Глава 30.2 (2/2)
Не могла дотянуться.
И сам он был рад, что не дотянется. И что, умирая, умрет собой.
Не осколком Карна. Не воплощением его силы.
Просто собой.
Чернота застилала глаза пеленой, и Бриз уже ничего не видел. Только огненные, пустые глаза Калема. Тот выжигал себя изнутри.
А потом громыхнуло что-то — так оглушительно, что этот звук пробился сквозь холод, сквозь боль и беспомощное ожидание смерти.
И вокруг все заволокло туманом.
В этом тумане прозвучал голос — он расслаивался на десяток голосов, пробирал до костей.
— Верни ему пламя.
Он не кричал, ему было не нужно.
Он приказывал и знал, что Калем не сможет противиться.
— Я не могу, — шепнул Калем. — Я не могу, я не должен…
Но пламя уже струилось обратно, наполняло Бриза теплом, и он наконец смог сделать вдох, закашлялся, содрогаясь.
— Внутри него Карн. Я не могу, не имею права… Ты же видел, на что он способен!
Бриз чувствовал, что теряет сознание, глаза закрывались, и он цеплялся как мог — услышать слова Лира, услышать хотя бы в последний раз.
— Ты не убьешь мой ветер. Или я стану кошмаром намного хуже, чем Карн.
Бриз успел услышать только это. А потом чернота накрыла его с головой, удушливой страшной волной. И он провалился в беспамятство.
***
Бриз пришел в себя от боли. Болело что-то в груди, и было холодно. Что-то мягкое и теплое прижималось к нему, гладило невесомо по плечу.
— Бриз, пожалуйста. Бриз открой глаза, — голос был детский. Тихий и испуганный. — Я больше никогда не буду звать тебя мамой, если не хочешь. Мне не надо подарков. Только проснись.
Бризу хотелось потянуться, прижать Пушка к себе, но руки не слушались. Все тело было будто чужое, не получалось даже открыть глаза.
Лир тоже был рядом, Бриз чувствовал его присутствие, ощущал, но не мог дотронуться.
Он попытался повернуться, застонал от боли.
— Пап! Пап, он просыпается.
— С ним все будет в порядке, — спокойно, равнодушно сказал Лир.
И Бриз внутренне сжался. Лир злился. Старался это скрыть от Пушка, но все-таки злился.
Голос не слушался, и открыть глаза стоило огромного труда, но Бриз справился, выдавил хрипло:
— Г-где… Калем?
И от мысли о том, что Лир мог его убить, было… страшно.
— Бриз! — Пушок прижался к нему ближе. — Бриз-Бриз-Бриз-Бриз! Ты проснулся! Ты живой!
Бриз кое-как протянул руку, погладил его по волосам. Его самого этот жест всегда успокаивал.
— Калем жив, — ледяным тоном отозвался Лир. — И это все, что тебе нужно знать.
Бриз смотрел на него: у Лира заострились черты, горели в черноте полумаски огоньки глаз, и в уголках губ залегли глубокие тени. Он казался… изможденным, больным.
— Пап…
— Оставь нас, — резко бросил Лир. — Нам с юным Бризом нужно поговорить.
— Не пойду! Не пойду, не пойду, не пойду! — голос у Пушка дрожал, и сам он дрожал тоже. — Если уйду, ты опять будешь обижать маму! Я тебе не дам!
Бриз погладил его снова. Рука казалась тяжелой, слабость пронизывала все тело.
— Все… хорошо. Лир меня… не тронет. Все будет… хорошо.
Пушок прижимался к нему изо всех сил, словно боялся, что Бриз исчезнет.
А тот вспоминал, как прижимал его к себе Калем. И хотелось плакать.
Глупо и по-детски, и это все равно ничего бы не дало.
— Я не хочу уходить, — Пушок замотал головой — Бриз не увидел это, почувствовал — Не хочу, мне страшно. А если я уйду, и больше тебя не увижу? Не хочу бояться, не хочу, чтобы ты пропал! Это нечестно!
Бриз прижал его в ответ, как смог, шепнул:
— Иди. Я тут. Я никуда не уйду.
Он подтолкнул его легко, мягко.
Почувствовал, как Пушок колеблется, как садится на кровати.
Он все-таки ушел, медленным, шаркающим шагом.
Замер у выхода и долго не решался уйти.
Но, в конце концов, Бриз с Лиром остались наедине.
— Скажи мне только одно, — холодно, зло сказал Лир. — Ты собирался рассказать мне про Карна? Хоть когда-нибудь.