Мессия. (1/2)
Высокие пики католической церкви уходили вверх, разрушая своими острыми концами тишину и спокойствие, царящее на открытой местности. Потемневший красный камень здания сыпался, стоило только подуть со стороны моря сильному порыву ветра. Осколки падали вниз, отбивая ритм, словно каблуки, одетые на ноги какой-то еще не научившейся ходить на них девушки. Витражи и окна оставались единственными вещами, которые возносили здание к божественности. Лишь их сестры и братья протирали, нежалея сил, сохраняя, как самое драгоценное в этом мире. Это было странно и неправильно. За стеклом, словно находилось то, что не должно было ругать людей за их неуважительное отношение к величеству собственного дома. И все, как один боялись его гнева. Готические узоры расплывались по верхушке здания, сходясь на фигуре бога, спрятанной под треугольным колпаком выступа крыши.
Кадзуха сидел на одной из надгробных плит кладбища, находившегося в ста метрах от церкви, внимательно наблюдая за тем, как небольшой черный котенок поедает предоставленное ему угощение в виде тушенки. Кажется, тот был очень доволен, ведь издавал такие громкие чавкающие звуки, что парень сидящий рядом с ним улыбнулся, нагибаясь, чтобы провести пальцами по его гладкой шерстке. Вот только малыш оказался против и, подпрыгнув от неожиданности, развернулся, прошипел какое-то интересное кошачье ругательство и скрылся за ближайшим склепом, заползая в небольшую дыру отсутствующей части кирпича.
Посмотрев вслед тому, Каэдэхара оглядел округу. За пролеском, который рос прямо на кладбище, разрывая некоторые из могил, находился высокий склон. Оттуда доносился шум прибоя, притягивающий своим легким ветерком и водой, зазывающей в свои объятья. Вот только едва ли в парне было хоть какое-то желание кинуться в объятья моря и ощутить на себе обманчивое тепло воды.
Слегка поежившись от холода, он встал со своего места, поправляя темно-серую рясу, которую выдавали каждому ребенку приюта. Она не нравилась Кадзухе. С удобством он не мог поспорить, но причислять себя к числу этих фанатиков шестнадцатилетний юноша не хотел. Он не особо верил во все то, что учил и чем занимался. Молитвы выходили у него машинально, латынь он выучил из чистого любопытства, а помогал в уборке старшим от безделья. Ему не нравилось общаться с детьми, что попали сюда из верующих семей. Те яро утверждали, что мир был создан Богом, если допускали ошибки, грешили на Дьявола, каждую ночь читали перед сном молитвы и обходили Каэдэхару стороной, ведь тот ни во что из этого не верил и не делал. Но ему было спокойно и одному. В конце концов, он не задержится тут надолго. Через пару лет ему выдадут документы и отправят в одно из церковных училищ, закончив которое, парень оказался бы полностью свободен от обетов, окружающих его фанатиков и остального. К тому же видел он намного больше, чем могли себе представить работники этого места.
Идя по тропинке, Кадзуха прислушивался к хрусту пожухлых листьев. Была уже середина осени, а значит совсем скоро должен выпасть снег, закрывая все своим белым покрывалом. Тогда и церковь больше не будет казаться на столько мрачной, как сейчас. Лишь в период зимы она казалась действительно величественной и священной. Сейчас она могла лишь вселять ощущение, что по коридорам ходят немые призраки, плачущие о своей смерти.
Роза ветров на верхушке одной из крыш протяжно застонала, говоря о том, что ветер сменил свое направление. Внутри здания сегодня кипела жизнь. Топот служащих можно было услышать даже стоя за дверью. «Что там случилось?» Спросил сам себя парень, заглядывая внутрь, не припоминая того, что за свои пять лет, проведенные в этом месте, он хоть раз слышал, чтобы горделивые верующие так суетились.
— Дева Мария! Дева Мария начала плакать кровью!
Крики сестер передавались из уст в уста, вокруг была какая-то чрезмерная паника. Но, сказать честно, Каэдэхара и сам заинтересовался случившимся. Он был почти уверен в том, что все, о чем так беспокоились окружающие, было чьей-то странной шуткой, которую проделал один из тех «кого попутал Дьявол».
Тяжело вздохнув, стараясь не привлекать к себе особо много внимания, Кадзуха прошел вслед за убегающими сестрами и братьями.
Оказавшись на месте, он едва протиснулся сквозь толпу, чтобы наконец увидеть то, о чем все так беспокоились.
Высокая статуя, стоявшая на постаменте у стены с витражным окном и впрямь плакала. По ее серому лицу, шее и одежде из камня скатывались красные капли, но запах был странным. Нет, он точно был запахом крови. Этот металлический сладковато-кисловатый аромат ни с чем нельзя было спутать. Он заполнял все пространство и в этом была проблема. Казалось, будто Каэдэхара очутился в месте до верху заполненным человеческими внутренностями.
Прикрыв свой нос широким рукавом с манжетом, он старался не дышать слишком глубоко.
— Барбара, ты разве не чувствуешь этот запах? — Парень слегка потянул ту за рукав платья, чтобы не нарушать одно из правил их церкви: «Не прикасаться к женщинам.»
— Что? Кадзуха, какой запах? — Переспросила она с вопросом глядя на него.
— Запах крови, ты не чувствуешь?
Девушка нахмурилась, после чего отошла на шаг в сторону от одноклассника, переставая отвечать на вопросы. Она отвернулась обратно к статуе, к чему-то присматриваясь.