Глава 1. Уборщик (1/2)
Из здания через парадный вход выбежал горящий человек.
Пламя жадно вцепилось ему в спину, пожирая темный фланелевый костюм. Крича и махая руками, он стал похож на пугало, что подожгли в поле в ветреную погоду. Не оставляя попыток сбросить с себя горящую одежду, он бежал вперёд к большому скульптурному фонтану с мраморной античной девой в центре. Человек рухнул к ногам девы, но прохладная вода не спасла его от адской бездны. Избежав смерти от огня, он был опрокинут в небытие металлом.
Грохот короткой пулемётной очереди. Громкий плеск. Вода в фонтане окрасилась в красный.
Убийца опустил оружие, вернулся внутрь и степенно прошёл через просторный холл особняка. На напольной плитке, где он ступал, оставались кровавые следы.
Войдя в разгромленную гостиную, он прошёл к кожаной софе и скинул на пол одно из тел, набитых свинцом. Положив рядом остывший «Томпсон», достал из внутреннего кармана пиджака портсигар. Большим пальцем по привычке погладил гравировку на внутренней крышке: «Сильнейшему человеку с горящим сердцем».
Обняв спинку софы одной рукой и закинув ногу на ногу, мужчина закурил.
– Смитовская подстилка…сука…
«Наверное, неудобно передвигаться с простреленными ногами? Лежал бы уж смирно. Ещё и кровь размазывает по паркету. Какая мерзость».
– Гребаный жид…лягушатник…кхм…
«А ты похож на него. Такой же «золотой» мальчик. Голубые глаза, светлые волосы, широкий рот, голливудская улыбка. Мне нравилось смотреть, как он улыбается».
В направлении софы полз едва живой владелец особняка. Злоба и отчаяние тащили его вперёд, заставляя подтягиваться на локтях и тянуться к пистолету, выпавшему из руки его мертвого подельника. Липкие пальцы скребли по полу. Осталось всего несколько футов.
«Я тогда чувствовал. Чувствовал что-то. Хоть что-нибудь».
– Убью тебя, гнида…убью!
«Да на уже. Только заткнись. Голос у тебя совсем не такой».
Пистолет прокатился по паркету. Дрожащие пальцы раненного жадно вцепились в корпус. Щелкнул затвор, но выстрела не последовало. Ещё раз. И ещё. Магазин пуст.
«Сe n'est pas censé être. Pas aujourd'hui. Pas encore<span class="footnote" id="fn_30437568_0"></span>. Значит, тогда поиграем, Смитти».
Мужчина докурил сигарету, затушил окурок о подлокотник софы и достал из кармана кожаные перчатки, надежно защищающие руки от грязи.
«Почему ты больше не улыбаешься мне? Я хочу видеть каждый белоснежный резец…»
– Убью…Пожалуйста…Нет!
«….каждый премоляр…каждый клык…и моляр…»
– Прошу…
«Тише, Смитти. Ты такой грязный. Давай сделаем это снова. Тебе же так нравилось».
Харкая кровью и открывая, как рыба, пустой рот без зубов жертва больше не могла говорить. Когда до слуха донесся звон пряжки ремня, он с трудом приоткрыл оплывшие веки и попытался закрыться руками.
«Почему ты избегаешь меня? Почему ты не хочешь меня? Почему, Эрвин?»
Кожаный ремень в несколько оборотов обвил шею, отнимая последний кислород.
«Я бы видел свет, а теперь он покидает меня опять. Я всю жизнь во тьме и ты снова отправляешь меня обратно. Почему?»
Жалкое, как тряпичная кукла, тело обмякло. Руки безвольно упали по бокам.
«Ладно, хватит с тебя, Смитти. Ты испачкал меня. Пора за уборку».
***</p>
Свет фар черного «Форда» освещал дорогу обратно в город. По соседней полосе, воя сиренами, пронеслась пожарная машина. Водитель посмотрел в салонное зеркало на отдаляющийся свет задних фар.
К тому моменту как пожарные приедут на место катастрофы, огонь уже поглотит большую часть здания. Человек устроивший пожар с особой тщательностью убирает за собой. Дом был заполнен никчемным мусором, а мусор надо выметать «окопной метлой»<span class="footnote" id="fn_30437568_1"></span>, а после сжигать.
По документам поджигателя звали Леви Аккерман, но сам он давно называл себя Уборщик. Эту кличку, как любимому псу, придумал для него его босс.
Свет попал на придорожный билборд с надписью: «На древе успеха много яблок, но если тебе удалось завоевать Нью-Йорк, тебе досталось большое яблоко».
Свой запретный плод Уборщик сорвал в одной из темных подворотен за углом казино, из которого вывалилась пьяная троица гангстеров. Парочка громил из той компании, опьяненные двойным виски и безнаказанностью, решили, что им не хватило в качестве вечерних развлечений рулетки и шлюх. Кому-то из них показалось, что случайный прохожий как-то не так на них посмотрел. Это была ложь. Сколько себя помнил Уборщик никогда и никого не видел, но так было до одного случая.
___</p>
Трое мужчин в шляпах и элегантных тройках надвигались на малорослого паренька, вынуждая его пятиться спиной назад прямо в тупик одной из слабоосвещенных улиц.
– Ставлю десять баксов на Френка. Сколько дашь за коротышку? – обратился один из бандитов к своему подельнику – высокому плечистому блондину, лицо которого было сложно разглядеть из-за низко надвинутой на лоб шляпы.
– Ставлю сотню, если он сможет хотя бы повалить Френка.
– Да ты перепил, Смит! Ушлепок не стоит и бакса!
– Ну раз ты не хочешь делать ставку, то поступим по-другому. Эй, парень! Я дам тебе сотню, если завалишь этого выскочку, – блондинчик указал на того, кого эти двое называли Френком. Френк вышел вперед.
– Зарываешься, Смит! За такие слова ты будешь следующим после него! – пригрозил Френк, не оборачиваясь.
– Я согласен.
Лицо Френка побагровело от злости.
– Ах, ты мелкий хер! А ну иди сюда!
Сверкнул нож. Френк упал и затих. Лезвие вошло по рукоятку через левый глаз, доставая до мозга.
– Что за херня?!
Второй бандит вытащил пистолет и направил на парня. Раздался выстрел.
– Твоя сотня, – блондин задул дымок из дула револьвера и вытащил из кармана деньги, но потом резко вскинул руку.
Парень спокойно глянул на труп с прострелянным затылком, на черный зрачок дула, направленный на него, и поднёс руку к нагрудному карману жилетки.
– Эй, полегче. Не двигайся, а то мозги вышибу.
Не обращая внимания, юноша вытащил платок, и подойдя к телу Френка обернул его вокруг рукояти ножа, торчащего из глазницы. С противным чавканьем лезвие вышло обратно.
– Не боишься? – с ноткой легкого удивления в голосе спросил блондин, наблюдая за тем, как незнакомец плотно заматывал свой нож в белый платок.
– Мне всё равно.
– Мне тоже, – блондин крутанул барабан револьвера и, приложив к виску, нажал на курок, но выстрела не последовало. – Не судьба. Не сегодня. Не сейчас.
Он вновь крутанул барабан и выстрелил в воздух.
– Кто ты? – в голосе юноши, наконец, можно было различить некое подобие интереса.
– Пока никто. А ты? Как тебя зовут?
– Леви.
– Леви? Ты еврей?
Получив в ответ лишь молчание, блондин убрал револьвер.
– А я Эрвин. Вообще-то Ирвин, но кретин пограничник вписал меня в документы так, – он ступил ближе и подвинул шляпу вверх, так что наконец-то были видны глаза.
– Хочешь сделку, Леви?
Голубая радужка вспыхнула во мраке. Монохромная реальность обрела оттенки. Леви почуял смрад мусорных баков. Услышал крысиный писк из-под груды картонных коробок, отдаленный шум никогда неспящих улиц. Кровь, стекавшая по лицу убитого им Френка, стала яркой. Он явственно ощутил на языке едкий металлический привкус.
Чтобы не предложил этот человек, в чьём взгляде слилось воедино пламя и лёд, он согласится.
___</p>
Машина остановилась у входа в гостиницу «Paradis». Уборщик выбросил зажатый между пальцев окурок и заметил кровь на рукаве рубашки. Кривя губы в отвращении, он подогнул ткань глубже под пиджак.
– Добрый вечер, сэр. Позвольте помочь с вашим багажом, – темнокожий портье указал на пухлый кожаный саквояж.
– Не стоит, справлюсь сам, – Уборщик сильнее сжал ручку саквояжа и торопливо сунул портье чаевые.
Он прошёл мимо консьержа, удостоив его коротким приветственным кивком, и поднялся на лифте на последний этаж. В люксовых апартаментах, предназначавшихся исключительно для хозяина гостиницы, его заждались.
– Почему «это» выглядит так? – спросил Майк, с недовольством осматривая, принесенный Уборщиком «трофей».
– У меня затупилась пила, поэтому срез вышел рваным.
– Я не про срез. Почему у него нет зубов и глаз? Его же, блядь, хрен узнаешь теперь! Тебя просили принести его голову, чтобы можно было просто напугать ирландцев, а не чтобы они обосрались от увиденного, больной ты ублюдок!
– Всё в порядке, Майк. Леви, ты хорошо поработал и извини. Это было в последний раз.
Эрвин зажал между губами сигару и махнул Майку левой рукой. Пробурив в Уборщике дыру взглядом, Майк отвернулся и подошёл к Эрвину, достал из кармана зажигалку и дал прикурить.
Едва переступив порог номера, Уборщик почти без отрыва смотрел на своего босса.
«Почему ты извиняешься? Я могу принести тебе любую голову на выбор, только дай приказ. Я всё сделаю для тебя».
– Майк, доставь «это» на Адскую кухню.
Майк с отвращением захлопнул саквояж и удалился.
«Adieu, la tête<span class="footnote" id="fn_30437568_2"></span>. А твою голову, Майк, я тоже когда-нибудь отрежу».
– Мы скоро сворачиваемся, Леви. Ты сможешь жить обычной жизнью, – Эрвин развернулся в кресле полубоком и дыхнул дымом. Его правая рука сползла с подлокотника. За несколько месяцев болезни рука ссохлась, с трудом сгибалась, и ему пришлось помочь себе левой, чтобы уложить парезную конечность обратно на подлокотник.
«Жить? Я отвратительный, грязный гниющий труп, изо рта, которого лезут могильные черви. Я не живу, я существую. Как ты не можешь это понять?»
– Может поедешь в Новый Орлеан вместе с семьей к матери и дяде?
«К этой шлюхе и алкоголику? Я был с ними достаточно, чтобы пожелать им оказаться в аду и не вылезать оттуда никогда».
– Как поживает Петра и Рени́?
«А может ты хочешь их головы? Все вокруг говорят, что они хорошенькие. Ты же знаешь, что я могу отдать тебе всё, что захочешь».
– А как здоровье отца Петры? Ему лучше?
«Скорей бы старикашка уже приставился. Может тогда эта сука перестанет ныть».
– В Луизиане мне будет нужен председатель избирательного штаба. Ты не окажешь мне честь?
«Хочешь, чтобы я улыбался всем этим выблядкам и жал им руки? Ты, правда, этого хочешь? Или ты просто больше не хочешь видеть меня и отправляешь куда подальше?»
– С Петрой и Рени́ всё хорошо, передавали тебе привет. Ждём вас с Мари на ужин в субботу. Отец Петры всё также. Мы с Петрой молимся за него. Матушка с дядей регулярно пишут. Их бизнес процветает, зовут нас к себе с размахом отпраздновать Рождество. Думаю, обязательно поедем. Да и Рени́ соскучилась по бабушке с дедушкой. Я буду рад принять твоё предложение. Такой человек, как ты сможет сделать Америку великой.
Уборщик говорил все эти заученные слова с доброжелательным видом, улыбался в нужных местах, но глаза его были мертвы.
Эрвин внимательно смотрел на него сквозь серый дым и некоторое время молчал.
– Я рад, что у меня есть ты, Леви, – сказал Эрвин после длительной паузы.
– Я могу остаться сегодня на ночь?
Прежний Эрвин ощерил зубы в лукавой улыбке и поманил к себе, но он больше не улыбался.
– Леви, мы уже говорили об этом, – назидательно произнёс чужак под личиной Эрвина. Тон его голоса заставил Уборщика испытать новый оттенок отчаяния. – Мы с тобой ужасные грешники и настало время для искупления.
«Я не хочу обратно во тьму. Я не хочу снова слепнуть».
– Да, ты прав.
Его Дьявола больше нет.
***</p>
Дверь захлопнулась за спиной.
– Добро пожаловать домой, любимый.
Он позволил снять с себя пальто и шляпу. Подождал пока она опустится вниз, чтобы расшнуровать ботинки.
– Я приготовила гамбо по рецепту твоей мамы, а на десерт лимонное суфле.
Её руки потянулись к нему, чтобы развязать галстук и снять пиджак.
– Ты сегодня поздно. Я уже уложила Рени́. Она большая молодец – полностью выучила «братца Жака».
В гостиной потрескивал камин. На кресле лежал свежий номер «New York Herald».
– Твой дядя прислал тебе подарок. Я оставила его в твоём кабинете вместе с письмами. Судя по коробке – это очередная шляпа. Если так пойдёт и дальше, то скоро придётся делать в доме отдельную гардеробную исключительно для шляп.
Поднос с чайным сервизом опустился на журнальный столик. Пар завился над фарфоровой чашкой. Он принюхался к запаху, сделал глоток и не ощутил вкуса. Поставил чашку на блюдце и заметил маленькую коричневую полоску у изгиба ручки.
– Петра, подойди и посмотри сюда.
– Леви, прости, я сейчас всё поправлю, – она засуетилась над сервизом, но он встал и дернул её за руку, крепко сжав за запястье. Второй рукой он взял чашку за края и поднёс ей к лицу. Пара горячих капель попала ему на руку, но его кожа, привыкшая за долгие годы к жару огня, стала дубовой. В отличие от её кожи.
– Ты знаешь, как я не люблю грязь.
– Прости, пожалуйста, прости, я торопилась, мне жаль, мне очень жаль, – быстро залепетала она. Её лицо покрылось испариной. Она отвела голову вбок, подальше от чашки, но тогда он свободной ладонью накрыл ей рот, грубо сминая щеки, поворачивая к себе.
– Смотри мне в глаза, когда я разговариваю с тобой.
Он знал, что ей сложно делать это долго, так чтобы не заплакать и не разозлить его ещё сильнее. Она не справилась. Слезы из впалых карих глаз скатились вниз, оставив две дорожки на подрумяненных скулах. Он убрал руку с лица и сжал ей шею, чувствуя под кожей напряжение и страх.
– Я не голоден, дорогая. Выброси всё и иди спать, у тебя усталый вид.
– Да, – рвано выдохнула Петра, когда он отпустил её.
Он сделал глоток из грязной чашки, глядя как она спешно вытирает лицо и одергивает передник.
– Да что?
– Да, любимый, – поправилась она. – Не засиживайся долго, а то снова уснёшь в кресле. Я жду тебя в спальне.
Когда она стерла из поля зрения следы своего присутствия, скрывшись наверху, он вытащил из буфета стакан и графин с виски.
Газета, лежавшая на кресле, отправилась в камин. Огонь медленно стал снедать бумажные края, подбираясь к крупному заголовку на первой странице: