Глава 41. Сделать правильный выбор. (1/2)

Что? Где это я? Меня сейчас же душила Зеро ту. Понятно… Значит, я уже точно умер… Причём от рук любимой девушки. Смех да и только.

Впереди показался маленький силуэт. Кто-то стоял в изношенной накидке с капюшоном чёрного цвета и босыми ногами. Всё, что я смог разглядеть в этом непонятном мире. Даже непонятно: рай это или ад.

Меня внезапно перенесло в пустую комнату, где находились только туалет и раковина. Я в ванной комнате??? Нет. Справа от меня сидит какая-то малышка. В её глазах читается ненависть ко всему белому свету. Рожки? Кого-то мне она напоминает. Она здесь одна живёт?

Вдруг воспоминания прошлого начали показываться мне, будто я вновь стал маленьким мальчиком. Я лежу на мокрой газетке около свалки. Это, кажется, воспоминания меня двухлетнего. Я слышу плачь. Он меня раздражает. Жизнь и так ко мне не благосклонна, а тут ещё и поспать спокойно не дают. Я решаюсь найти источник звука. Дойдя, вижу перед собой корзинку с младенцем, который укутан в одеяльце. Сама корзинка стоит у порога дома. Видимо, здесь там никто не живёт сейчас, поэтому ребёнок заливается горькими слезами. Я решаюсь убаюкать малышку, как потом узнал. Оказалось, ей нужно было тепло. Совсем замёрзла на холоде, хотя сейчас у меня была похожая ситуация. Спать на одной газетке в потрёпанном детском тулупе — то ещё удовольствие.

Меня бросили на улице полгода назад. Я кое-как свожу концы. Но этот ребёнок не сможет позаботься о себе сам. Бросить её или нет? Мне и так худо. Что может дать младенцу двухлетний мальчик? Насколько помню, грудничкам нужно материнское молоко. Но откуда я его возьму? Лучше брошу её здесь. Я думаю, что у нас не совсем бессердечные люди.

Я ложу малышку обратно, укутав одеялом, и ухожу, откуда пришёл. Сердце обливается кровью от того, что придётся её оставить на холоде одну. Грудничок уже не плачет, но будто мысленно просит вернуться. Я делаю ещё два шага и разворачиваюсь. Младенец что-то бурчит себе под нос. Я не смогу уйти. Беру корзинку и иду с малышкой восвояси, если их таковыми можно назвать.

Я старался прокормить нас обоих. Крал надоенное грудное молоко у женщин, ущемляя других младенцев. Меня шпыняли, когда я просил милостыню. Смотрели с презрением, когда я покупал еду. Но обязательно возвращался с улыбкой на лице к малышке. Кормил её, а потом они в обнимку спали на газетке.

— Твоё имя — Ичиго. Нравится? — спрашивал я у девочки, которая прожила со мной целый год.

— Навися. Очий. Патибо, — невнятно отвечала синеволосая.

— Хех, когда уже научишься нормально говорить?

— Папа?

— Нет, братик.

— Батик.

— Ну ты даёшь, Ичиго.

Я тогда сильно рассмеялся. Она тоже поддалась этому настроению.

Меня перенесло в другие воспоминания. Я играю в мяч с дворовыми мальчишками. Мне уже четыре года. Двухлетняя Ичиго сидит на лавочке и пристально смотрит на меня. Закончив игру, все мальчики решили поболтать. Какая-то группа отделилась от нас. Я и не заметил, что они затеяли драку против одного мальчика. Обернулся лишь тогда, когда увидел Ичиго, защищающую того пацанёнка. Они вместе побили всех хулиганов, лезущих к ним. Я подошёл к ним только под конец драки.

— Как тебя зовут? — спросила Ичиго.

— Горо, — неприветливо ответил мальчик, которого защитила синеволосая.

— А я Ичиго. Приятно познакомиться.

— Ага, но я бы и сам справился с ними.

— Нет ничего плохого в том, чтобы положиться на кого-то, — разъяснил я.

— А ты ещё кто?!

— Хиро. Друг Ичиго.