Глава 69. Дело Джорджа Мэнсона (часть 4) (1/2)
Гуан Венджи покинул место свидетеля, но Бард этого даже не заметил. Лишь удар судьи молоточком привёл его в чувства.
Самый сильный козырь в его рукаве, единственный козырь, который с лёгкостью мог убедить присяжных в виновности Чен Чжаня, за каких-то пять минут был признан недостойным доверия. 42 часа без сна и отдыха...Если подумать, то это даже хуже, чем если бы он был просто пьян или под наркотиками!
Как его будили, когда его окутывала сонливость? Как его заставляли говорить, когда он даже шевелиться не мог от усталости? Что с ним делали, чтобы получить признание?
Более умный и острый на язык адвокат даже назвал бы эти 42 часа пытками!
Но не этот интерн. По какой-то причине он не стал развивать эту тему, остановившись на грани. Бард напряжённо уставился на стол защиты. Честно говоря, если бы он был защитником, он бы выжал из этих 42 часов всё, что можно. Если этот интерн хочет выиграть, он должен использовать любую возможность, чтобы изменить ситуацию в свою пользу.
В конце концов, в этой профессии цена победы не важна. Кто тебя осудит, если ты победил?
Он пришёл к этому выводу после 10 лет работы в юриспруденции. Это даже нельзя было назвать опытом. Это скорее здравый смысл.
Взгляд прокурора заскользил по залу суда и случайно остановился на злых глазах Бревера Мэнсона. Бард тут же отвёл взгляд и сосредоточился на деле. Вскоре был приглашён новый свидетель, и прокурор поднялся с места, готовясь начинать допрос.
В зале суда то тут, то там были слышны перешёптывания. До Гу Яна со стороны Бревера Мэнсона и его ассистента доносились обрывки фраз. Только Бревер молчал, а говорил лишь его помощник. Он задавался тем же вопросом, что и Бард - почему адвокат не выжал из этой ситуации максимум.
Мало кто мог понять подход Ян Суйчжи к делу - разве что только Гу Ян, и может быть судья.
Много лет назад Ян Суйчжи сказал одну фразу: ”Присяжные не дураки”. Они - представители разных сфер жизни, разных верований и убеждений, подчас полностью противоположных. Их объединяло только одно - способность трезво оценить ситуацию и непредвзято вынести вердикт.
Их не нужно насильно в чём-то убеждать, им не нужно с ложечки скармливать доказательства. У всех у них есть гордость - в конце концов не зря же им доверили решать судьбу человека.
А гордые люди не будут покорно пережёвывать то, что им скармливают. Нет, они будут сопротивляться, а могут и взбунтоваться. Поэтому сейчас был идеальный момент, чтобы остановиться. Раз уж Бард смог додуматься до всех тех вопросов, то смогли и они. А то, до чего они сами додумались, всегда лучше, чем если бы им, как баранам, подсунули это под нос.
А кроме того, было ещё кое-что...Кое-что, чего даже судья не знал.
Ян Суйчжи не сводил глаз с прокурора, допрашивающего нового свидетеля. Краем глаза он заметил, что Гу Ян, в свою очередь, не сводит глаз с него самого.
- Чего ты на меня уставился? - тихо спросил профессор Ян.
Гу Ян: ...
Кое-кто так долго шлялся по судам, что совсем забыл о судебном этикете!
Любой другой человек сейчас бы пересматривал материалы дела или же внимательно следил бы за прокурором и свидетелем. А этот умудряется заводить бесполезные разговоры!
Ну разве интерн может быть настолько нахальным и бесстыдным?
Ян Суйчжи почувствовал, что после недолгого молчания Гу Ян отвёл от него свой взгляд.
Ян Суйчжи: ???
В этот момент свидетелем был Остин Дэйн - охранник, стоящий перед дверьми в номер Джорджа Мэнсона. Бард уже был на середине допроса:
- В ту ночь мистер Мэнсон перед тем как идти в ванную выключил свет в гостиной и во всех остальных комнатах?
- Да. В номере было темно. Дверь в номер была слегка приоткрыта, чтобы в случае чего мы могли услышать мистера Мэнсона. В коридоре виллы также был приглушённый свет.
- Вы слышали какие-нибудь подозрительные звуки перед тем, как был найден мистер Мэнсон?
- Нет, ничего. Да мы и не могли ничего услышать. Нет, если бы кто-то во что-то врезался, мы бы конечно услышали, но, к сожалению, этого не произошло. И это уже говорит само за себя. Дело в том, что номер мистера Мэнсона...эм, в нём было много вещей.
- Что вы имеете в виду?
- В номере между окном и кроватью лежал огромный плюшевый ковёр. Но вот от кровати до ванной ковра не было. И как раз-таки в той стороне была свалена куча вещей: бутылки, стаканы, одежда, ремни, галстуки и ключи от машины.
Произнеся эти слова, Дэйн задумался, что это как-то неправильно. В конце концов, здесь присутствует семья Джорджа, так что лучше говорить немного сдержаннее.
А Бард в это время показывал присяжным фотографии из номера Джорджа Мэнсона:
- Вот так выглядел номер после того, как в него вошли люди, осознав, что с Джорджем что-то случилось.
Все присутствующие в зале суда, даже судья, который на своём веку повидал всякое, на мгновение позеленели - настолько их поразил тот бардак, который творился в номере. Уголки губ Бревера Мэнсона слегка дёрнулись, выдавая смесь из презрения, отвращения и смирения, но он подавил все эмоции.
- Ой, - не сдержался его ассистент.
На этом Бард закончил допрос свидетеля. Самое главное он уже сказал, да и фотографии сделали своё дело.
- Мистер Жуан Е? - позвал судья Лютер.
- У меня нет вопросов, - спокойно ответил профессор Ян.
Бард: ...
По какой-то необъяснимой причине любое действие или бездействие этого интерна вызывало у него кучу жалоб. Вот так - в нервном состоянии - он позвал следующего свидетеля. Им оказался Чжао Цзэму.
Когда тот прошёл на место, Гу Ян бегло окинул взглядом задние ряды. Почти все они были заняты представителями семьи Мэнсон, а вот родственников Чжао Цзэму нигде не было видно.
В миру давно ходили слухи о том, что отношения между семьями Мэнсон и Чжао испортились. Ранее семья Чжао оставалась в тени семьи Мэнсон, но в последнее время утратила даже эту привилегию. Говорят, что хорошие отношения Чжао Цзэму и Джорджа Мэнсона сильно раздражали Бревера Мэнсона.
В общем, трудно было понять, что из-за чего семьи разругались, но последствия этого конфликта чувствовались даже в зале суда. Когда Чжао Цзэму вошёл в зал, Бревер Мэнсон не отрываясь смотрел на фотографии, и лишь когда Бард уже начал допрос, он медленно перевёл взгляд на мужчину.
В этом взгляде явственно читалось отвращение.