Часть 18 (2/2)

— Ты надумываешь, Богом. Как я и сказал. С тобой я спать не буду. И встречаться не буду. Уходи.

— Слушай, мил…эээ… Тэхен. Чонгук тебя бросил, зато я рядом. Понимаю, как тебе тяжело сейчас, да и ты, наверно, меня немного испугался. Это я к чему. Со мной ты можешь расслабиться, поплакаться в жилетку. А я смогу утешить.

Серьезно? Терпению пришёл конец. Кирдык. Капут.

— Послушай сюда, ты, выпердыш вороны, я тебе простым языком сказал, вали отсюда, хуже будет.

— О, малыш…

— Что мне, блять, сказать, чтобы ты распылился на атомы?

— Я уверен, что ты просто набиваешь себе цену! Ну же, хватит играться, иди ко мне.

— Значит, не уйдёшь?..

— Ты почти сдался, так что нет, не уйду.

— Вали давай… — из последних сил.

— Только через мой труп.

— Ну что ж… — и одной рукой вытаскивает бензопилу из-за двери. — Надеюсь, у тебя первая отрицательная. Многие будут благодарны тебе за такой большой вклад в донорство. Целых четыре литра…

— Почему четыре? В человеке всего шесть… — проблеял Богом судорожно, медленно пятясь от распахнутой настежь двери, с круглыми от ужаса глазами.

— Мы не считаем то, что останется на лестничной площадке, — сумасшедше улыбнулся Техен в ответ, и запустил мотор.

Услада для глаз видеть, как кто-то, спотыкаясь словно тодлер, несётся во весь дух от твоего злобного хохота.

Чонгук, вывалившийся из душевой комнаты, стал свидетелем эпохального «отбытия» Богома с места совраще…преступления. И хотя вид Тэхена внушал и раззадоривал, но бензопила была все ещё весомым аргументом.

— Тэтэ…

— Даже не смей. Я не готов слышать то, что ты хочешь сказать.

Злодейский смех будто выключило тумблером. Блондин ставит своё «оружие» на место и с тоской смотрит на Гука. Сердце трепещет, сжимается.

— Тэхен, давай поговорим.

— Мне так плохо, что я не могу думать о тебе. Ты сделал мне очень больно. Я лишь хочу забыть обо всем.

Он подходит к парню, нежно отводит назад влажные после душа волосы. Пальцами проходится по щеке.

— Тебя ждёт такси. Я уже вызвал.

Тэхен тихо вздыхает. Он дурак, раз готов снова дать надежде расцвести у себя в груди.

— Я устал. — И в голосе безжизненная пустыня.

— Я так сильно устал. Пойду посплю немного. Захлопни дверь, когда уйдёшь.

Шаги тихие и спокойные, дыхание ровное, а вместо сердца дыра.

Никаких истерик и слез, для них нужны силы. А у него сейчас сил нет вообще. Просто усталость. Дикая, изматывающая, пригибающая к земле. Она окутывает его в свой кокон, обещая так нужное сейчас успокоение. И он поддаётся.