41. Голос (Слепой, Сфинкс, Курильщик) (1/2)

Слепой не повышает голос.

Никогда. Мне кажется, он ожидает от других, что все вслушиваются в мир так же чутко, как он. Не знаю, конечно, как с такой флегматичностью и тихим равнодушием он вдруг стал вожаком, но Сфинкс очень чётко дал понять, что мне не стоит лезть в чужой монастырь со своими вопросами. Честно говоря, это было ничуть не лучше, чем диковатые попытки Табаки объяснить мне что бы то ни было.

Я слышу на удивление громкую ссору за углом в коридоре. Останавливаюсь, прислушиваясь. Голос Сфинкса привычен к экспрессии, как бы он не относил роль громкоговорителя Шакалу. А вот второй голос я слышу на повышенных тонах впервые.

Их слова и предмет разговора мне непонятны. Совершенно. В их традициях обсуждать что-то безумное как само собой разумеещееся. Крик, на который срывается вожак Дома, полон несвойственной ему злобы и обиды. Обиды? Слепой не обижается. Это в стиле Табаки, сесть, как оскорбленный нерадивым хозяином кот, отвернуться от тебя, навострив уши, и сидеть так, гордо задрав подбородок. До тех пор, пока Лорд не спросит, почему это он выглядит как полнейший придурок.

Тогда он отворачивается уже от Лорда.

Но Слепого — видимо, нужно было вывести из себя чем-то из рамок вон выходящим. Похоже удар пришёлся очень точно, раз в голосе столько боли. Усмехаюсь. Если бы им было интересно моё мнение, я бы согласился, что Сфинкс на такое вполне способен.

Не то чтобы я выбрал сторону Слепого.

Если выбирать — то не из них двоих.

Ссора заканчивается, точнее, обрывается на бессилии спорящих. Я отодвигаюсь в сторону, давая пройти мимо меня Сфинксу. Тот только бросает гневный, сверкающий взгляд. Провожаю его равнодушно. Ему сейчас не до меня, да и голос, поди, сорвал.

Поднимаю голову, когда в шаге от меня застывает Слепой. Зрячие пальцы — едва касаются холодной стены с облупившейся штукатуркой. Глаза покрасневшие, с темными кругами под ними. Потрескавшиеся, как стены Дома, губы, и такое же бледное лицо. Невольно морщусь. Теперь признаю: неудивительно, что его прозвали хозяином Дома. В это мгновение мне кажется, что он и есть — сам Дом.

Слепой молчит, тяжело дышит, глубоко втягивает сырой холодный воздух.

— Курильщик? — равнодушно, наконец, выдыхает он.