Часть 7 (1/1)
Мать сначала отпустила Макса только на неделю, «чтобы не слишком был нахлебником». Какой идиотизм! Мои только рады, что у меня здесь друг. Потом он все же упросил мать остаться еще на неделю, но и она подходит к концу. Оставалось всего три дня, когда я спалился.
Был жаркий день, мы были на речке, наплавались. Макс уже вылез на мостик, а я еще стоял рядом, мне там по грудь. Поболтав ногами в воде, он оперся руками на край пристани и встал в уголок. Молодец, ни часа без тренировки! Плечи и лицо напряжены, на животе проступили жгутики, мускулистые ноги горизонтально над водой и подрагивают от напряжения, носки тоже вытянуты в струну — красиво! И главное, прямо у меня перед носом. Поддавшись озорному желанию, и я пощекотал его ногу. Он дёрнулся, уголок развалился. Возмущенный Макс оттолкнул меня ногой и стал брызгаться. Начались возня и хохот. Он лягался и не пускал меня к пристани, но я сумел поймать его правую ногу и зажал под мышкой, а свободной рукой пытался схватить за лодыжку другой ноги и стянуть его с мостика в воду. Пытаясь высвободить пойманную правую ногу, он уперся левой сначала мне в грудь, но я увернулся, и нога соскользнула по мокрой коже. И тогда он уперся мне стопой прямо в лицо.
Какая наглость! У меня замерло в животе. Макс ещё надавил и вытащил правую ногу из плена. И тут меня просто накрыло. Я не хотел сбросить с себя его наглую лапу. Напротив, взявшись двумя руками за лодыжку, я прижался к ней лицом, а потом переместил со щеки на губы. Я просто не мог оторваться от нее. Стопа у моих губ стала мягкой, как у большой кошки. Я провел ее вверх и вниз по лицу и губам. Мне безумно нравилась ее прикосновение. В животе замирало. Совсем перестав соображать, я дотянулся губами до пальчиков и на секунду погрузил их рот, облизывая языком. Во рту был вкус речной воды и моего друга. Макс и не думал отбирать ногу. Напротив, он чуть пошевелил пальчиками и вытянул носок, едва уловимо продвигая его глубже в мой рот. Это вывело меня из транса. Я отстранился и поднял глаза.
Макс смотрел на меня удивленными, но какими-то хищными глазами. Его ноздри были раздуты, а ребра под кожей проступали на каждом вздохе. Это напряжение после уголка и возни пару секунд назад? или реакция на мою безумную выходку?. Это еще можно как-то перевести в игру или шутку? Или я спалился окончательно? В животе разливался вакуум от солнечного сплетения до паха.
— Нравится? — неожиданно хрипловатым голосом сказал Макс. — Вкусно? Давай еще. Вот вторая, — и он, потянувшись вперед, двумя руками взял меня за затылок и решительно притянул к своим коленям, а потом поднял ногу и поставил стопой на край пристани.
Нет смысла больше притворяться. Я провалился в бездонную пропасть и ощущал сладкую жуть и безвозвратность своего падения. Снявши голову, по волосам не плачут. Какой смысл теперь изображать из себя невинность? Макс притянул меня к своей ступне, и я стал лизать пальцы и начало подъема. Никогда не забуду свежий вкус капель речной воды на ноге моего друга.
***
Хотя вокруг никого не было, наш мостик можно было видеть из окон пары домов. Вряд ли кто-то смог бы на таком расстоянии разглядеть, чем мы занимались, но все же на виду было стремно. Рассудок ко мне уже вернулся. Отводя глаза в сторону, я вылез из воды. Макс встал и тоже пошел к дому.
— Давай еще. Ты же сам хочешь. Мне тоже понравилось. Не переживай. Никто не узнает, — сказал Макс, когда мы зашли в комнату, и улыбнулся своей самой неотразимой и обаятельной наглой улыбкой.
— Давай.
Он сел на стул прямо в мокрых плавках и положил протянутые ноги на кровать, рядом с которой я стоял. Я послушно присел на пятки. Сердце колошматилось, в паху тянуло. Ладно, Макс сказал, что никто не узнает. Ему это нравится, мне тоже. Очень стыдно, но сдержаться я не могу. Я стал лизать и целовать его ногу, каждый миллиметр, каждый изгиб и закоулок. Потом он взял меня руками за шею и положил на пол перед собой. Одну ногу поставил на горло, другую на живот. Я хотел, чтобы это продолжалось вечно. Я ощущал не только тепло его ноги на животе, но как бы излучение от нее, которое проникало мне глубоко в пах и приятно смешивалось с тем холодком и пустотой, которые теперь там поселились. А другая нога на горле означала его власть надо мной. Я ощущал очень остро, что теперь в его власти. Видимо, наши мысли опять совпали: он придавил горло чуть сильнее, а потом прижал ногу к моему подбородку, задирая мне голову. Другая ступня переместилась с живота на мою голову, и он несколько раз провел ей по всему лицу сверху вниз. Я изловчился и лизнул. В ответ я получил легкую пощечину ногой, и потом еще несколько раз. Эти пощечины меня жутко возбудили. Ступни Макса стройные, но не узкие. Он бил меня по щекам не очень больно, мягкой подушечкой, но сила чувствовалась. Потом он потянулся за телефоном.
Все дальнейшее запечатлено камерой и хранится в облаке. Его ноги на моем лице и груди, пальцы в моих губах, мой язык лижет его пятку. Эти фотки закрепляли мое рабство и его власть надо мной. Я знал, что они останутся у него в залог моей покорности. Меня это устраивало. Пусть он будет моим господином.
— Сними-ка трусы, они же мокрые, — сказал Макс, хотя и сам сидел в мокрых трусах. Я повиновался. Макс откровенно рассматривал меня голого с ног до головы с каким-то новым интересом, как будто впервые видел. Он разглядывал свою вещь. Я теперь принадлежал ему. Он повернул меня спиной и медленно провел рукой от шеи до ягодиц и ниже по бедрам. Волна мурашек по моей коже сопровождала движение его руки. Какое-то электричество покалывало по обе стороны позвоночника, когда он проводил там. Затем он повернул меня к себе лицом, снова провел ладонью по груди и животу, в котором был абсолютный вакуум.
— Встань туда, — он показал на место в другой половине комнаты, куда падал свет. Следующие полчаса я поворачивался и вставал в разных ракурсах по его приказу, а он снимал. Моя нагота была тоже зафиксирована.
— Фотки так себе, потом на природе еще пофоткаем тебя, где свет получше. Не переживай, все будет нормально. Никто не узнает, только ты должен слушаться, — сказал Макс. — Будешь делать все, что я прикажу, окей?
— Окей, — сказал я.