Запись #16 (1/2)

Комната три на четыре метра, мебель строго по периметру. Немногочисленные вещи – и обычно, всё в аккурат на своих местах. Хаос вне раздражал, и приходилось постоянно поправлять всякую требуху на тумбе у двери или перекладывать из ящика в ящик многочисленные исписанные тетради, ежедневники, блокноты и просто скреплённые скобами пачки листов. Что-то для записей должно быть под рукой постоянно.

Так было последние… пару-тройку лет? Тсуна и думать забыла о том, сколько живёт в этой комнате. И о том, как давно появилась тяга к транскрибации – просто возникла, да. Не желание разрабатывать левую руку, а именно мания перенести всё сказанное вокруг неё на бумагу. Появилось. Незаметно. Как привычка прикладываться к бутылке: вот ты просто пьёшь по баночке каждый вечер, а вот уже не можешь представить себе жизнь без этого. В её случае не настолько радикально-критично, но всё-таки.

Всё аккуратно на своих местах в любое другое время, не сейчас. Потому что сбор вещей начался довольно бодро – на то, чтобы сложить мелочёвку для гигиены, особо много времени не потребовалось, - а потом резко встало, потому как Тсуна случайно-не-случайно открыла один из ящиков в столе и зависла, разглядывая неаккуратный, корявый текст, бывший когда-то чьими-то словами. Что написано, кем сказано – этого не вспомнит. Потому что буквы и иероглифы налезали друг на друга, смешиваясь в невнятную кашу.

Сотни листов, десятки исписанных блокнотов и ежедневников. Тсуна нервно повела бровью: откуда вообще столько взялось. Не текста, а… макулатуры. Того, где записывать – эмблемы WBBA там не стояло, значит не офисные. То есть деньги утекали не только на алкоголь, но и на канцелярию? Так, что ли, получалось?

Она устало потёрла переносицу, шустро пряча всё обратно в ящик и не особо беспокоясь о сохранности аккуратного внешнего вида. Всё равно оно скрыто от чужих глаз, так что о такой мелочи волноваться не следовало.

Вот о чём действительно следовало волноваться, так это о том, что со всем этим теперь делать.

Осознание всей ситуации сильно стукнуло по голове: действительно, что? Оно занимало предостаточно места и просто лежало, как живое напоминание о том, как в какой-то конкретный момент всё пошло по одному месту – тому самому, что участвует в созвучном с транскрибацией действе.

Тсуна тряхнула головой. Не думать о том, насколько плохо всё стало.

И оглянулась. Фотографии с пейзажами и животными и открытки с разных мест были словно злой насмешкой над происходящим: вот, это всё сделала она. А сейчас даже не может на улице дольше пары-тройки часов без приступа тревожности.

Ну вот…

Она снова тряхнула головой, игнорируя ноющее и болезненное ощущение в надплечье. Ремень натирал – только и всего, и даже мягкая подкладка не спасала. А так ведь ходить где-то около месяца, а то и дольше. И от одной этой мысли по спине потекло неприятное чувство, концентрирующееся и пульсирующее в районе поясницы. А это звоночек – форму-то потеряла окончательно.

Тсуна сипло выдохнула, потянувшись к заранее найденному в холодильнике стакану с холодным кофе. Порция – ей на один глоток, но это определённо лучше, чем что-то с градусом, да и от простого молока с кофейным сиропом оно мало отличалось. Но зато тут была трубочка, и можно было искусственно растянуть удовольствие.

Удовольствие, да. Она дёрнула бровью и, прищурившись, приоткрыла ящик, скептически смотря на весь этот ворох бумаг. Закрыла, чтобы не соблазниться на действия, но раз уж начала, обидно было останавливаться. Поэтому рывком – на эмоциях – снова потянула на себя, на этот раз сорвав с выдвинутых направляющих. И едва успела слегка отодвинуться, чтобы ящик не приземлился на ноги.

С бумагами надо было что-то сделать. Не важно, что именно – просто что-то. Но надо. Это просто исписанные листы, ничего страшного от их избавления не сделается – верно же? Тсуна мрачно посмеялась: ну, хотелось на это надеяться, но она настолько привыкла жить с этим с этим, что просто…

Сделала быстрее, чем закончила мысль.

Надо было одолжить у кого-нибудь офисный шредер.

В тишине комнаты даже негромкий, раздавшийся за спиной полу-хрип, полу-стон заставил вздрогнуть. Тсуна от неожиданности – расслабившись на относительно безопасной для себя территории, да – дёрнулась вперёд, стукнувшись лбом о край столешницы. Прищура на пару мгновений более чем хватило, чтобы отвлечься от обстановки вокруг и вполне искренне удивиться.

В сборах был достаточно жирный плюс: структурированные действия помогали забить голову и хорошо подумать над всяким – или просто забыться и мысленно куда-то в никуда улететь. Вот так и получилось, что на пару десятков минут Тсуна и думать забыла про Йами.

Когда по спине пробежал неприятный холодок, всё стало предельно ясно.

Она из-за плеча глянула на происходящее и прищурилась: Оно очень расслабленно потягивалось, и закралась мысль, что эти невнятные стоны-хрипы – просто зевки. Странная, но примечательная мелочь. Если это действительно так, то стоило запомнить хотя бы для того, чтобы не удивляться лишний раз. И не дёргаться.

Особенно это, да.

- Так… - говорить спокойно оказалось, на удивление, не очень сложно. Просто цедить. И делать вид, что так и надо – раздражение в любом случае не скрыть, - что на этот раз?

- Сразу ждёшь подвоха?

- У меня сердце болит, - почти не соврала она. – От твоей компании. Поэтому говори и проваливай.

- А только ли от неё? – Йами хмыкнуло. – Грубо. Но с этой секунды будь внимательнее.

Перед глазами мельтешила только тряпка светло-лавандового цвета – юбка в пол. А выше глаза поднимать Тсуне не хотелось: ну вот нутром чуяла, что не стоит. Ни пока, ни уж тем более вообще. Но тогда возникал другой вопрос – смысл сказанного.

Ослаблять бдительность рядом определённо не стоило, сколько раз уже повторялось и проходилось. Или это очередная издёвка, или изучение на практике реверсивной психологии. Одно из двух. В лучшем случае. В худшем – да чёрт знает.

В любом случае… Тсуна тряхнула головой и выдохнула: не было ни малейшего понимания, что делать. И если обычно от встреч с Йами она злилась и нервничала, то сейчас – ничего, кроме усталости и тупого ожидания того, когда это закончится, и она сможет вернуться к начатому. Нет, раздражение-то было – без него никак, - но какое-то несерьёзное, чисто для галочки.

Однако, да. Закончить побыстрее и свалить. Ни более.

- Да, - сипло выдохнула она, потирая переносицу. Доходило всё медленно, с сильным опозданием: например, Тсуна поняла, что по сути сидит перед Этим на коленях последние пару-тройку минут. В любое другое время это бы и стало уязвлением гордости, но сейчас было максимально всё равно.

- Да ну? – издевательский тон Йами всё-таки дёргал по нервам. Но не достаточно, чтобы подрываться и пытаться что-то сделать. Перебесится. Кто-то из них. Быстрее проблема решится, только и всего. – К твоему вопросу: да, это зевки.

- Ладно, - Отори равнодушно пожала плечами. Ну, ответ на свой вопрос получила, да, спасибо, только всё равно бесполезная информация.

- Я так посмотрю, показной цинизм тебе ещё осваивать и осваивать, - Йами присело рядом. Тсуна отвернулась и уткнула взгляд в то, что привыкла называть землёй. Чернота, сплошная чернота. – Или?..

- Не или, - когда кусок льда в форме руки лёг ей на шею, Тсуна всё-таки не сдержала раздражённо-брезгливого шипения. Опять же – для виду. Быстро покажет всё, что Это, судя по всему, ждёт от неё увидеть, отстреляется и закончит это. И всё.

- Ещё бы ты не забыла кое-что важное в твоей ситуации, и может быть, это бы сработало, - Йами вскинуло бровь. Отори непонятливо – вот это было вполне искренний жест – повторила за ней. – Ну, как тебе сказать… Дура.

- Дура, - сухо повторила Тсуна и вскинула голову, дёргая плечом. – Плевать. Не хочу над этим заморачиваться. Ставлю тебя в известность.

Оно издало странный гортанно-булькающий звук и прыснуло, часто и сипло дыша через нос.

- Во даёшь, - просипело Йами. Отори всё-таки украдкой взглянула чуть выше – и лишь для того, чтобы нервно дёрнуть бровью. Лучше бы не смотрела.

Елейная ухмылка и чёлка на пол-лица не предвещали ничего хорошего. Вообще. Потому что испод серовато-лиловых прядей ярким красным светом горело несколько точек. Когда как должно быть две. Три с одной стороны, одна с другой – и все беспорядочно метались из стороны в сторону, дёргаясь то к уголкам, то вдоль век.

Рисковать не хотелось. Тсуна нервно сглотнула.

- И что дальше?

- Я не знаю? – Оно пожало плечами, и все красные точки мигом сбились в кучу, смотря в одном направлении. – Можешь расслабиться, просто хочу тебе кое-что сказать.

- Что же? – процедила Отори, сжимая ткань домашней юбки.

Йами широко улыбнулось. Неестественно широко – уголки рта растянулись едва ли не до ушей. Натянувшиеся донельзя губы обнажили чёрные зубы, а красный огонёк – тот, что один – заморгал, снова завертевшись.

- Сильна, могущественна, в полной готовности тебе помочь.

Тсуна не до конца поняла, что, мягко говоря, напрягло больше всего: выражение лица или сказанное. Потому что звучало это, как смертный приговор, не подлежащий ни обжалованию, ни хотя бы отсрочке. А тупое смирение в этой ситуации – подтверждение того, что…

Да чёрт знает.

Отори натянуто улыбнулась: ну… к этому всё и шло, в конце-то концов. Что бы Йами ни собиралась сделать, отдуваться всё равно ей, поэтому, наверное, лучше попытаться сгладить углы сейчас, пока есть возможность.

- Помочь… стесняюсь спросить, с чем именно? – она снова уткнулась взглядом в рыхлую черноту. – Я не сражаюсь… К победе, ну, не стремлюсь? – слова с трудом собирались в предложения. Отчасти потому что Тсуна изо всех сил старалась звучать уверено и решительно. – Поэтому твои… ?услуги?… бесполезны.

Равнодушие и отстранённость медленно, но верно сменялись если уж не страхом, то явно нервным ожиданием удара в спину – как раз сидит соответствующе. А Йами неуловимо исчезло даже из периферии, и в полном молчании было решительно неясно, где Оно и что хочет сделать.По спине пробежал неприятный холодок. Опять.

- Бесполезны?

-Абсолютно.

И кто только на язык тянул. Но что сказано, то сказано, и этого не воротишь – факт.

Для уверенности Тсуна горделиво вскинула подбородок. Наверное, делать так не стоило – наоборот же, для удара открылась, а не мнимое превосходство, которого у неё так-то и не было, показала. Потому что один раз, вроде бы, Йами по горлу прошлось. Или что-то в этом роде – Отори больше боль в шее запомнила, нежели конкретные, предшествующие этому события.

- Ну, - Оно дёрнуло головой. То ли обижено, то ли расстроенно – один чёрт непонятно. Но не по себе. – Стараешься для тебя, стараешься, а толку-то.

Пришлось прикусить язык, чтобы не спросить резонный вопрос: а где? А когда? А когда такое было?

Тсуна натянуто улыбнулась: а вообще, что происходит? Очевидно было, что Йами дурит – это ясно, как день, и вестись на такие выходки не стоило. Даже внимание обращать.

Однако даже если так – в чём заключалась итоговая цель? Развести на жалость? Упрекнуть в малодушии? Что?

И сказать особо нечего – настолько по-глупому абсурдным казалось происходящее. Зачем и для чего.

- Ну так… - протянула она, вскинув бровь, - что дальше?

Три глаза с одной стороны, один с другой – и с десяток непонятных трещин по всему лицу. Напомнило кого-то, но кого именно – непонятно. Возможно, не хватало пуговиц вместо глаз и металлических паучьих лап. И тогда бы дошло.

Но что есть, то есть, и Тсуна поспешила от конкретно этой мысли побыстрее отмахнуться. Не стоит.

Алые точки продолжали крутиться, а выражение лица приняло более или менее естественное выражение; по крайней мере, улыбка больше не была настолько неестественно растянутой, что дало повод хоть немного, но расслабиться.

А потом где-то в стороне раздался обрывистый звон, и секундное отвлечение на это – и всё, и нет больше ничего.

Отори сжала зубы и сипло выдохнула, пытаясь понять, раздражает ли её это или радует. В том, что Йами ей просто по нервам ездит и выводит из себя, сомнений больше не оставалось – а других причин особо-то и не было. Напрягала эта неопределённость последних дней. Из-за мыслей о затишье перед бурей. Она хлопнула себе по щеке: нет, обойдётся без мыслей из разряда ?а вот лучше бы…?. Не лучше бы – паршиво будет в равной степени от всех исходов. Потому что такова уж компания Йами – и её собственная, Тсуновская, слабохарактерность в конкретно данных случаях, - и выкрутиться если и получится, то явно не сейчас.

Чтобы отвлечься хоть как-то, она пошарила по столешнице в поиске мобильника. Обычно звуки оповещений сильно раздражали, поэтому звук если и был, то на самом низком показателе динамика. А тут случайно включила на полную и понижать не стала – честно думала, что никто не напишет, и это не обязательно.

Но – написали. Да.

И в кои-то веки Тсуна даже была рада резкому громкому звуку, пускай текст сообщения её не сильно-то и порадовал; скорее наоборот – заставил нервно хмыкнуть, потому что с один батут на нервах сменился другим. В себя от обязанностей не уйти – там Йами.

?Ты опять забыла заполнить документы. Прошу тебя об этом уже неделю. Отори, ты знаешь, что произойдёт?, - пассивной угрозой веяло даже от пикселей на экране, и Тсуну без иронии в данной ситуации больше пугала разозлённая Хикару, нежели какие-то там очередные выходки Йами по привлечению к себе внимания.

Поэтому стоило побыстрее собраться в кучу и собрать вещи, чтобы сменить место жительства. Не то чтобы переезд к Татегами настолько секретное событие, но отсрочку по головомойке точно получит. Хотя бы на пару-тройку лишних дней.

Тсуна невзначай пролистала и другие входящие. Особо примечательным оказалось удалённое сообщение от Джинги: видимо, этот момент пропустила, и что-то решать было поздно – раз уж он решил, что ей этого видеть не надо.

В горле встал неприятный ком, засосало под ложечкой. Тсуна поморщилась – эффект неожиданности сработал как надо – и уткнулась лбом в столешницу, стараясь дышать глубже. Состояние более чем привычное – не стоило пить кофе на голодный желудок, - но какая-то заноза в привычности саднила.

Словно что-то было не так.

Но этого ?не так? в последнее время так много, что такое получалось игнорировать даже без особых усилий. Ну подумаешь – подташнивает? Нормально жить надо. К неприятному ощущению под кожей – тот же ответ: полезла в самые пыльные углы, вот и получила. Просто. Закончить со всем. Не обращая внимание ни на чувство тошноты, ни на ощущение ползучей дряни под кожей.

Оно пройдёт.

Отори с трудом встала на ноги и украдкой взглянула на составленные Ю списки. Главное со всем ворохом бумаг их не потерять, специально же отложила в сторонку, чтобы не загрести случайно. На пару секунд честно захотелось запрятать их в ящик и скосить под дуру. Но одёрнула себя: есть иголки не хотелось.

И подавать Йами идей – тоже, но на этом моменте Тсуна опасливо оглянулась на занавешенное зеркало и тяжело вздохнула. Поставила галочки возле выполненных пунктов и, сама для себя сославшись на ноющую руку, – что не было совсем уж далеко от правды – переместилась на кровать, чисто дух перевести.

Стоило разобрать не только скопившуюся макулатуру, но и стены в порядок привести. От обилия фоторамок пестрило в глазах.

Оно напрягало. Сильно.

Примерно так же, как и тактильные глюки: не ползал по ней никто – некому. А Йами… просто Йами, просто перебесится и переждать, пока конкретно сейчас не успокоится. Только и всего.

*** Рядом – так и не тронутая тарелка риса и что-то прямоугольное в цветастой упаковке. И стояло оно тут… уже достаточно: Рьюга не то чтобы следила за течением времени, но задним умом соображала, что сидит так очень и очень долго. Не потому что материала оказалось много – вообще ни разу: всего десять листов со скудным на детали текстом. Просто отказывалась принимать тот факт, что весь полученный материал… вот такой. Никакой. Поэтому и проходилась по тексту в четвёртый-пятый-шестой разы – настолько сосредоточенно, насколько вообще физически могла, - лишь бы выцепить хоть что-то; хотя одну малюсенькую деталь, которую или не заметила, или неправильно поняла, или ещё что-то, что точно должно было быть.

Однако – увы, ничего нового там не проявлялось, и через некоторое время исступлённо сжирать взглядом текст стало физически невозможно. Рьюга зажмурилась, пытаясь справиться с резью в глазах, и прижалась спиной к стене, чтобы хоть как-то избавиться от чувства одеревенения. Ноги и руки она едва чувствовала, но это хотелось списывать на то, что её заставили выпить в белом кабинете.

Женщина в халате с очень выразительным лицом и громкими ворчаниями прохаживала из угла в угол, комментируя то, что осталось от повязок: изодранная в лоскуты марля и новые царапины. Их, правда, Рьюга нанесла уже сама – зуб на обожжённых и заживающих областях был нестерпимым, и, услышав это, женщина под новые бинты густым слоем помазала… что-то. А потом ещё и что-то выпить заставила. А потом – от этого глаз задёргался от раздражения – заставила надеть перчатки, чтобы уж наверняка. Толстая кожа, крой – в них было достаточно удобно, но Рьюгу не отпускала мысль, что ситуация примерно та же, как когда животным надевают тот конус на шею. Даже не зная названия, его назначение было более чем понятно, и её это даже не столько оскорбляло, сколько просто бесило.

Но что есть, то есть. Перчатки сняла почти сразу же, как женщина скрылась, и всё – от повязок опять остались лоскуты, снять которые мешало то, что некоторые из них присохли к коже в том месте, где шла кровь, а отдирать было откровенно лень. Мороки ж больше будет, так что пусть висят – пока что не мешали.

Мешало осознание о потраченном впустую времени. Так жаждала эти бумажки, что теперь просто не позволяла себе сорваться и избавиться от этого к чёрту. Перебесится – факт. Но и выплеснуть было некуда, отчего слегка потряхивало; руки чесались что-то ударить или сломать, но единственное доступное сейчас – впаянная в стену столешница, злосчастная десятка листов бумаги, карандаш и несостоявшаяся трапеза. И всё. И всё это конкретно в данной ситуации нужно было; о том, чтобы ударить стену, Рьюга задумывалась, но одёрнула себя. Успеет.

Из десяти представленных волчков, крестом бесполезности пришлось восемь. Семь из них – уничтожены или утеряны без каких-либо дополнений, где и когда. Нигде и никогда – как факт. Восьмой – Инугами. Узнав его, Рьюге захотелось закричать и всё-таки ударить что-нибудь, потому что утащили его буквально из-под носа. И много ли кто – очкарик же… Она сипло выдохнула, сжав зубы; карандаш в руке хрустнул.

Остальные два… Рьюга с непонятным на душе чувством рассматривала лист Эл-Драго. Так-то, ему тоже следовало бы сделать приписку ?уничтожен?, но… Нет. Пока нет. Из-за этих самых чувств лист она отложила.

После нескольких часов вдумчивой тишины чужое вторжение ощущалось очень остро и неправильно.

- Ты тут как? – Серебрянка вторгся бесстрашно, но очень решительно. Это одновременно и веселило, и раздражало. И, видимо, по ней было видно, ?как?, потому что он неловко замер в паре шагов и натянуто улыбнулся. – Во-первых, поешь, во-вторых, разговор есть… и дело.

- Не сейчас, - сухо протянула Рьюга. – И что за дело?

- Ты почти не ешь. - К сути, - поморщилась она и подпёрла голову рукой. На еду было всё равно, на его попытки быть дружелюбным – уж тем более.

Серебрянка особо даже не скрывал того, что находиться тут ему… не очень нравилось. Рьюгу в каком-то смысле веселила эта натянутая улыбка, но на окружении она надолго не зациклилась: ну комната как комната. Небольшая – Кента обозвала её ?подсобкой?, - однако тихая и не душная. Что-то для уборки быстро было перетащено в угол и не мешалось, а на опасливый шёпот, что ?оно похоже на камеру одиночного заключения?, Рьюга лишь отмахнулась.

- Выйди из сумрака, - сдавленно хмыкнул Хагане и широко раскрыл дверь. Наверное, для того, чтобы света побольше впустить, но этого оказалось достаточно, чтобы окончательно потерять зрение в этой ситуации и с недовольным шипением закрыться руками. – Ты тут всё время сидела?

- И? – проворчала Рьюга, медленно и аккуратно ступая на ноги, в процессе нормально потягиваясь, чтобы разогнать кровь и размяться. – Это долго?

- Последние… десять… или даже больше часов? – его лицо заставило криво хмыкнуть. – Тут всего десять листов.

- Десять листов, много размышлений. Они бесполезны, - отрезала Рьюга и хрустнула шеей.

Край бинта-таки зацепился за угол стола и оторвался вместе с бурой коркой. Свежее алое скопление было благополучно скрыто под перчаткой, потому что излишнее внимание – или внимание вообще, тут уж как судить – к тому, что такового не требовало, очень. Утомляло. Мягко говоря. Ничего не торчит, все конечности на месте – значит, заживёт само.

- Правда? – Серебрянка прошёл к столу и с любопытством схватился за листы. – Не меченый только один.

- Единственное любопытное, - сухо пояснила Рьюга. Название волчка когда-то упоминалось, разве что она напрочь забыла, кем именно. Вариантов не так уж много – либо Дорагон, либо Хиотсукеру, - но всё-таки даже так: этого было достаточно, чтобы перепутать.

- То есть не бесполезны? – Хагане дёрнул бровью, тоже слегка подзависнув на разглядывании Эл-Драго.

- Один из десяти. Бесполезны, - на чувстве разочарования Рьюга старалась не зацикливаться: и так было, о чём подумать, так что это всего лишь излишняя трата нервов. – Что за дело, ещё раз?

Серебрянка приложил палец к губам и подмигнул, отчего у неё раздражённо дёрнулся глаз.

- А вообще, – видимо, на лице всё отразилось, потому что как-то нервно и дёргано приосанился он чересчур быстро. – Помимо того, что хочу тебе предложить, есть ещё кое-что.

Рьюга сипло выдохнула, потирая шею. Не злиться.

- Что.

Джинга замер и вдумчиво нахмурился, прикусив губу. Рьюга устало потёрла переносицу и перевела взгляд на окна: стеклянные, от потолка до пола, откуда мог бы быть, возможно, достаточно красивый вид, но в итоге всё, что было видно – такие же, а то и более невзрачные здания и редкие кляксы какой-то невнятной зелени. Жалкое зрелище.

- Я забыл, как Тсу-чи это называла, - растерянно протянул Серебрянка и полез в карманы. – Этот метод в криминологии используют обычно, вроде бы. Когда свидетель или несколько записывают, а не говорят свои показания, потому что так…