ему хотелось плашмя огреть Берга гитарой по спине! Да, он боялся: если возьмётся за это дело, то уже не остановится. Постепенно Эмиль стал чувствовать своё тело. Удар его оглушил, но теперь Нёдвэйд снова слышал звуки. Прошло всего несколько секунд, судя по песне, которая сейчас играла. Эмиль вскочил на ноги и ударил по струнам гитары, в своей манере делая резкие выбросы рукой.

После концерта Эмиль ждал подъёбов со стороны коллег по группе: Берг их науськает, как пить дать. Он уже приготовился ни на что не обращать внимание… Не вышло. Сперва Эрик Кот, дрянь самовлюблённая, обносил всех коктейлями на подносе, изображая официанта. Стрелял Бергу глазками, угождая боссу, и сперва пропустил Эмиля, будто его нет вовсе, а потом, бросив на него лукавый взгляд, всё-таки поднёс ему оставшийся на подносе бокал абсента, но как бы нечаянно опрокинул ему на колени. Нёдвэйд поймал бокал, почти не расплескав содержимое. Отсел от козлов-коллег на край диванчика, и стал пить с невозмутимым видом.

То и дело мелькали вспышки фотоаппаратов, мимо постоянно кто-то носился и снимал группу. Эмиль расслабился, сделав лицо попроще. В другом углу помещения, где выступавшие на концерте музыканты мирно бухали, за столиком с разнообразными закусками, выделялись двое парней. Эмиль сразу почувствовал, что они уже давно вместе. Он напряг память, вспоминая их имена… Юрки и Юсси. Кажется, оба добавляют к своим именами цифры «69». Забавная парочка.

Эмиль закурил сигарету. Он наблюдал, как ведёт себя этот тандем. Взъерошенный, будто потрёпанная ворона брюнет скандально-наглого вида скучал и злился. Его спутник, Юрки, тоже походил на птицу — даже не столько ворон, сколько, пожалуй, целая цапля: острый нос и длиннющие ноги; тоже брюнет, но сразу видно, что крашенный. Эмиль потрепал себя по волосам: он сам от природы светловолосый и тоже крашеный в чёрный. Но Юрки определение «крашеная сучка» подходило как нельзя лучше.

Юрки сидел, капризно надув чувственные губы, как принцесса на выданье: то ей не то, то ей не эдак! Он не притрагивался к закускам, только пробовал различные коктейли, сперва тщательно и подолгу обнюхивая стакан, прежде чем испить. Потом морщил нос, чем уже довёл своего партнёра до белого каления. Нёдвэйд про себя поржал. Даже с его депрессивно-ленивым характером, за что его называли камнем, да и он бы уже точно не выдержал — освежил капризную сучку, вылив на голову бутылку пива, чтоб волосы слиплись.

— О чём задумался, Эмил? — отрезвили его самого окриком.

Берг, мать его. Он любил опускать мягкий знак в имени Эмиля. Нёдвэйд внезапно вскипел.

— Настроения нет, или отшиб себе задницу и теперь болит? — продолжал подкалывать Эмиля Берг. — Зря не нажрался, как всегда, в говно. Спьяну ты грациознее.

Берг заржал, музыканты «Детстарз» его поддержали.

— Чё ты там невнятно вякаешь? — резко ответил Нёдвэйд. — У тебя уже язык не ворочается, или по привычке хер во рту держишь?

— Ревнуешь, что не твой хуй сосу? — парировал с мерзкой улыбочкой Андреас.

Эмиль закатил глаза под густо намалёванные чёрным веки.

— Пошёл ты нахер, мудило, — бросил он в лицо Бергу.

Эмиль поднялся с диванчика. Андреас подлетел к нему, вцепляясь ему в локоть.

— Не смей меня при всех посылать, понял? — прошипел он.

— Командовать будешь своими суками, Вип, — отцепляя от себя словно противные клешни рака, пальцы Берга, ответил Эмиль.

— Найт, тебя давно не ебали? — парни перешли на свои сценические прозвища. — Пойдём, отсосу, — уже спокойнее продолжил Андреас, кивая в сторону туалета.

Внезапно Эмилю стало противно смотреть на пьяную, в гриме и блёстках, рожу Андреаса.

— Побереги свою глотку для этих шлюх, — Нёдвэйд поочерёдно ткнул пальцем на ожидавших, чем закончится его ссора с Випом, музыкантов.

— Ты действительно «Ночной кошмар», дорогой, — издевательски бросил ему в лицо вместе с перегаром Берг. — Страшный, как война. Тебя ебёшь и плачешь от ужаса. Тазик рядом с кроватью поэтому всегда и ставил на всякий случай.

Берг размазал Эмиля словами, как грузовик по бетонной стене.

Нёдвэйд вздрогнул.

— Спасибо за откровенность, — выдавил он из себя.

Дальше Эмиль плохо соображал. Он пришёл в себя на сцене, держа в руке гитару. Технический персонал уже разобрал всю аппаратуру, и свет едва освещал непривычно пустое помещение парой прожекторов.

Эмилю было похуй, что он отнюдь не красавец, как Юрки из группы с дурацким названием «Шестьдесят девять глаз». Ему хватало сексуального внимания со стороны фанатов. Но Берг, сволочь, задел его самолюбие за живое. Даже если между ними не было любви, услышать, что кто-то, трахая тебя, сдерживал рвотный позыв — оскорбительно. Неприятно и больно.