Глава 9 (1/1)
В голове сами собой вырисовывались нежеланные, но очень красочные мысли. Со всеми подробностями и ощущениями. А Чуя даже в мыслях ничего с этим сделать не может. Сопротивляться буквально нечем. А Дазай домогался бы не просто поглаживанием по коленке. Которой у Накахары временно нет.
Если в прежние шестнадцать, — когда подростковые гормоны неистово шалили в крови, толкая на всякие непристойности, — секс с Осаму казался хорошей идеей, то сейчас, когда мафиози в таком жалком состоянии тотальной беспомощности и практически все его действия зависят от человека, которого рыжий исполнитель хотел бы видеть на этом месте в самую последнюю очередь — нет.
Дазая тут ничто не держит. Он вполне может просто уйти и не вернуться, и никто ему ничего за это не сделает. Почему Осаму всё ещё тут, Чуе даже думать не хочет. Зачем заботиться и ухаживает, вообще вообразить страшно. Воспользоваться — чуть ли не единственное, что всплывает в голове при этой мысли. Воспользоваться беспомощностью и несостоянием дать отпор.
Да один чёрт знает, будет ли бинтованный ублюдок вообще до него домогаться. В чужой голове, блять, не покопаешься. А тем более, в мозгах этого контуженного гения.
Так, всё, от этих глупых мыслей надо избавляться!
Накахара ложится на спину и утомлённо смотрит в потолок. Глубоко и ровно дышит, пытаясь унять сердцебиение. Не хотелось ничего. Абсолютно. Но чужая рука, что бы мягко поглаживала рыжие локоны, точно не помешала бы.
Он машинально заправил за ухо прядь, после, нежно проведя рукой вдоль шеи. Подушечки пальцев остановились, притронувшись к небольшой, ещё не зажившей ссадине. Случайные поглаживания по рельефу ранки оказались приятными. По телу побежали мурашки и движение непреднамеренно повторилось. Даже слишком приятно.
Мафиози расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, продолжая размеренно повторять ранние действия, мягко касаясь и проводя вдоль ран. Эдакий способ успокоится и, возможно, напомнить самому себе, что, в любом случае, рано или поздно, от этих увечий не останется и следа.
Вскоре, все пуговицы были расстёгнуты, а поглаживания разнообразных шрамов и царапин продолжились в районе рёбер. Дыхание слегка сбилось, стало более рваным и томным. Полуприкрытые голубые глаза, розоватые от незначительно превышенной температуры щёки, расслабленные, плавные движения, пальчики, опускающиеся всё ниже, в излишне своеобразных ласках. Представили эту картину, да? Словно прелюдия перед мастурбацией, в каком-нибудь эротическом фильме. Но, к величайшему сожалению, данная история имеет совершенно другие жанры.
Вот, бледные пальчики уже очерчивают ссадины на подрагивающем животе. Какие же приятные, в совместимости с крайней чувствительностью Чуи, ощущения… Всё внимание, словно по щелчку, переключилось лишь на это, не давая думать ни о чём другом и даже заставляя не принять во внимание звон ключа в замочной скважине.
Внимание помутнённого собственной лаской взгляда зацепилось за шрам. Рука как-то рефлекторно продолжала свои действия, нежно поглаживая его основание и медленно продвигаясь дальше. Но остановилась, в понимании, что остальная часть раны лежит под резинкой нижнего белья. Это чувство так не хотелось терять, что Накахара, подумав «Я ведь один. Никто ведь не узнает, правда?», аккуратно просунул пальчики под ткань. Вот что скажу я: Узнают.
— Вот уж не думал, что застану тебя за чем-то неприличным. — неожиданно раздался из дверного проёма комнаты этот издевательский голос, заставляя вздрогнуть и тут же отдёрнуть руку.
Мафиози тут же начал думать, как бы выкрутиться из этой ситуации. И, как на зло, в голову приходила одна белиберда, что смешивалась в какую-то кашу, стоило попробовать сказать хоть что-либо, из-за чего все попытки превращались в череду бесконечных заиканий.
Но, благо, хоть малюсенькая капелька совести и сдержанности у Дазая есть, и он ни разу не заикнётся об этом в дальнейшем.