Игра Гипноса (1/1)

Никому не снится то, что его не касается.

(с) Герман Гессе, «Демиан»

– Стой!

В ночной тишине комнаты застыл охрипший от резкого пробуждения звук, хозяин которого сидел теперь на кровати и ощупывал ладонью пустоту перед собой. Покрывшись испариной кошмара, его лоб поблескивал от заоконного танца обнажённых ветвей черёмухи и лунного света.

– Всего лишь сон… Сон. – разочарованно констатировал мужчина.

Пальцы, недавно догоняющие выпорхнувший из дрёмы силуэт, коснулись зацелованных жаждой губ.

– Кто ты? – процедилось через них в осеннюю свежесть спальни.

Переодевшись ядом палача, вопрос скатился по щеке слезой риторической пытки. Бывший сновидец сморгнул эфирные остатки потухшего миража, надеясь окончательно прийти в себя, щёлкнул выключателем настольной лампы и скользнул рукой под подушку. Там, за щитом кожаного переплёта, покоились чувства, таинственная природа которых демонстрировалась нераскрытой для самого обладателя, не говоря уж об остальных. Впрочем, о каких это остальных? Он – обходительный, интеллигентный, улыбчивый и гостеприимный – не доверял никому, кроме своего дневника. Внимательный к чужим секретам личные держал строго при себе, изредка скармливая пытливым ливерные обрывки исповеди. Не со зла, не из спеси. Часто ему думалось, будто люди всё равно не поймут. Да! Наверняка, он покажется им сумасшедшим, каким бывал и остаётся в глазах матери, каким запомнился возвращающемуся к предкам отцу.

Он с детства знал, как тонка грань между мирами. Осязал время нитью речного жемчуга – шёлковым канатом, продетым сквозь множество неровных эпох. Записывал ощущения, чтобы не растерять, когда вырастет, а самодурство осиротевшего от буднично случайных связей и празднично намеренного одиночества мозга не начнёт брать верх над изначальной частотой сознания.

Стержень чёрной ручки заскользил по разлинованному листу блокнота:

«21 сентября 2019 года, 1:37.

Смотрю ему в спину верностью провинившегося щенка. В стан Орфея, забывшего об Эвридике. Кто он? Чем так оскорблён? И то притяжение… Мистическая аттракция, не оставляющая реальности шанса. Никто из них, ни одна не может наказать меня отсутствием, а этот человек без имени и лица властвует над зарождающимся безумием. Его ведь по правде не существует, дружище? Кивни, иначе сдохну тут в болевом шоке или брошусь в мясорубку тоски. Тебе оно надо?

Аминь.

P.S. Вспоминай обо мне почаще, Отче.»

«Вы религиозны?» – обратился к Алексу священнослужитель, когда первый два года назад, исполняя просьбу родственника, заглянул в деревенский храм обменять восковые палочки на здравие. Дядя, разубеждённый советский атеист, подобно многим коренным жителям мегаполисов легко сманивался притчами сельских целительниц. За еженедельный массаж суставов в башкирской сауне и волшебное, завершающее сеансы, наставление «Бох усё знат!» дядя Миша отдавал бабе Зосе по десять легально нажитых пейзажей Ярославля, не брезгуя низко кланяться в ноги.

«Я? – не оборачиваясь улыбнулся прихожанин. – Я клетка Его.»