гниение (2/2)
Черви умирают на его зубах, мошки разлетаются, оставляя цветы, что давно выцвели и осели засохшими лепестками в его желудке, в его почках, в его легких.
— Убей их всех.
Ему не больно, сознание делится на мелкие части, а он перетекает в ту, где боли нет, где лишь наблюдение за собственным телом, что мертвее уже не станет. Клыки прогрызают грудь, ломая ребра. Он убегает в новую клеточку, где мозг еще не заполнился ощущениями. Происходящее так прекрасно. Когда когти демона разрывают его легкие, он наконец-то вдыхает чистый воздух. Связки разрываются, перемешиваясь с костями. Маленькие белые тельца в спешке покидают его организм, но не успевают унести ни кусочка чужой плоти. Сяо вгрызается снова и снова, убивая каждого нарушителя.
И пыль покидает его горло, давая доступ еще большему воздуху, что вырывается кровью и криком. Итэр оживает, иронично умирая телом.
Чернота образуется вокруг поля зрения, она сужается, но не успевает ничего поглотить первой. Рука, в крови, в гнили, в остатках паразитов накрывает его золотые ресницы, закрывая собой весь свет, сохраняя остатки его пламени под собой.
— Засыпай.
Кошмары, воспоминания и сны срываются с каждой клеточки его мозга, переходя от глазниц к ресницам, от них же к чужим пальцам, что зарываются глубже. Если потерять способность видеть, будут ли сниться цельные образы? Или только их цветные тени?
Если дать ему съесть золотые зрачки в обрамлении белого тельца?
Бабочки мертвым грузом лежат в животе, покрытые кровью и жижей странного желтого оттенка. Как же противны живые тела, как много в них блевотного, отвратного.
Он просто хочет очиститься.
И темнота забирает все иллюзии вокруг, разрывает извечную связь, оставляя звезду одну умирать, превращаясь в нечто тяжелое, черное, засасывающее все живое вокруг.
Ибо кто создал жизнь, тот и заберет ее.
…
Пальцы зарываются в его волосы, чистые, золотистые, волнами по кровати стелящиеся. Нет в них жесткости солнечной, нет ни пыли, ни следов крови. И тело, целое тело лежит на белых шелковых простынях, укрытое одной лишь тенью, что гладит бледную кожу, бледные веки, золотые ресницы.
Итэру ничего больше не снится.
Тепло покидает тело, оставляя за собой холод и судорожно сведенные мышцы. Словно камень, словно глыба, что постепенно остывает. И стоит пройти часу или двум, тело расслабляется, обмякает в объятиях демона, чьи веки прикрыты от усталости, измождения из-за воссозданного прекрасного мгновения, общего на два чужих мира, коллапсом сведенных в целое. Сон поглотил их тепло, их жизни.
И их общее гниение.
Сладость исчезает из воздуха, заменяясь на странное смешение свежескошенной травы и чего-то морского. И Итэр такой мягкий в его руках, словно стоит поднять любую конечность, и она оторвется, открывая мышцы и сухожилия, портя момент истинной красоты.
Вечная спящая красавица в его объятиях никогда не проснется, ее не разбудить ни поцелуем, ни колдовством. И остается только охранять покой, не давая никому прикоснуться к изваянию идеальной свежести в гнилом мертвом мире семи богов.
Нить обрывается вместе с сознанием, погружая второго в идеальный сон, где нет ничего, кроме маленькой светлой звездочки.
Что была поглощена демоном.