3. ещё больше (1/2)

— Сириус?

— Что?

— Обними меня.

Римус часто просит меня обнимать его. Не вижу в этом ничего плохого — напротив — я вижу, что я ему совсем не безразличен. Мне нравится обхватывать его тело — он такой настоящий. Забавно, но когда я обнимаю кого-то другого — пусть даже Джеймса или Лили, — я совсем не задумываюсь о том, что под их одеждами есть тело. Что они имеют плоть — что она, плоть эта, мягкая и тёплая. И даже если и так, то тепло это я готов разделить с другими обнимающими их людьми, а тепло Римуса — только моё.

Почему-то начинаю ревновать, пока сам же наслаждаюсь им. Надо это прекращать — это ясно, но иногда мне кажется, что и Римус думает о том же. Не хочет мною ни с кем делиться. Мне нравится думать, что так и есть. И ощущение появляется, что влюбляюсь ещё больше.

— Знаешь, когда вырастим, — говорю куда-то ему в шею, — когда закончим Хогвартс, переедем жить на море. Где тепло, нет дождей и луны.

Про луну это, конечно, было лишнее, признаю. Но он не обиделся — знаю.

— От луны не убежишь, Бродяга, — он шумно выдыхает, рисуя круги на моей спине, — но дождь и правда надоел.

Мы прекращаем объятия. Я хочу сказать, что никакая луна нам не помеха, а он только то и делает, что пытается заткнуть мне рот своим.

Он не любит целоваться быстро — для него это целый ритуал. Сначала в губы, потом — их уголки, дальше по кругу, и в конце — пол лица попадает под его «поцелуйный обстрел» — это я так назвал его неторопливые движения. Думается мне, он делает это нароком — я то люблю, когда от скорости губы стираются.

Но все же его взгляд такой сосредоточенный, полный искреннего счастья заставляет влюбляться, влюбляться, влюбляться… Сильнее.

— Как-то раз мне снился сон, где мы живём в маленьком домике на берегу океана. Ты всё ходил там, говорил, что…

Римус приоставливает его рассказ — я вижу, что он смущается, не может сказать что-то. Смотрю мягко на столько, на сколько вообще могу, пытаясь не улыбаться. Такой он милый. Пусть договаривает, что начал!