Вопрос 21 (1/1)
— Скажи, Киал, умирать страшно? — конечно, с таким вопросом юный княжич мог обратиться только к своей сестре, всегда внимательной и мягкой и никогда не осуждающей даже за «недостойное» поведение — ведь не престало же наследнику престола бояться собственного перерождения!
Орлеандо и не боялся. Вернее, он отчаянно делал вид и пытался убедить в этом всех, включая самого себя. Однако беспокойство и сомнения не покидали его, холодными пальцами тревоги сжимая сердце и оплетая внутренности. Перерождение — буквально маленькая смерть, и пусть это нормально для их природы, но оттого не менее волнительно.
— Не беспокойся, — сестра мягко улыбнулась, положив ладони на плечи брата и слегка сжав их, заглядывая ему в глаза. — Если всё пройдёт нормально, то ты просто уснёшь чуть на дольше, чем нужно.
— «Если»?.. — выцепив неприятное слово, нахмурился мальчик (о да, пока первая жизнь не догорит до конца, он так и будет оставаться мальчиком, каким бы взрослым при этом ни был).
— Под «если» я имею в виду, — Киал уточнила, извиняясь взглядом, — не естественное наступление смерти, вроде убийства. Но тебе это не грозит, милый брат, так что конечно, твоё перерождение пройдёт как нужно.
— Ладно, — Орлеандо вздохнул, хотя на сердце его всё равно осталось неспокойно. — Расскажи мне подробнее, как это происходит?..
Орлеандо сразу понял, что происходит. Осознавать свою смерть было странно и волнительно, но всё происходило именно так, как рассказывала Киал: это случилось с ним буквально две ночи спустя после разговора с ней. Он лёг спать — и больше не проснулся, сгорая в пламени и возрождаясь в нём.
Со стороны, по крайней мере, это именно так и выглядело: когда слуга пришёл будить его, он увидел объятую бело-синим раскалённым огнём постель, а в середине неё лежал молодой княжич, недвижимый и не дышащий. Языки пламени струились по его телу, словно желая пожрать, но телом Орлеандо не горел, сгорая духом, превращаясь в пепел, из которого ему предстояло переродиться и вернуться обновлённым.
Смерть — индивидуальный процесс, который начинается у всех по-разному и длится по-разному. Семье оставалось лишь ждать, а сколько — то уже решать Отцу-Вулкану.
Орлеандо умирал неделю. Лежал в бело-синем пламени и не возвращался. Не знал, как выглядел со стороны — об этом ему рассказала потом Киал, но ощущал себя одновременно везде и нигде.
Смерть была странной штукой. Орлеандо безошибочно распознал её, когда очередной сон взорвался ало-оранжевой вспышкой и жар поглотил его всего. Он словно провалился в лавовое озеро и падал к его дну, одновременно с этим зависнув где-то посередине. Всё вокруг было горячее, оранжевое и красное, и языки огня тянулись куда-то вверх. Он был везде и нигде, погружённый в магму и объятый лавой. И он то ли плыл, то ли шёл куда-то, двигаясь навстречу огню.
Орлеандо был один в огненной пустоши. Не было ни духов предков, ни других саламандр. Не было и Отца-Вулкана или его эмиссаров. Было лишь бесконечное рыжее пламенное пространство, и он, Орлеандо, посвящённый ему. Долгий путь, почти не отличающийся от лабиринта потустороннего мира, как о нём рассказывают, с тем лишь отличием, что отсюда был выход и было возвращение.
Орлеандо сделал вдох и выдох и закрыл глаза, освобождая разум, открывая сердце, укрощая страсти и отдавая себя во власть огня и божественной воли. Весь он принадлежал Отцу-Вулкану, и наконец-то ему пришло время стать из мальчика как минимум полноценным юношей. А то как-то перед подросшим племянником было стыдно.
Мысль о Говарде заставила Орлеандо улыбнуться. Как и в принципе мысль о семье. Теперь, после перерождения, на нём будет ответственность совсем иного толка, и Орлеандо был готов принять её. Сердце его преисполнялось уверенности и тепла, и он не сомневался ни в своих силах, ни в своей готовности. Он уже давно не ребёнок — пора официально стать взрослым.
Долгая медитация и очищение закончились так же резко, как начались. Огненная пустошь, оранжевое пламя и вязкая магма медленно отпускали его из своего заточения. Растворялись во тьме, и бело-синее пламя постепенно гасло вместе с ними. В конце концов пришла привычная прохлада сердца вулкана, где располагалась родная резиденция, и чёрная тьма перед глазами. А вместе с ними — первый вдох, словно он был младенцем, и сильное сердце снова начало отбивать свой ритм. Орлеандо умер и возродился, как подобает любому саламандру, и впереди у него было ещё целых шесть жизней.