Часть 22. Другая история. (2/2)

— что со мной опять не так? — цокает, убирая чужую руку от своего лица.

— у тебя температура. я за градусником, — поднимается с постели.

сначала мамочка тарталья открыл форточку, затем ушёл за градусником, как и обещал. на всякий случай прихватил воду и таблетки. саша с ума сходил от жары, раскрыл одеяло и хотел снять футболку, но вернулся рыжик. молодой гитарист померил температуру, она оказалась повышенной. парень запил таблетку и продолжил молча пилить взглядом стену. на нём чёрные свободные шорты и чёрная оверсайз футболка, волосы влажные и неприятно липнут к лицу, ещё и задние пряди бесили. на аяксе спортивки адидас с белой полосой по швам, забавные плюшевые тапочки и чёрно-красный свитшот. его рыжие волосы немного кудрявые и из-за этого он похож на дурачка. парень снова садится на край постели.

— зачем ты это сделал? даже не смей отпираться, — хмурится лучший друг.

— я устал, аякс…

— я понимаю, но суицид – это не варик. ещё раз подобное повторится – жопу надеру.

— ага, да конечно.

— я серьёзно. слушай, мы знакомы с пятого класса, а такое чувство, будто всю жизнь. ты мне реально стал братом. правда младшим.

— ты ахирел? — устало произносит райдэн, сил возмущаться не было.

— ну извини, может к одиннадцатому классу вырастешь, — усмехается.

— тарт, а ты… правда не оставишь меня? я всегда могу прийти к тебе?

— разумеется да, скар! звони и приходи в любое время дня и ночи! моя семья всегда рада тебе!

— один мой старый знакомый говорил точно так же, — горько усмехается.

— и что в итоге?

— и что в итоге? его семья оборвала с нами все связи.

— из-за матери?

темноволосый решил промолчать, хотя чайльд и так всё понял.

— не оставляй меня. хотя бы ты, — сжимает край одеяла.

— никогда, — не думая отвечает тарталья.

они смотрели друг на друга какое-то время. скарамучча шмыгает. затем аякс кладёт тёплые ладони на горячие щёки и губами касается такого же горячего лба, что усыпан прыщиками. оставляет лёгкий, совсем невесомый, неощутимый поцелуй. ещё немного прижимается ко лбу скара, после чего смотрит в заплаканные, бездонные, цвета ночного океана глаза.

— ты сильный, чувак. люблю тебя и никогда не брошу, — шепчет тарт и крепко обнимает райдэна.

гитарист не думал тогда от слова совсем да и не хотел думать, он лишь обнимает аякса в ответ. носом утыкается в крепкое плечо, позволяя себе вновь расплакаться. скар хочет верить, что рыжий его действительно не оставит одного. ему сложно со всем, сложно жить. он готов жить дальше только ради друга. ну и немного ради семьи.

***</p>

— мама, а где братик? он обещал нам блинчики! — кричит десятилетняя копия тартальи.

— дя! — поддакивает второй мальчик с каштановыми волосами.

— не кричите, он весь год готовится к экзаменам и очень устаёт, спит поди. блинчики я вам сама сделаю, — на выдохе произносит рыжеволосая женщина лет сорока.

мать аякса и ещё двоих мальчишек-близнецов снимает пальто и убирает на вешалку. болезненно шипит, схватившись за поясницу. тихонечко открывает дверь в комнату сына.

глазам предстала самая милая картина, которую женщина только могла увидеть:

сын мирно спал, тихо посапывая и обнимал за талию парнишку лет шестнадцати с тёмно-фиолетовыми волосами. аякс по комплекции намного крупнее, сильнее и выше темноволосого, а тот совсем хлюпик, очень худенький и низкий. скар что-то мычит, прижимая к себе ладони друга. губы матери трогает счастливая улыбка. она ни о чём таком не подумала, ведь знала, насколько тарталье дорог скарамучча. женщина тихо проходит вглубь комнаты, дабы закрыть форточку. после подходит к кровати и накрывает мальчиков одеялом. в проходе показались младшие.

— это же скарик!

— тоха, не ори! — стукает по затылку своего непутёвого рыжика младшего тевкр.

— действительно, не кричите, — шепотом просит мама, подходя к детишкам.

антон крепко обнимает женщину, прижимаясь к большому животу.

— когда родится сестрёнка?

— скоро солнышки, — целует сначала рыжего антошку в макушку, затем брюнета тевкра. — скоро. давайте, переодевайтесь, мойте ручки и идём готовить ужин, папа голодный вернётся.

дети, тихо хихикая убежали, мать тарта уходит и закрывает дверь. через какое-то время проснулся сам старший брат. проснулся то того, что рука затекла. не хотелось будить сашку, но пришлось аккуратно высвободить руки.

— не отпускай, — бубнит темноволосый, сжимая пальцы друга.

— ладно-ладно, спи, — одну руку подкладывает под голову, другой обнимает хрупкое тело.

но знаете что самое интересное? они всё ещё не геи».

***</p>

— зай, — тихонечко зовёт кадзуха.

— м?

— ты как? — запускает тонкие пальцы в тёмные пряди.

— жить буду, — зевает скар.

— удобно тебе?

— ну слушай, наушники чудесные, никому не отдам.

— прекрасно.

гитарист ложится набок, обнимая худую ножку. залипал в телефоне. кадзу тоже этим занимался и вдобавок перебирал спутанные волосы любимого.

да-да, скарамучча лежал между ножек самого каэдэхары.

старшему было очень удобно, да и сам блондин был не против подобного исхода событий. правда он очень засмущался и малость испугался, когда скар с хитрой улыбкой сначала опустился вниз, а потом улёгся между изящных ног. но кадзухе определённо нравилось видеть своего парня таким – домашним и немного уязвимым. он похож на злобного котика, которого обделили лакомством.

— о чём, кстати, задумался? мы молчали почти час, — заговорил младший.

— в голове порядок наводил.

— ворошил прошлое?

— ну типа, — на секунду поднимает голову и замечает ехидную ухмылочку. — ой, даже не проси.

— ну у тебя сто процентов есть что-то безобидное из детства!

— не думаю, что тебе будет интересно послушать о том, как я, будучи девятиклассником, спал в обнимку с тартом.

— чего? вы мутили?

— нет конечно, мы были как братья.

— почему были? — тихо спрашивает пианист.

медик тяжело вздыхает.

— если тяжело, то не говори, — улыбаясь говорит кадзу.

— это всё дед его. до пизды скучный, древний и дальше по списку. тарт из-за него геем стал и мы типа отдалились.

— а что в этом такого? ты тоже гей и ничего, живёт же он как-то.

— мне чьих детей нянчить? мы пообещали друг другу, что даже наши правнуки будут бестиками. теперь вся надежда на синьору или арли.

— по арли не видно, что она любит детей…

— это только кажется, — вновь ложится на спину, закидывая на себя ногу блондина. — ей по жизни вообще тяжело пришлось. отец кончем был, мать натахи зарезал будучи под веществами, потом сел, а девчонку в детдом.

— да ну нахер…— каз закрывает себе рот ладошкой, пытаясь переварить услышанное. — она, наверное, очень травмирована…

— сложно сказать, — по-тихой фоткается с максимально идиотским лицом. — я продолжу? или тебе не интересно?

— очень интересно!

— окей, — пожимает плечами, убирая телефон в карман шорт. — в детдом она в третьем классе вроде попала, жила там полгода примерно, потом было несколько приёмных семей, но они не вывозили характер натахи. потом, в двенадцать, её удочерила женщина. муж у неё погиб, а детей не было. арли на протяжении нескольких лет из дома сбегала, приходила пьяной в сопли, один раз даже обдолбанной пришла. мать приёмная терпела и всё прощала ей. не ругала, не учила жизни, очень мягкой она была.

— очень тяжело наверное было этой женщине, — взъерошивает тёмные волосы.

— конечно тяжело, она однажды не вывезла и расплакалась на глазах у наташи. она тогда вахуи стояла, ей было очень стыдно и мерзко от самой себя. потом всё вроде как улеглось и они наладили отношения, сейчас правда редко общаются из-за работы арли, да и у матери её семья типа новая.

— мужчина?

— и дочь маленькая. ну, мужиком она давно обзавелась, наташе пятнадцать или шестнадцать было, а её сводной младшей сестре вроде… бля, года четыре.

— мужик-то нормальный? — интересуется младший. — или ты в такие подробности не вдавался?

— конечно вдавался, ты чё? мужик вообще топовый, арли правда боялась, что история повторится, но всё обошлось, принял наташечку как родную. и мать её любит. конец истории.

— и как тебе наташа вообще это всё рассказала? — удивился пианист.

— никак. я от сплетниц узнал.

— чего?! а если это всё наебалово?! — возмутился парнишка и легонько стукнул саню по лбу.

— ой, извиняюсь, от её лучших подруг узнал. слушай, она не тот человек, кто будет о своём детстве всем направо и налево пиздеть. мне всю эту инфу рассказали по строжайшему секрету и за дополнительную плату.

— ты… заплатил за инфу о прошлом своей подруги?

— ну да, я типа дохуя богатый да и помочь морально хотелось. её в девятом начал сталкерить один тип с другой школы. я ему морду-то набил, но сука… блять, пидорас он короче.

— что-то прям жёсткое было?

— он её изнасиловать пытался, а потом ёбнуть. говорю же, я ему с тартом и другими пацанами ебасосину набил, наташа на него заяву написала, а он сука под поезд сиганул.

— весёлая у тебя и твоих друзей жизнь… не то что у меня.

— со мной тебя ждёт реальный адреналин, тебе такой даже не снился, — смеётся.

— мы вроде говорили про то, что арли детей не любит…— тихо напоминает кадзуха.

— да она их обожает, господи! но я не договорил, она девушка со своими тараканами в голове, никогда помощи не просит, даже если она очень нужна. женщина-загадка она, в её круг общения сложно попасть и сама она будто недосягаема. ты знаешь, она мало говорит и почти не смеётся. и никогда, ни-ког-да не плачет. её слёзы удалось увидеть единицам.

— ты входишь в этот состав?

— к счастью да. она вообще сильная и независимая, мы очень похожи. дохуя дерьма в прошлом натерпелись, что от родителей, что просто даунами были.

— прости что прерываю, но… почему ты ассоциируешь детство как прошлое? — спрашивает с опаской, боясь негативной реакции на вопрос.

— потому что я выполз из всей этой дряни, отпустил всё, избавился блять. о нём мне напоминает только мать, но от неё никак не избавиться.

— ты сильный. очень сильный, — последнее шепчет.

— и очень этому рад. я не рассказывал наверное, но в твоём возрасте я был копией тебя. такой же худой, не ел ни черта, сдохнуть побыстрее хотел и с прыщами на всё ебало. ещё я был очень низким, метр шестьдесят с хером.

— смотрю ты не хило поднялся, — хихикает блондин.

— люблю тебя, — шепчет скарамучча, целуя внутреннюю сторону бедра каэдэхары.

— и я тебя, но не смущай меня так, — лучезарно улыбается.

— «так» – это как?

— ну вот так. ты бы мне ещё отсосал.

старший поднимает голову и смотрит в алые глазки возлюбленного.

— я ведь могу, — вполне серьёзно произносит темноволосый.

— чего?..

— могу отсосать тебе. но ты взамен дашь поебать себя.

кадзуха явно ахуел от такого заявления и густо покраснел, отводя взгляд в сторону.

— да шучу, — смеётся, легонько толкая в бедро. — за просто так отсосу.

— ты шутишь? — немного дрожащим голосом уточняет младший.

— нет, — отрезает гитарист.

— да ну тебя, — фыркает.

скар лишь усмехается, затем поднимается и садится между ног пианиста. кладёт горячие ладони на коленки кадзу. ведёт вниз по идеально гладким ножкам и снова к коленям.

— порой я действительно забываю, что ты парень, — признаётся саня.

— мне напомнить? — воркует младший, стопой касаясь ляжек скара. на ножках красуются белоснежные носочки.

— да уже, — усмехается.

и тут кадзуха в себя поверил. он улыбается крайне пошло, явно задумал что-то. стопу поднимает выше, скользит по накачанному телу и доходит до груди райдэна. тот касается щиколотки и наблюдает за реакцией кадзу.

глазки его горят азартом.

темноволосый поглаживает часть тела, немного прижимая к своей груди, после чего начинает массировать стопу. блондин хмыкает, ведя ещё выше и в итоге закидывает ногу на крепкое плечо.

— ты – маленький фетишист и извращенец, — с улыбкой выдаёт свой вердикт медик и невесомо целует щиколотку.

— знаю-знаю. впрочем, как и ты, — хихикает, вновь опуская стопу на уровень груди старшего.

тот повторяет процедуру, кою делал раннее, затем опускается, укладывает голову на живот каэдэхары и обнимает тонкую талию.

— извращенец мой, — бубнит темноволосый, целуя плоский животик через ткань футболки.

— да твой я, твой, — усмехаясь запускает пальцы в фиолетовые пряди. — будет что подписчикам показать, вот зависти посыпется.

— ты снимал?

— разумеется. не каждый день такого скарика увидишь.

— какого «такого»? — поднимает голову, изумлённо выгибая бровь.

— домашнего и с фетишем на мои ноги, — улыбается, взъерошивая фиолетовые волосы. — дай поцелую.

и парень поднимается, нависая над хрупким и очень худым тельцем. пианист обнимает шею любимого и вовлекает в нежный-нежный поцелуй. скарамучча отвечает моментально, мягко смакует сладкие, немного пухлые губы напротив. прохладная ладошка младшего перемещается на горячую щёку гитариста, поглаживает. от прикосновения райдэн вздрогнул, но быстро отдался ощущениям поцелуя. ножки блондина скрепляются на торсе темноволосого. фиолетовые пряди его волос падают на фарфоровое, даже кукольное личико каэдэхары и заставляют того поморщиться от щекочущих ощущений. прерываться не хотелось совсем, но кадзу это, зачем-то, сделал. скар разочарованно простонал.

— и я тебя люблю, котик, — тыкает в носик парня и укладывает его голову себе на грудь.

— смотрю ты перенял дурную привычку от кое-кого, — фыркает медик, обнимая младшенького.

— и от кого же? — хихикает, ведь прекрасно знает ответ.

— ума не приложу. у тебя кстати что, самооценка поднялась?

— в смысле блять?

— ты стал такие вещи развратные вытворять… была бы бабушка-покойница жива, со стыда бы сгорела. ну, если бы я подобное вытворял.

— а ты чем лучше?

— я? всем.

— а, ну спасибо, а теперь вышел нахер отсюда.

— это моя комната!

— да мне похуй…

— чего ж ты хочешь от меня? — смеётся саня.

— ничего, отстань.

парочка лежала в обнимку ещё пару минут, затем скар услышал над ухом еле слышное «секса хочу».

— мне послышалось? — поднимается с груди блондина, с шоком смотря в невозмутимые алые глазки.

— будем надеяться, — пожимает плечами, силой укладывая голову скарика обратно.

— точно обострение весеннее…

каэдэхара лежал весь красный, ведь искренне верил, что его желания никто не услышит. сейчас он одной рукой перебирал спутанные волосы возлюбленного, а другой гладил широкую спину. на душе было спокойно у обоих, им нравится вот так коротать время в общаге скара. скоро к ним по-любому ворвётся один из тусовки райдэна, но они об этом не думают. темноволосый размеренно дышал в грудь кадзухи, а поглаживания по спине и перебирание волос убаюкивали. блондин ещё шептал всякие нежности, которые поймут только настоящие влюблённые мальчишки. скарамучча на них лишь хихикал, потихоньку засыпая. позже пианист услышал тихое сопение.

его парень определённо спал как котёнок или младенец. щекой тёрся о ткань футболки, время от времени крепко сжимал талию кадзухи, а потом разжимал.

— опять кошмары мучают, — обречённо и очень грустно произносит мальчишка.

каз целует гитариста в макушку, обнимая крепче. ему хочется знать, что творится у его горячо любимого парня в голове и что за страшные тайны о себе он скрывает.

александр райдэн – мужчина-загадка для кадзухи каэдэхары, которую семнадцатилетний парень непременно разгадает.

но не сейчас.

пока они будут просто обниматься, целоваться и проводить дни подобным образом, как делают сейчас. а вообще скар сам расскажет всё. ну, разумеется всё то, что посчитает нужным.

кадзухе спокойно рядом с ним и для самого скара это чувство аналогично.