Глава 1. Знакомство жертв (1/2)
Таких историй, как наша, с богатой фантазией можно придумать массу. Особенно это ничегошеньки не стоило бы для Анны Викторовны Бурцевой - весьма скромного режиссера-постановщика без определенного места работы, но, как она сама любит повторять, - ”с постоянной разрываемой занятостью”.
Действительно, эта скабрезная частичка ее биографии вовсе не мешает всем самым популярным театрам и площадкам гоняться за ней с просьбами хотя бы об одной постановке на их пространстве.
Никак не пытаюсь сгустить краски, но по многим объективным журналистским высказываниям - ”это одна из самых таинственных женщин всего российского искусства последних лет”. Анна Викторовна не любит большого количества людей - и этот факт стрельнул в лицо всем любопытным уже с первого принудительного интервью ее первой питерской постановки ”За нами горят мосты. Серьезно. Обернись.” Она никогда не посещает никакие массовые, светские мероприятия. 'Что-то с ней явно не так!' - возможно, думаете вы, но каждый ведь имеет право на своих законных тараканов, согласитесь?
Порой, таким личностям можно простить загадочную, непостижимую отчужденность, коли та помогает им творить нечто катарсисно-прекрасное, снова и снова оживляющее сцену и души зрителей.
Без увиливаний - особе уже/только (как вам будет угодно) - 34 годика. Но в 25 Анна Викторовна (на моей памяти, даже тогда ее называли полным именем - уж больно серьезно себя подавала и мгновенно вводила в ступор страстной аскетичной гордостью) - этим отчасти и взорвала весь мир театрального искусства - своими неординарными, глубокими, неповторимыми перформансами, каждое появление которого вызывал дикий ажиотаж и резонанс везде, где ее знали и ждали.
С ней всегда сложно найти контакт и общий язык в жизни, но когда Бурцева работает со сценой, то превращается в абсолютно другого человека - странного экстенсивного гения со своим обособленно-особенным видением картины.
Возможно, нужно развуалировать ее образ, так как далее пойдет текстом вся цепь странных непредсказуемых (лишь по ее мнению) событий.
Внешне Анна Викторовна выглядит вполне безобидно - хрупкая, высокая женщина с темными каштановыми густыми волосами, едва доходящими до плеч. Острый вкрадчивый взгляд чайно-зеленых глаз, которые лишь при особых моментах могут достигать какого-то удивительного фиолетового оттенка.
За фактом, что у нее нет семьи, почти нет друзей, постановщица весьма социальна и воспитанна. Достаточно эрудированна, хоть и не особенно общительна.
Словом, уединенный интровертный персонаж, хотя одинокой она себя не считала никогда. Даже этого слова, по ее выражению, она умышленно не знает.
Думается мне, что для начала этого характеризующего введения будет достаточно, потому окунемся в настоящее время жизни таинственной, устрашающей и талантливой Анны Викторовны.
Оборотный момент случился с одной (её же) фразы, как после оказалось, перевернувшей весь устоявшийся закрытый мирок Бурцевой:
”-Что за дичь, а не задник?! Или это просто кто-то неудачно чихнул на декорации красками?”
Ладно, спойлер, погорячились.
Чуть отмотаем назад - к тому моменту, когда Анна Викторовна по мольбам и неплохому гонорару прилетела в Париж - для новой очередной постановки в Современном театре (Théâtre du Rond-Point).
Дело в том, что через несколько месяцев ожидалась премьера ее нового творения: ”В дроби ты - знак деления”. Ведущих актеров женщина помнила еще с последнего ”Веселое имя без букв”, поставленного несколько лет назад. Конечно, мало кто тогда верил, что какая-то русская странненькая режиссерша сможет создать спектакль такого масштаба, что уж скрывать, он до сих пор с успехом и полным солд-аутом идет на парижской площадке и объездил не мало гастрольных туров.
Сейчас же постановщица сразу, не заезжая домой (о-о-о, об этом интересном факте расскажу чуть позднее, а пока...) держала курс к самому театру.
Вся такая уставшая после утреннего перелета сначала из Питера в Москву (по делам), а после и до Парижа, Анна Викторовна вышла из аэропорта
'Paris-Charles-de-Gaulle', беспорядочно чертыхаясь на странном спутанном русско-французском, лишь удручая погожий день своим мрачным настроением и не менее серым сухожильным костюмом-двойкой от Gucci Heritage в полоску с логотипом Interlocking G и из той же капсулы черными лоферами на небольшом каблуке. Все это на нее почти насильно нацепили одни московские друзья-коллеги, готовившие режиссершу к предстоящей рекламной выездной постановке. А эта дамочка, по правде говоря, совсем не любила подобные полуглянцевые прилизанные громкие костюмы с нарочитым блеском.
Простая классика. Лучше, конечно, черная. Все.
Но что-то мы отвлеклись. Весеннее солнце смущает неясные облака, пока не без разборок доезжает Анна Викторовна на такси до своего 8-го округа, что недалеко от Елисейских полей.
И она совсем не предвкушает встречу с Алэйн Булажье и Бернаром Фрозе - одними из лиц руководства, что постоянно сопровождали ее нахождение в этом театре. ”Лицемерные верблюжьи кадыки” - постоянно думала она с закатанными глазами, пока в очередной раз Алэйн приносила той нелюбимый сладкий кофе в малюсенький кабинет, а Бернар вновь безуспешно пытался подкатить свои унылые шары к ее площадям.
Сейчас же, при славных стечениях обстоятельств, Бурцеву встречает ее, возможно, единственный в этом городе русский знакомый, который не так сильно выводил женщину из себя. И, о, гномики-ролики - это Миша (или же Мишель) Лейтц. Парень 28-ми лет, с темными волосами в непослушных ”пляжных” кудрях и серыми глубокими глазами, раньше он жил и работал в Тюмени, но после по программе стажировки переехал в Париж. Познакомились они с ”Анной Ви”, как он всегда ту шутливо называет, на самой первой ее парижской постановке: ”Жили-были-вырасти спешили” несколько лет назад, да так что-то и зацепила парня эта мрачная, своеобразная женщина, элегантно обернутая в сарказм. Что-то было в ней родное, по чему он так скучал в лощеном Пари.