Часть 72 (1/2)
Ветер завывал, воздушные потоки били в крылья, бросали из стороны в сторону. Шэнь Цзю только крепче стискивал зубы, ощущая каждую напряженную мышцу в собственном теле.
Больше нет той внутренней силы и меча, который казался надежнее земли под ногами. Мир вокруг жесток, как жестоки и все существа, им порожденные: как жесток теперь и сам Цзю. Каждая мышца наливалась силой и ядовитой темной ци, каждый удар судьбы превращался в бесконечный бой с неравным противником.
Со временем покрытое синяками тело превращается в один комок боли, и новые удары уже невозможно ощутить. Таким и чувствовал себя Шэнь Цзю — направленной к цели стрелой, более нечувствительной ни к чему.
Раны снаружи, раны изнутри. Невидимая кровь.
Есть только направление и цель, а еще — красная нить, за которой еще тянется сердце. Если тело его стало демоническим, то душа ведь тоже…
Заражена. Заражена злобой и ненавистью.
Он утешал Бинхэ, говоря о том, что суть человека не так-то просто изменить, но свою уже потерял. Он и вправду верил, что есть внутри что-то незыблемое, неподвластное тьме.
Оно, незыблемое, сдалось. Тьма победила и заставила убивать. И победила не ученика-Бинхэ, что было бы понятно и простительно, а победила его, Шэнь Цзю. Победила и затаилась внутри в ожидании, готовая снова вырваться на свободу и зубами прогрызть путь наверх.
Это новое поселившееся в нем существо не любило демонов и совершенно не восхищалось красотой. И то, что Цзю сам был демоном, его не тревожило. Они — одно, остальные — другое, и их сравнивать не надо.
Это существо раздражалось при виде Чжучжи-лана и алой нити, пренебрежительно глядело и на Тяньлана — с такой силой заниматься таким бредом, увольте, и на Гунъи Сяо, и на каждого встречного, кроме себя.
Шэнь Цзю отчаянно пытался отделить себя от этого вторженца и с ужасом понимал, не желая принимать, что этот новый Цзю был вовсе не вторженцем. Он просто возник внутри, но это не дух, не заблудшая душа и не демон, а просто… другой наряд.
Другое, потрепанное и дырявое платье, в которое можно облачиться и стать иным. Еще более циничным и жестким, потому что это платье повидало многое из того, о чем сам Шэнь Цзю и не подозревал. Оболочка, которая покрыта настолько страшными ранами, что изначальной формы не разглядеть. Та, что готова ко всему и не верит никому, но довольно урчит при виде крови и кованых перчаток, в которых чует злую мощь.
А-Цзю в этой оболочке было бы совсем удобно, но чем ближе она будет к телу, тем быстрее прирастет.
От ветра жгло глаза. Внизу расстилалась темная пустошь.
Огромные территории между землями Мобэя и Чжучжи-лана должны будут принадлежать ему, потому что только таким способом он заставит с собой считаться и поднимется повыше. А еще только в битве он станет сильнее, поглощая чужую силу… тогда на воле окажется новый Цзю, который на самом деле был куда старше.
Голова гудела, как растревоженный улей. Чжучжи жив? Мертв? Гунъи Сяо давно погиб? Тяньлан никогда не получал силы Теней? Бинхэ… чудовище, убийца, жалкий щенок, кукла для битья, Лю Цингэ так глупо погиб, так глупо…
Едва удержавшись в воздухе, Шэнь Цзю завалился на бок и с трудом выровнялся. Ему вдруг показалось, что одной руки у него нет и вместе с ней оторвано крыло.
— Чушь, — зашипел он сквозь зубы, изгоняя из головы путаницу. Нить на запястье нежным теплом окутала кожу, пульсируя в такт ударам сердца.
Сейчас есть дела поважнее.
Тяньлан мог напоить его своей кровью, но не стал. Не сдержавшись, Цзю мрачно ухмыльнулся и спустился ниже к земле.
Опасность — вот ради чего живет правитель. Опасность да глупая надежда, что кто-то будет сопровождать его не только из-за силы и титула. Глупая-глупая мечта, которая торчала из каждого действия Тяньлана, как солома из худого матраса. Равный спутник это всего лишь спутник, с которым не будет скучно и которому от тебя ничего не нужно. Такой останется рядом, потому что захочет сам. Если нет никакой выгоды, то останутся только преданные.
Но кровь… если напоить Цзю кровью, то о каком выборе может идти речь?
Подчиненные демоны хороши, но нужно их искреннее признание. Можно приказать убивать, и одурманенный паразитами подчиненный убьет, но можно отправить преданного слугу, и тот не только убьет, но и попутно сделает еще десяток важных дел, соберет информацию и посоветует, как лучше поступить; если же нет искренней тяги служить и помогать, то никакая кровь не совершит чуда.
Это словно разница между увлеченным и скучающим учеником: задано одинаково, но увлеченный прочтет трижды, осознает, применит и поищет еще информацию, тогда как скучающий сонно пробежит глазами и забудет.
А еще подчинение на крови не дает никакого права на бунт, а неподчинение наверняка щекочет Тяньлана и прогоняет его скуку.
Слишком много глупостей от скуки.
Отпустив Цзю, Тяньлан не двух зайцев убил, а вытянул целую сетку рыбы со дна озера. Цзю может заполучить земли или погибнуть, но если заполучит, да поставит на колени всех местных, да не сбежит к людям, не предаст…
Кто откажется жар чужими руками загрести?
А если погибнет, то и беда невелика. Гунъи Сяо со временем можно будет воспитать правильным демоном.
Самая хитрая ловушка на земле — ловушка размером с весь мир, никаких не видно сетей и кольев; каждый выбор ведет к другому выбору, а тот уводит все дальше, и только Тяньлан молча взирает на тебя и решает, верным ли путем ты идешь. Правила пишутся прямо во время игры, а то и после, с опозданием.
Сейчас нельзя допустить ни одного двусмысленного шага. Забыть про Ци-гэ, про Чжучжи-лана и про чужака внутри тоже забыть насколько возможно. Пока они играют только вдвоем — он и Тяньлан-цзюнь, нужно притупить мнительность и при этом не заинтересовать слишком сильно, а то быть ему очередным наложником, а не генералом.
Только польза, преданность и намеки на то, что в дальнейшем Цзю станет еще полезнее, иначе ему не выжить. Все еще слишком слаб.
Темно-серый камень уступил место мелкому песку. Земли ядовитых тварей и изрытых норами холмов, дикие и ветреные пустоши — таким теперь будет дом Шэнь Цзю.
Дом, за который сражаются десяток племен, о которых он ничего не знает. Тысячи демонов и он один.
Но у него все еще есть цель, пусть далекая и туманная. Пока есть цель, стрела будет лететь.
Хребет охватила лихорадка.
Снег заметал свежие следы, но по белому полотну мгновенно прокладывали новые тропинки. Никто так и не решился убрать растаявший от крови снег, снова замерзший причудливыми розовыми кристаллами, но каждый пришел увидеть.
Символ предательства, за которое нельзя расплатиться даже жизнью.
Му Цинфан проверил все уложенные эликсиры. Недавно он добился-таки от пика Аньдин нормально пошитой сумки с ячейками, выложенными мягким войлоком. В такой сумке никакие склянки и банки невозможно было разбить, а чтобы достать, достаточно было просто опустить руку.
Следовало дождаться главы и Мобэя. У него остался только собственный меч, о котором он теперь так часто забывал. Сила несоизмеримо малой казалась в сравнении с ледяным клинком, но…
Ждать. Никто и не подозревал, как часто Му Цинфан повторял себе о необходимости остыть, выждать и не лететь сломя голову, и ему удавалось скрываться за личиной спокойного и уравновешенного лорда, но только боги знали, чего это ему стоило!
Никто не ненавидел само слово “ждать” так, как его ненавидел целитель. Он ждал смерти, ждал избавления, ждал, пока утихнет боль от гибели близких; ждал, пока сгинет ненависть от предательства оставшейся родни. Ждал, когда снова научится доверять, и к чему пришел?
Его дом разваливается на части, сердце отдано демону, который в любое мгновение по приказу может убить его, близкие люди страдают и теряют себя. Он больше не может ждать.
Лю Минъянь тихо стукнула костяшками пальцев по косяку нараспашку раскрытой двери.
— Мы готовы.
Голос ее был тихим и шелестящим, будто безжизненным, но глаза в обводке покрасневших век горели сухо и яростно.
— Хорошо, — Цинфан прицепил к поясу еще один пакет с тонкой травяной пылью — изобретением Мин Фаня, и растерянно оглянулся.
Кабинет выглядел так, будто по нему ураган прошелся. Сметенные на пол бумаги тихо шуршали, отмеченные десятками следов, дверцы шкафов поскрипывали; содержимое многочисленных полок и шкатулок теперь находилось в полнейшем хаосе.
— Мин Фань скоро поправится, но я не позволил ему идти с нами. Подойди.
Лю Минъянь молча шагнула вперед. Она сменила белые с серой окантовкой одежды пика Байчжань на нежно-сиреневые и даже строгую вуаль заменила на старую, тонкую и блестящую. Девушка выглядела не лордом, а ученицей Ци Цинци, только взгляд ее изменился слишком сильно.
— Дай руку.
Подхватив тонкую ладонь, Му Цинфан безо всякого сожаления проколол кожу крошечным серебряным кинжалом и позволил ручейку крови стечь по пальцам. Подставив бутылочку, он собрал все до капли.
— Я больше никому не дам умереть, — мрачно пообещал он и оскалился так зло, что Лю Минъянь невольно отстранилась. — Кроме этих двух… когда твой брат вернется и если вернемся мы, любыми правдами и неправдами добудь у него кровь. Будет сопротивляться, режь, пока будет спать, у тебя все равно выше шансы выжить после такого. А с главой Юэ… Пожалуй, я просто при встрече подойду обнять его и всажу кинжал в живот, раз уж он не желает обрести бессмертие добровольно!
— Мастер Му, — мягко остановила его Лю Минъянь. — Мы не можем заставлять людей поступать так, как нам удобно.
Целитель осекся. Выпустив руку с затянувшейся ранкой, он осторожно упаковал собранную кровь в большой ларец и накрыл глаза ладонью.
— Это невыносимо, — хрипло признался он. — Заполучив цветы, я предлагал каждому лорду вырастить запасное тело. Для меня это выглядело очень справедливо. Если есть возможность продлить свою жизнь, то почему нет? Но не согласился никто. Никто, понимаешь?
— Потому что это не просто запасное тело и не способ обмануть смерть, — Лю Минъянь ожесточенно замотала головой. — Мастер, вы думаете как целитель. Как тот, для кого жизнь является главной ценностью. Мы же… Путь меча предполагает не только сражения, но и принятие своей судьбы. Если мы будем обманывать судьбу, как она нас накажет? Разве можно возвыситься, используя нечестные методы? Не превратимся ли мы со временем в подобие этих одурманенных властью и деньгами заклинателей, которые последовали за Лао Гунчжу? Будет ли обман самой смерти дерзостью или неумением принять свое поражение? За некоторые ошибки придется заплатить жизнью.