Исторический день (1/2)

Звон колокольчиков над головой заставил меня открыть глаза и проснуться. Я вздохнул, стараясь абстрагироваться от бившего по ушам шума. Не получилось.

— Доброе утро. — раздался тоненький голосок рядом.

Я через силу улыбнулся и повернул голову.

— Доброе, Милли.

На подушке рядом с моим лицом сидела серая мышка. Она положила лапку мне на щёку и понимающе похлопала по ней.

— Снова трезвонят, ты опять не выспался?

— Потом высплюсь. — я начал вставать.

Мышь вздохнула, но ничего не сказала. Я сам знаю, что собираюсь выспаться уже который месяц, и всё никак. Каждый раз я просыпаюсь от этого звона на протяжении почти пяти лет. Я быстро оделся, умылся, и поплёлся из комнаты.

— Удачи! — пискнула мне мышка.

— Спасибо.

Я пошел по коридору в сторону кухни. Там я принялся готовить завтрак для всех. Возможно, сегодня поем нормально, а не как обычно на ходу и перекусами. Я просто не успеваю…дело в том, что пять лет назад не стало моей мамы, но пораньше она вышла замуж за благородного мужчину с двумя сыновьями. И так как мамы не стало, а прислугу содержала она, всех пришлось распустить. За животными и домом стало некому следить… кроме меня. Так уж вышло, что я понимаю их речь, дар такой, и мне не очень трудно ухаживать за лошадьми, коровой, курами, собакой и парой овец. Ну и дом никто кроме меня в чистоте содержать не хочет. Всё началось с невинной просьбы отчима: «Рафаил, не мог бы ты за живностью проследить пару деньков, пока я найму прислугу?», и переросло в то, что я стал слугой в собственном доме. Я мог бы выгнать и отчима, и сводных братьев, если бы не память о маме. Она-то его любила. Она не хотела бы, чтобы её сын выгонял на улицу любимого мужчину. Она и так сильно страдала после смерти отца, мне тогда было лет десять. Я не имел права лишать её счастья. И не имею права сейчас предавать память о ней. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, вспоминаю её. У меня её золотистые вьющиеся волосы, её форма лица и румянец на щеках. И папины голубые глаза. И, если быть честным, пара-тройка десятков лишних килограмм мне достались тоже от него. Я помню, что у папы была склонность к полноте, ради мамы он сильно похудел и старался не баловаться с яствами лишний раз, но вот я… единственный любимый сыночка, которого то и дело баловали сладким, даже сейчас, валясь с ног от усталости после долгого дня, всё равно не худею. Мне кажется, это из-за того, что я не успеваю есть по-нормальному, а хватаю всё, что попадается. А попадается очень часто что-то сладкое или очень жирное. И всегда на ходу, потому что то у кур надо яйца собрать, то окна вымыть, то ещё куча дел из этого разряда. Иногда мне так обидно. Мало того, что я вкалываю как проклятый, так я ещё и жирный. И волосы давно постричь надо, я устал их вечно в пучок собирать, чтобы в глаза не лезли. Так ведь они недостаточно длинные, чтобы хорошо держаться, и короткие прядки чёлки падют на лицо.

Я едва успел поставить приборы на стол, как ввалились братья. Мы с ними одного роста, только они-то стройные, умытые, нормальные. А я опять под вечер весь в грязи и пыли буду.

— Чего так долго? — возмутился тот, что постарше, Лорас. — Сколько можно спать?

— Если омлет снова горелый, я тебя ударю. — пообещал второй, Роберт, и хрустнул пальцами.

— Он был горелый всего один раз, — промямлил я. — И я тогда всю ночь не спал, надо же было лошади помочь разродиться.

— Это не мои проблемы. Свали, двинь свою толстую жопу.

Он отпихнул меня и сел за стол. Я обиженно поджал губы и снял фартук, после чего глянул на свой круглый живот. Господи, ну когда я тебя наесть успеваю? Я услышал размеренный стук трости и немного побледнел. Отчим. В кухню вошёл статный стройный мужчина с редкой сединой на висках и тростью в одной руке. Он окинул нас троих взглядом.

— Доброе утро. — улыбнулся он.

— Доброе. — ответили ему сыновья, принимаясь за еду.