Часть 32.2 (2/2)
Все еще было больно: от того, что Калем сделал, от того, как все обернулось. Но эта боль просто мягко пульсировала внутри. Почти привычная, почти незаметная.
— Давай посидим так еще, — попросил Бриз. — Немного.
Но Калем не успел ответить.
Вокруг них сгустился туман, и тонкий голос, расслаивающийся на отдельные звуки, произнес прямо у Бриза в голове:
«Отпусти маму!»
***
Он топорщил облачную шерстку, чтобы казаться больше, щерил клыки, как настоящая гончая ужаса — это могло бы быть даже забавно, если бы не ощущение тяжелого душного страха, которое пропитывало все вокруг. Эта сила была не такая тяжелая, как сила Лира или Ламмара, но Бриз ни мгновения не сомневался, что Пушок способен убить — хочет убить.
— Пушок, все в порядке…
Бриз поспешно вскочил, неловко задел Калема локтем и едва не упал. Упал бы, если бы вовремя не оперся на воздух.
Калем медленно поднялся, потянул Бриза себе за спину:
— Уходи, он не в себе.
«Отпусти!»
Голос Пушка резанул слух, и одновременно сила хлестнула вперед — порыв воздуха едва не сбил Бриза с ног, Калем задохнулся, согнулся пополам.
— Хватит! — Бриз рявкнул это, постарался рявкнуть, как Лир. Тот как-то умел крикнуть «Хватит» так, что все замирали.
Ни Пушок, ни Калем даже не обернулись.
Ветер вокруг словно взбесился, метался меж стен, завывал — Пушок хватал его грубо, не умело.
«Ты уже сделал маме больно! Отпусти его!»
Бриз едва успел загородить Калема собой, рванул собственный ветер пеленой прямо перед собой — преградой, защитой.
Почувствовал физически, как о барьер разбилась чужая сила.
И тут же метнулся вперед, подхватил Пушка на руки, прижал к себе крохотное, вырывающееся тельце.
«Я его убью! Убью!»
Калем кое-как выпрямился, держась за живот, оскалился в ответ — на мгновение глаза вспыхнули пламенем, и тут же он взял силу под контроль.
— Не нужно, — быстро заговорил Бриз. — Не трогай Калема! Пожалуйста!
Пушок содрогнулся всем телом, из крупных клоков тумана вокруг выступали бесформенные пасти, изломанные руки.
«Это он виноват! Это все из-за него!»
Он не контролировал силу, и она проникала в Бриза, вызывала глухой, какой-то отчаянный страх.
Лир насылал ужас иначе.
Страх Пушка был безнадежный, пропитанный смертью и одиночеством. Абсолютной беспомощностью, и на мгновение внутри мелькнула отравленная мысль: «Это из-за нас? Это мы его таким сделали?»
Сколько раз Пушок боялся за Лира с Бризом, боялся, что кто-то из них умрет, и ничего не мог сделать?
— Я здесь, — быстро, отчаянно зашептал Бриз. — Я здесь, я жив. Не нужно, не трогай Калема…
Пушок содрогнулся в его руках, обмяк как-то разом, и Бриз принялся его укачивать на руках, видел, что иногда так успокаивали детей.
«Он мог тебя убить…» — отчаянно, тихо шепнул Пушок. — «Мог тебя убить, и я бы не смог помочь».
— Он меня не тронет. Больше не тронет, — Бриз и сам понимал, как слабо, как неубедительно это звучит. Что еще он мог сказать?
— Не нужно никого убивать, — попросил он.
Внутри Пушка был монстр — пока крошечный, еще не вошедший в полную силу. Чудовище вроде того, что спало в Лире.
Калем медленно подошел, неловко опустился у ног Бриза, и хрипло пообещал:
— Я ничего не сделаю, клянусь кровью.
«Ты и раньше обещал!» — огрызнулся Пушок. Искры глаз горели ненавистью. — «Кормил меня, был с нами, а потом предал!»
А ведь Калем был рядом всю его недолгую жизнь, все время с момента, как Пушок воплотился.
— Все не так. Все очень сложно.
Он не знал, как объяснить ему все про Карна, про его силу и голос внутри себя, про то, почему Калем это сделал.
И Пушок ведь винил того не поэтому. Он винил его, потому что едва не лишился Бриза, и ему нужен был кто-то, кого за это ненавидеть — за свой страх, и свою беспомощность.
— Ты правильно меня ненавидишь, — сказал Калем. — За дело. Но я хочу его защитить.
Пушок встопорщил шерсть, напрягся, и его тонкий голос прозвучал горько, словно у взрослого:
«Я тебе верил. Больше никогда не буду!»
— Он не врет, — шепнул ему Бриз. — Калему жаль, что так вышло.
«Ему не жаль!» — Пушок отчаянно замотал головой. — «Никому не жаль! Никто никогда обо мне не думает!»
Он расстраивался, и в тот момент наверняка в это верил.
Бриз прижал его к себе, прижался губами к голове.
— Мне жаль. И я о тебе думаю.
Пушок мотнул головой, посмотрел зло искрами глаз:
«Если бы ты думал, ты бы его не вернул. Пусти меня».
Но он не вырывался, и Бриз чувствовал, что его ни за что нельзя отпускать.
— Не могу, — шепнул он. — Ты же уйдешь.
«Уйду! — зло подтвердил Пушок. — Уйду, и ты будешь без меня! И без меня тебе будет плохо!»
— Без тебя мне будет невыносимо, — признал Бриз. — Не уходи. Пожалуйста.
«У тебя есть этот твой Калем».
— Калем тебя не заменит.
Бриз снова коснулся губами его макушки, и в этот раз Пушок это принял.
— Мне жаль, — сказал Калем, произнес это неловко. И Бриз видел, что ему было стыдно.
Пушок вскинулся, щелкнул челюстями, а потом как-то поник:
«Ты ведь не думал, да? Что предаешь не только маму. Но и меня. Ты даже не помнил про меня, да? Даже не помнил, что я есть».
— Я не знал… — хрипло сказал ему Калем, — что можно иначе. Что есть выход.
«Я тебя ненавижу. И всегда буду ненавидеть».
— Калем… — нерешительно начал Бриз, погладил Пушка, потому что не знал, как утешить еще. — Ты не мог бы уйти куда-нибудь? В соседнюю комнату? Ненадолго, просто… мы с Пушком…
Он не хотел обидеть, и знал, что нужен Калему тоже.
Но он не мог разорваться, и Пушку был нужнее.
— Я буду в центральном зале, — глухо сказал Калем, направился к двери.
Выход ему перегородила высокая, худая фигура.
Лир смерил их всех ледяным взглядом и спросил:
— Что здесь происходит?