Вопрос 25 (1/1)
Аэлухель многое хотел бы забыть. Навсегда выжечь из собственной памяти и сделать вид, что он никогда и не знал, что нечто подобное происходило. Дни, которые он провёл на рынке рабов, определённо входили в число тех воспоминаний, о которых он не желал вспоминать. Многолюдные пещеры-улицы прибрежного города — на самом деле, городом его было назвать очень сложно. Перевалочный пункт, куда свозили награбленное и оставляли в общаке или быстро сплавляя оптом покупателям, которые опытным глазом могли заприметить драгоценность среди горы мусора.
Аэлухель — тогда, конечно, ещё не Аэлухель — стоял на этом рынке, один из многих. Был связан общими верёвками по рукам, ногам и шее с другими пленниками, бо́льшая часть из которых была такими же подростками, захваченными с Аэлухелем в его же деревне. И его разглядывали словно (хотя почему «словно»?) товар, прицениваясь, рассматривая на предмет каких-либо изъянов и торгуясь с торговцем, выставившим рабов в шеренгу скорби и позора.
Аэлухелю было так отчаянно стыдно. Десятки пар глаз осматривали его, и он был беззащитен и обнажён под ними. Он не мог сбежать, не мог ничего сделать, лишь стоять и терпеть, пытаясь отрешиться и абстрагироваться. К счастью или наоборот к сожалению, его не спешили покупать, и робкий лучик надежды теплился в душе подростка. А потом к точке подошёл Силсан.
Крепкий, плотно сбитый саламандр сразу же выцепил Аэлухеля из толпы профессиональным взглядом. Удовлетворённая усмешка скривила его губы, а в чёрных матовых глазах без зрачков мелькнул алчный похотливый блеск. Он не смотрел больше ни на кого, приблизившись именно к этому молодому лесному эльфу, и его горячие прикосновения почти буквально оставляли на чувствительной коже ноющие ожоги, когда он грубо схватил подростка за подбородок, вглядываясь в его лицо и напуганные глаза, и когда вертел его за локоть, осматривая остальное тело.
Саламандр действовал уверенно и буднично, и Аэлухель понял, что далеко не первый раз он делал это. Горячий, матёрый и даже визуально очень крепкий и сильный — от одного взгляда на него что-то внутри Аэлухеля сжалось от страха и безысходности. Возможно, это просто было непринятие неизбежности — практически не раздумывая, саламандр направился к торговцу торговаться за него. И Аэлухель особенно остро ощутил себя вещью, которую можно продать и купить, и за которую можно сторговать десяток-другой золотых. Омерзительно.
Тогда он не мог даже предположить, для каких целей понадобится хозяину. Но тот был весьма доволен как сделкой, так и приобретением, за верёвку, будто за поводок, уводя подростка за собой, навсегда разлучая с собратьями и прошлым. Властный и эгоистичный хозяин, жестокий садист, упивающийся чужими страданиями — в первую встречу, разумеется, Аэлухель едва ли мог понять это и заподозрить. Тогда он просто видел перед собой саламандра — очевидно, фигуру видную в здешних краях и чувствующую себя на своём месте. Потенциального покупателя, который в конце концов таки приобрёл его. И начал для Аэлухеля долгую тёмную ночь беспросветного мрака страданий.