Дела давно минувших дней. Лютая пьянка и теневая личность лейтенанта Волкова. (1/1)
— Глядите-ка кто проснулся! — В приоткрытую дверь небольшой каптëрки просунулась сонная морда мастер-сержанта Тейлора — трубача волковского оркестра, притащившегося проведать пребывающего во вне себя после недавних увеселительных процессий зáма командира.
— Что… Это… Было?.. — Вздыхая от духоты в помещении заропотал размякнувший на замызганном матрасе лейтенант Волков и глубоким вдохом до отказа заполнил лëгкие воздухом.
— Оу, это был эпичный вечерок лютой пьянки, Евгений. По крайней мере, так можно было бы сказать конкретно за твой «индивидуальный» случай. — Улыбнувшись ответил Тейлор и присел на табурет рядом с командиром. — С чего хочешь чтобы я начал рассказ?
— С самого начала, желательно. — Потирая раскалывающуюся с бодуна голову прохрипел лейтенант и, раскрутив с лап задубевшие портянки, сел на матрас в позе лотоса.
— Ну… Мы организовали в офицерском клубе небольшой банкет, посвящëнный возвращению твоего оркестра и парней Кристала с редшорской мясорубки. — Начал своë повествование енот, уперевшись лапами в колени, прикрытые трофейными наколенниками. — За вашу да за их удачу накатывали. Потом за здравие. Потом за упокой погибших. Потом за подразделения управления, которые вызвали вам роту ротации. Потом за победу над Мегазверцами. Потом за возвращение домой. Потом за счастливую семейную жизнь и так далее немалое количество раз, пока не закончилось всë высокоградусное пойло и закусь на столе. Все вроде-бы были как стëклышко и спокойненько вели светские беседы, но тебя же пустило в полный, блин, расколбас. И тут начинается самое интересное…
— Не томи, Майкл, что дальше-то было?! У меня будто память начисто отшибло! — Охваченный нетерпением узнать о себе много нового и, скорее всего, не очень неприятного, затараторил Волков и замер в одной позе в ожидании.
— Сначала ты, забравшись на праздничный стол, начал горланить арии из оперы «Тóска». Причëм делать это настолько громко и с таким нездравым энтузиазмом, что тебя не смогли успокоить целых пятнадцать офицеров. Пятнадцать, Евгений! — Подняв указательный палец вверх сакцентировал сержант. — Когда же ты понял, что твоë творчество не было по достоинству оценено, ты начал здорово так мороси́ть и зачинил в клубе драку, которую, к твоему счастью, закончили уже без тебя: я успел вытащить твоë бухое тело из этого замеса.
— Ничего себе… Бред какой-то… — Прошептал волк и прикрыл морду ладонями, наотрез отказываясь верить в то, что он, тихий замкнутый в себе неконфликтный молодой офицер, способен на такие выходки. Пусть и после литра горячительных напитков не самого непревзойдённого качества. — То-то у меня фонарь под глазом и всë тело ноет, как после пахоты в жаркий летний день. Ух… Весело, блин… Дальше?
— Я принял правильное, по моему мнению, решение — отправить тебя домой отсыпаться. Я с тобой на плечах еле добрëл до парка боевых машин и уговорил нашу автомобильную службу довезти тебя до дому. — Продолжил Тейлор, каждый раз повышая тон своего голоса, после чего рассказ перерос в саркастичное и неприязненное передразнивание своего «главного героя». — Но тебе не понравилось, что тебя собрались отвозить на незатентованном джипе, и ты начал канючить «мустанг». И не абы какой, а парадный, мать твою, полковничий! Рядовые водилы не смогли ослушаться старшего по званию, но не по уровню IQ, и предоставили тебе эту непозволительною роскошь. Дураки. Вы выдвинулись, и спустя десять минут езды, в паре сотен метров от дома, ты заблевал весь салон и самого водилу, у которого завтра, точнее, уже сегодня, должен был быть смотр. Ему, кстати, пришлось получить нехилых таких звездюлей от своего командира, покупать себе новое обмундирование и заплатить со своего кошелька за химчистку салона в гражданской автомойке. Но это я тебе так, к слову. Тебя в прямом смысле этот несчастный рядовой дотащил до кровати, раздел, и уложил спать. Ещë и дочь твою покормил своим сухпаëм. Вот так вот. Что скажешь на это, папаша?! А, вспомнил, ты ещë в своей прихожей проблевался, и солдатик это убирать не стал. Много чести, ха-ха.
— Я в ауте… В полнейшем… Даже не верится… Да чтоб я сквозь землю провалился! Позорище… Но… Как мы с Бекки здесь-то оказались, в каптëрке? — Переведя свой взгляд на спящую неподалëку на носилках девчонку с недоумением спросил Евгений, сохраняя стыдливое выражение раскисшей от похмелья морды.
— О, здесь ещë веселее! — Хохотнул енот и наклонился ближе к старшему товарищу так, что их глаза стали держаться на одном уровне в этом тесном прокуренном пространстве. — Ты припëрся с ней посреди ночи на базу и отмудохал дежурного по пропускному пункту! Спешу тебя успокоить: Рональд зла не держит и рапортовать МакРедли ничего не будет. Что с пьяного-то взять, тем более ты перед ним полчаса на коленях извинялся на глазах у его подручных. Клоун, блин. Но какой-нибудь подгон для него нужно намутить, согласен? Морковный настой или что-то подобное, да покрепче. А то ты красавчик, конечно: волк-лейтенант справился с сержантом-кроликом. Молодец! Лейтенанта Волкова — в командиры дивизии! Шучу. Ладно, продолжаем. После ты повëл свою дочь на плац и с громкими псевдопатриотическими лозунгами пытался научить девятилетнюю школьницу строевой подготовке. У неë-то отлично выходило маршировать по квадратикам, готов признать, а ты, наставник хренов, постоянно падал навзничь едва оторвав сапог от земли. Но знаешь, что самое убойное: после всго этого ты поднял весь состав своего оркестра ни свет ни заря, и меня в том числе, и заставил нас бегать вокруг казармы в противогазах на потеху Бекки, которая, к счастью, оказалась умнее и позвала деда. Твоего отца то-есть, который решил сегодня остаться ночевать здесь. Ну он тебе и прописал в глаз, ибо нехрен. Скажи спасибо своим ребятам, лейтенант: они тебя от греха подальше затащили в эту каптëрку, чтобы военная полиция не заметила пьяндыгу на территории базы и не загребла тебя в штрафной изолятор. Вот тебе и вся история. Отмочил ты, конечно, Евгений, знатно. Не умеешь пить, братишка — не смеши народ, не тяни лапки к бутылке. Мораль для тебя как никогда актуальна… — Закончил Тейлор, хлопнул запотевшими ладонями по коленям и, встав со стула, покинул помещение, предварительно по-дружески положив свою лапу на хрупкое плечо лейтенанта. — Это твоë пьяное состояние демонстрирует твою уставшую страдающую сущность, твой крик души, который ты так упорно ото всех скрываешь, который ты по каким-то причинам боишься, словно огня, выразить будучи в трезвом уме. Это не дело. Борись со своими комплексами, пока они не загнали тебя в тупик. Знаю, братец, в суровых армейских реалиях это очень тяжело, но… Ты парень не глупый, выберешься. А какой ценой… Это уже хороший повод для размышления.
С тех пор Волков-младший не позволял залить себе за воротник ни капли, полностью погрузился в работу с личным составом и постоянно пребывал в рассуждениях о тщетности бытия́, иногда ловя себя на мысли, что он рано или поздно не вынесет упавшей на его плечи нагрузки и самовыпилится. — «Ты — мягкотелый. Ты — слабак. Ты — половая тряпка. И кого сможешь защитить, если ты, находясь в трезвом уме и добром здравии, даже не хозяин самому себе, своим эмоциям, своим действиям? Наверно, это и есть ответ на твой самый главный вопрос — почему у тебя ничего не складывается ни в службе, ни в семейной жизни: стабильности — нет, повышения — нет, нормального денежного обеспечения — тоже. Это последствия твоего характера размазни и нытика. Обе жены просто бросили, оставив детей на твоë содержание. Бекки тебе даже не родная. Но… Она оказалась ненужной родной матери и родному отцу, как и твой родной сын Эраст, который был подло покинут собственной матерью. Одни они бы не справились без тебя, ушли бы в забвение… Это и есть твоя миссия, Волков: делать добро другим, пожиная лишь зло и ненависть. Эта будущая дикобразиха — шов на рваные раны, оставшиеся после смерти родного волчонка. Тебе пока есть, ради чего жить. И, тем не менее, твоим жизненным целям явно не дадут правильную оценку — добро не ценится. Никем и никогда. Добро лишь порождает зло»… — Но эти мысли испарялись так же быстро, как и рождались, ведь религиозные взгляды, которых он придерживался, не позволяли ему своими же лапами отправить себя в мир бессмертных душ. Пока ему оставалось во что верить и ради кого жить, он просто продолжал своë жалкое земное существование, каждый раз сталкиваясь с проблемами всë более и более серьëзного характера, оставившими серьëзный отпечаток на его психике и восприятии мира… — «Но ты не виновата в таком устройстве этого смрадного мира, Бекки. Я сделаю для тебя всë, что в моих силах. А что тебе дать мне в ответ — покажет неумолимое время»… — Вздохнул лейтенант и прикоснулся своим влажным носом к щеке спящей падчерицы. — «Но я ведь не такой плохой, правда? Пусть даже и для тебя»…
Опустив взгляд своих заплывших глаз на замаранную пятнами от засохших слюней форму, волк неспеша поднялся с ложе, натянул на опухшие от постоянного трения лапы сапоги и, пошатываясь, отправился в штаб. Уже через десять минут на столе МакРедли лежали рапорта на внеочередной отпуск, на которые, к всеобщему удивлению, полковник дал своë ходатайство.
— «Скоро ты увидишь море, дочь, как ты и хотела… А я — покой и уединение»…
Но долгожданного покоя и уединения Евгений так и не отыщет: спустя сутки его отец будет бесчестно убит полковником, заразившим графин с водой дирижёра синтезированным ботулотоксином, честно надыбанным им (полковником) в биолаборатории госпиталя у подполковника Хильдегарды Линксбрехт.
Глубоко в душе робкого и миролюбивого лейтенанта начали зарождаться наполеоновские планы страшной мести. С базы раз за разом бесследно начали пропадать офицеры подразделений охраны, а начальницу госпиталя, чудом выжившую, нашли жестоко избитой в холодильнике морга. МакРедли повергнут в ужас. Дежурные подразделения 24/7 на суете прочëсывали всю базу в поисках преступника. Но поиски не увенчались успехом. Чудаковатого волка-лейтенанта, как и следовало ожидать, никто ни в чëм не заподозрил… Маньячина в погонах беспрепятственно продолжал терроризировать приспешников командира базы, на месте совершëнных преступлений чëрным маркером оставляя надпись «Teisingumas su durklu».