«Уютная поездка» (1/2)
Время в поезде проходит незаметно. Или же оно так протекает, потому что Юнги сейчас с Чонгуком и совершенно не замечает ничего вокруг, словно время для него тоже начало течь иначе. Им принесли вредные блюда в виде гамбургеров, роллов, пиццы и картошки фри, а также кучу сладостей. А что вы еще хотели под вино? Только такое! Юнги даже обрадовался, что это не какая-то корейская еда [хотя и её он тоже любит] и от вина он в этот раз тоже не отказался, но пьёт крайне редко. Чонгук сидит на кровати Юнги, прислоняясь спиной к стенке, при этом чуть развернувшись к окну, так как на него спиной опирается Мин. Затылком лежит на плече мужчины, ноги чуть подогнуты под себя, альфа обнимает его одной рукой за живот, пока второй теребит бокал с вином, в котором осталась ровно половина. В руке омеги также бокал с напитком, а второй он чуть поглаживает пальцами кисть руки Чона, обнимающей его.
– Кажется, я объелся, – выдает русоволосый и чуть улыбается, глядя на сменяющиеся виды, мимо которых они проезжают. В данный момент это летняя природа, еще всё зелёное и красивое, а где-то вдали закат. Оранжевый свет попадает на них, но глаза не слепит.
– Кажется, я тоже, – отвечает брюнет, а следом слышит внезапный вопрос от омеги, тот задаёт его тихим голосом, задумчивым, но спокойным.
– Расскажи о своей семье. Почему вы с Хосоком оказались в детском доме? – он задаёт вопрос осторожно, если тот не захочет, то может и не отвечать. Понимает, что тема может быть неприятной. Кому приятно, когда их бросают родители… или же они погибли? Чёрт, об этом Юнги не подумал. – Можешь не отвечать, если тема для тебя больная.
А Чонгук и правда не любит об этом говорить. Но Юнги он готов рассказать что угодно, ведь если он планирует с ним серьёзные отношения, то нужно уметь рассказывать о своей жизни, даже если она уже в прошлом. Со своим прошлым он давно смирился и отпустил, возможно, поэтому к своим годам достиг так много. Иногда не стоит на чём-то зацикливаться, потому что не получится двигаться дальше. Когда ты думаешь о своём негативном прошлом, то не происходит никакого развития в будущем. И Чонгук не зацикливался. Ему плевать. Родители сделали слишком больно, чтобы их жалеть или по ним страдать. Довериться Мину и не потерять доверие с его стороны – вот что сейчас самое главное. Брюнет молчит пару секунд, глядя на сменяющиеся пейзажи, чуть наклоняется, головой уткнувшись носом в светлые волосы парня, вдыхает их аромат и тяжело выдыхает, повернув голову на бок и прижавшись к макушке щекой прикрывает глаза. Чон-младший на эту тему реагирует куда спокойней, он был меньше и мало что помнит, разве что один из самых ярких моментов, ставшим отправной точкой, а вот Чон-старший помнит всё.
***
Воспоминания
– Как ты мне уже надоел! Исчезни, пока я тебя вообще не убил! – замахиваясь проводом от давно уже испорченного кабеля, кричит папа на маленького четырёхлетнего омегу. Ребенок, присаживаясь и вжимаясь в стену, закрывается руками, в угол забивается, как котёнок, и тихо плачет, боясь разозлить папу ещё больше. В дом с улицы забегает альфа лет десяти и даже не раздеваясь и не разуваясь кидается на Ха Джуна, за локоть отгоняя его в сторону.
– Не трогай его! – кричит ребёнок, и резко падает на задницу, потому что папа отмахивается от него рукой и теперь уже срывается на старшем.
– Хосок, уходи в комнату! – кричит ему маленький Чонгук и просто принимает все удары на себя, видя, как брат бежит к лестнице и убегает на второй этаж в свою комнату. Чонгук ни писка больше не издал. Кабель проходится по его коже, из уст старшего доносятся сплошные маты, а кабель даже сквозь одежду больно бьёт, вероятно, останутся синяки и полосы, а в какой-то момент провод задевает и его лицо, рассекая бровь и скулу. Маленький Гуки закрывается руками - что угодно, но не лицо. У него большие планы на будущее, а лицо одеждой не скроешь. Наверное, если бы не вошедший в комнату отец, то это бы не прекращалось еще долго.
– Милый, я принёс, оставь его, – говорит мужчина, имя ему Богём, и улыбается своему омеге, что в свою очередь откидывает кабель в сторону, переступает через ребёнка и подходит к мужу, целуя того в губы и выхватывая из рук свёрток, бежит к низкому столику у дивана, возле которого присаживается.
Чонгук приподнимается, видит своих родителей, что окружили стол, а из свёртка достаются шприцы, ложки, пакетики с героином и ещё какой-то жидкостью. Всё как всегда. Ничего нового сейчас мальчик не видит. Он облизывает свою губу, слегка касается скулы и видит на пальцах кровь, приподнимается, еле сдерживая собственные слёзы, но волю им не даёт. Нельзя расстраивать братика ещё больше, он и так напуган. Нужно быть сильным ради него. Терпеть и ждать, когда всё закончится. Лучше пусть они срываются на нём, бьют, унижают, что хотят делают, но только не на Хосоке. Чонгук рано повзрослел. В свои десять у него куча планов на будущее, он уже знает, что будет делать, нужно лишь дождаться, когда их кто-нибудь отсюда заберёт.
Всё о чём сейчас мечтает Чонгук – чтобы его родители умерли. Это единственный шанс оказаться в том же детдоме. Сколько раз он думал о том, чтобы устроить им передоз? Неимоверное количество. Но лучше так, чем то, что происходит в их семье ежедневно. Он не может защищать брата-омежку 24\7, потому что он подрабатывает им на пропитание, а деньги прячет. Родители думают, что Чонгук просто посещает школу, но на деле не был в ней уже больше месяца. Тратит деньги на компьютерный клуб и на еду. Первое, чтобы было будущее, второе, чтобы до этого будущего дожить. Думает, что если так продолжит, то придут органы опеки, но их всё нет, будто они Богом забытые. Ну, что поделать, если район не благополучный. В школе всем насрать, соседи уже привыкли, только и говорят: «Бедные дети».
Чонгук поднимается с пола и бежит на второй этаж, вбегая в их общую с омежкой комнату. Смотрит на брата, который обнимает мягкую игрушку прямо на постели и всё ещё тихо плачет. Мальчик подходит к нему, садится рядом, а после тянется и слегка по волосам его проводит. Ребёнок всхлипывает и поднимает заплаканные глазки на брата, видит кровь на его брови и щеке, приподнимается.
– У тебя кровь…
– Знаю, ничего страшного, заживёт до свадьбы, – улыбается альфа и укладывается рядом, обнимая омегу, прижимая к себе. А тот сразу улыбается, но всё еще всхлипывает и смотрит на старшего, жмётся к нему. Потому что Чонгук единственный, от кого он может тепло почувствовать, любовь, заботу и ласку. Ему всего четыре, и он явно не заслужил такой жизни.
– Ты ведь на мне поженишься, когда вырастешь?
Чонгук смеется, по щеке его проводит, а потом в лобик целует и кивает, вытирая влажные щечки большими пальцами рук.
– Ну конечно, ты ведь моя самая любимая омега, – и Хосоку пока необязательно знать, что они не поженятся, но позже Чонгук ему скажет, что он встретит альфу, который подарит ему много-много тепла и любви.
***
– Мой папа не проснулся утром, отец в тот же день вызвал скорую, они-то и передали всё органам опеки, – подытоживает свой рассказ Чонгук, обнимая Юнги. – Нас забрали в тот же вечер, а через месяц сообщили, что отец тоже скончался.
Юнги в шоке. Он даже повернулся к мужчине, посмотрел в его глаза, а затем взгляд медленно опустился на скулу, на которой красуется небольшой шрамик, как и над бровью, а затем снова смотрит в глаза. Так вот откуда они, а Юнги со своей фантазией успел подумать, что это школьные следы. Он не понимает, как такое возможно, как такие люди вообще существуют. Он бы даже подумать не мог, что всё это пережили братья Чон, что они выбрались из дерьма в итоге, добились столько всего, и это не может не заслуживать восхищения. А сколько им пришлось пережить в детдоме? Ведь там тоже нелегко. Они не стали алкоголиками, наркоманами, бродягами. Наоборот, ушли от этой жизни и не поддались соблазну.
– Мне так жаль… даже не представляю, каково вам было… наркотики — это страшная вещь, – Юнги смотрел фильмы на эту тему, даже там его пугало то, что они делают с людьми, а тут прямо перед ним человек, который испытал на собственной шкуре.
– Да не стоит жалеть, я был рад, что они умерли, – усмехается Чонгук, опуская взгляд на губы Юнги, тянется к его волосам, чуть поправляет их, а затем снова в глаза смотрит.
Страшно звучит. Слишком страшно. Насколько нужно довести своих детей, чтобы они хотели смерти собственных родителей. – Наркоманов ничего не спасёт, им одна дорога.
– Мне просто жаль, что у вас такие родители, а я еще на своего отца жалуюсь… – грустно улыбается Юн, опуская взгляд на кофту альфы, а тот в свою очередь чуть усмехается, и проведя большим пальцем руки по щеке омеги, тянется к его губам и, прежде чем поцеловать, шепчет:
– У тебя замечательные родители, и они воспитали хорошего омегу, – а затем следует поцелуй, в который Юнги тут же погружается. Прижимается к мужчине, руками за шею его обнимает, сам поцелуй углубляет и пускает язык в свой ротик, который Чонгук жадно исследует. Юнги бы себя хорошим, конечно, не назвал, но более-менее терпимым точно. Юн не глядя ставит свой бокал, затем забирает бокал альфы и ставит его к своему на столик, руками шею Чона обвивает, льнёт к нему торсом, рукой одной ведёт к щеке и большим пальцем руки прямо по шрамику проводит. Чувствует, как чонгуков язык к нему в ротик пробирается, и он сразу же своим касается, ласкает, играется, будто питается этим, наслаждается, а через пару секунд отрывается и в губы выдыхая, прислоняется лбом к его, приоткрыв глаза.
– Но мы не будем говорить больше о грустном, – шепчет темноволосый, руки свои на поясницу омеги опускает, а затем одну из них на его ягодицу, которую сжимает и за неё к себе подтаскивает ближе, пока вовсе не усаживает на свои колени. Юнги чуть ли не помидором становится, когда чужие большие ладони на своём заду ощущает. Глаза прикрывает, как будто это спасёт его от краски на лице.
С Чонгуком хорошо. Так хорошо, что хочется навсегда остаться в этом моменте, прижаться ещё ближе, попросить, чтобы никогда не отпускал. Его сердце, от одной только мысли о том, что он сейчас полностью в его руках [во всех смыслах этого слова], бьётся быстрее. А Чонгук целует. Снова вовлекает в поцелуй, не отпускает ни его губы, ни тело, ни душу, затягивает к себе больше, цепями невидимыми привязывает, и цепи эти если снять, то станет невыносимо больно. К себе ближе прижимает, руками обвивает, чувствует как запах его усиливается, лёгкие им заполоняет. Это сводит с ума еще больше, и Чон бы не хотел терять свой контроль, потому что хочет Юнги. Как его не хотеть? Но понимает, что торопиться не стоит. Слишком сложно сдерживаться и не напирать. И он просто целует, языком изучает его рот, с его соприкасается, губы лижет, а в какой-то момент отстраняется и губами к шее прикасается, глаза прикрывает, аромат вдыхает и мажет губами от ушка ниже к краю горла на футболке. Юнги голову чуть назад откидывает, дыхание становится трудным, мурашки по коже бегут, когда он ощущает чужое дыхание на коже, теплые губы, лёгкие покусывания. Бледное пятно от засоса красуется на линии челюсти. Ладонь на затылок альфы заводит и пропускает через пальцы пряди тёмных волос, что сжимает у корней.
– Чонгук…– шепчет чуть ли не одними губами омега. Слишком хорошо. Тело чуть ли не дрожит от гаммы ощущений, что дарит ему мужчина. Внизу живота узел возбуждения стягивается, он немного ёрзает задом и сильнее волосы сжимает, а затем шумно с полустоном выдыхает через ротик и открывает глаза, опуская голову к его плечу. Взгляд затуманен, словно покрыт пеленой, ресницы подрагивают, дыхание сбивается, а лбом в его плечо утыкается и вновь проговаривает: – Чонгук…
– Доверься мне, малыш, – шепчет прямо у уха Чонгук, прикусывает мочку уха, опуская обе ладони на ягодицы русоволосого, сжимает их. – Я сделаю тебе хорошо, – продолжает шептать брюнет и ведёт руками к бёдрам, после чего футболку приподнимает и расстегивает джинсы, от чего Юнги резко руку вниз опускает и обхватывает запястье Чона, тем самым притормаживая его и голову поднимая.
– Чонгук… Я… – омега смотрит в тёмные глаза перед собой, альфа смотрит в ответ, ничего не делает и чуть улыбается, не давая тому договорить свою фразу.
– Просто доверься, – шепчет мужчина, и парень смотрит в его тёмные омуты, тонет в них буквально, готов в принципе отдаться целиком и полностью, пусть делает, что хочет. Потому что ничего плохого не происходит, он как волку готов своё тело и душу на растерзание отдать. Кожа буквально горит, когда альфа её касается, проводит по ней ладонями и пальцами, и совсем неважно, что всё это происходит сквозь одежду. Юнги хватку ослабляет и вновь ладони к шее Чонгука поднимает, обнимает за нее и снова губы оказываются в плену поцелуя, глаза прикрывает, ощущая как тонкий ремешок на штанах расстёгивается, футболка задирается, а Чон уже ведет пальцами по коже у края штанов и заводит руки за спину к ягодицам Мина, проникая пальцами не только под джинсовую ткань, но и под бельё, сжимая округлые половинки, от чего Юнги жмётся к его торсу и выдыхает прямо в губы. Издевательство. Он уже течёт, как сучка, и контролировать возбуждение не может. А Чонгук словно специально продолжает все эти манипуляции. Юнги даже стыдно становится, что мужчина сейчас ощутит, как тот возбужден. Тело его предаёт, мозги, кажется, выключаются и остаются только приятные ощущения. Он уже чувствует, как два пальца между ягодицами скользят. Они именно скользят из-за выделившийся смазки, которую тот бесстыдно размазывает. Но на самом деле альфе сдерживаться куда сложнее, он бы с радостью сорвал с него одежду и хорошенько оттрахал до звездочек перед глазами. Но нельзя. Не сейчас. Не сегодня. Он успеет им насладиться сполна, [не в этом месте] а сейчас доставит лишь немного удовольствия.
Брюнет массирует пальцами колечко мышц, пока второй сжимает половинку так, что она натягивается, предоставляя еще больший доступ к сфинктеру. Юнги больше не может. Это сводит его с ума. Он голову назад откидывает, губу нижнюю закусывает, а длинными пальцами сжимает мужские массивные плечи, при этом двинув бёдрами, тем самым потираясь о его влажные от смазки пальцы. Чонгук откидывает голову назад, ударяясь затылком о мягкую стенку, смотрит на омегу, и, кажется, тоже сходит с ума. Чуть ли не рычит, потому что Юнги сам того не понимая не остается в долгу и дразнит своими ёрзаниями. Его длинная бледная шея полностью в его доступе, он может покрыть ее поцелуями, засосами, метками, его розоватые от поцелуев губы, что закусил зубами, а ресницы на глазах подрагивают. Такой милый, невинный, но активно просящий большего, движения бёдрами этому подтверждение.
Разве можно было родиться таким красивым? Глядя на него, зрачки расширяются, сердце дрожит, вот-вот и наружу вырвется.
Чонгук поддается вперёд, глаза прикрывает и, не удержавшись, губами к шее бледной льнёт, по коже мажет губами, языком зализывает места, по которым ими проходится, и слышит, как из уст омеги стон вырывается, когда он двумя пальцами надавливает на пульсирующую дырочку. Юнги чуть ли не телом дрожит в его руках, за шею обнимает, чувствуя, как разум и мозг окончательно отключаются, сейчас он где-то не в этом мире, в отдельном, с Чонгуком.
– Чонгук… пожалуйста… – омега чуть ли не хнычет, брови у переносицы сводит и насаживается на пальцы. Ему мало, он хочет больше. Смазка и без того обильная, она буквально стекает по чонгуковым пальцам к запястью, поэтому он начинает двигать рукой быстрее, проникая всё глубже, пока не вводит их по самые костяшки, сильнее сжимая половинку второй рукой.
– Ты когда-нибудь кончал? – будто сам дьявол шепчет ему на ухо и глаза лисьи открываются, но сказать что-либо не успевает, потому что альфа касается кончиками пальцев чувствительной точки и Юнги выгибается в спине, задышав чаще, чувствуя, как мышцы внизу живота дрожат и напрягаются. – Я хочу, чтобы ты мне отвечал.
– Чонгук…
– Отвечай, – Мин не может, он теряется в ощущениях, ему слишком хорошо, а это всего лишь пальцы. Он голову опускает и прижимается своим лбом ко лбу мужчине, перекладывая ладони на его шею, прижимаясь при этом телом к его торсу, тем самым оттопыривая задницу назад навстречу мужским пальцам.
– Только от руки… – шепчет русоволосый, а после ответа пальцы двигаются быстрее, к двум добавляется третий.
– На порно дрочил?
– Боже, Чонгук… – и альфа замирает, вводя так глубоко, насколько это возможно. Чуть пальцы разводит, а затем кончиками массирует простату, от чего омега буквально роняет собственную голову на его плечо, протяжно простонав. Этот стон по телу брюнета вибрациями прошелся, он глаза прикрыл, пытаясь контролировать собственное возбуждение, чтобы не сорваться. Хочет. Хочет его слишком сильно, член в штанах дёргается от одной только мысли, ещё и этот кокосовый запах, чуть ли не на всё купе.
– На актёров… – шепчет Юнги, тут же краснеет чуть ли не с ног до головы, и утыкается в шею Чона, вдыхая его морской запах, смешивающийся с возбуждением. Знаете, морское с кокосом очень даже хорошо сочетается.
А альфа улыбается. На актёров? Он, пожалуй, готов был услышать всё, что угодно, но точно не актёров. Да это просто кладезь новых вопросов.
– И кто же твой любимчик, м? – снова шепотом возле уха, и Юн плечом ведет, сильнее утыкаясь в мужскую шею. Кто его за язык тянул? Надо было молчать! А тут Чон ещё и пальцы свои вынул и зацепился за края его штанов, которые спустил вниз, оголяя упругие ягодицы и оглаживая их ладонями, шлёпает по одной из них. – Ну же!