1. Пробуждение. (1/2)
Девушки умирали. Одна за другой громко умирали, не справляясь с паразитом, что подсаживался в их ослабленные пытками тела. Матерь Миранда будет недовольна. Высокая женщина, стоявшая всё это время в тени, в углу, тяжело вздохнула. Будто это она виновата в том, что люди такие слабые, такие ничтожные, никчёмные. А между прочим, несколько экземпляров могли бы пойти на превосходное вино, если бы… Если бы не эти эксперименты с Каду. Конечно, она получила немного крови сначала с каждой из этих девушек. Но на целую бочку первосортного вина этого было бы мало. Чудовищно, непозволительно мало. Женщина было собиралась затушить свечи и подняться наверх, к своим девочкам, как вдруг заметила, что одна из девушек всё ещё слабо дышит. В ней теплились остатки жизни, хотя вирус явно активно прогрессировал в этом теле. Глаза женщины сверкнули любопытством и недоверием при слабом свете свечи, она подошла к столу, взяла свою тетрадь и сделала пару заметок относительно состояния подопытной. Вдруг издалека раздалось знакомое жужжание. Леди Димитреску отложила тетрадь, разворачиваясь лицом к источнику шума. Обычно девочки не смели отвлекать её во время работы, значит, причина должна быть достаточно серьёзной.
— Мама! Мама! Она отняла у меня игрушку! — Даниэла посмотрела на мать щенячьими глазами, чуть хныча от недовольства.
— Она первая начала! — Яростно воскликнула Кассандра, взмахивая серпом от негодования.
Конечно, сёстры ссорились довольно часто из-за всяких мелочей, но чтобы доходило до такого ребячества… Разве так она их воспитывала? Нет, она прививала своим крошкам хорошие манеры. Разочарованный вздох расстроил обеих, пока женщина выбирала слова.
— Девочки. Сколько раз я просила вас не отвлекать меня, когда я работаю? — Голос был тихим, его тон ласкал, но вместе с тем в нём чувствовалась строгость.
— Прости, мам. — Промямлили обе, опуская голову.
— Но она отобрала мою игрушку. — Нижняя губа Даниэлы чуть подрагивала от плохо сдерживаемой обиды. Ещё чуть-чуть, и того и гляди завтра замок не досчитается десятка горничных. Альсина присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с дочерьми.
— Что вы сделали с несчастной? — Тихо спросила аристократка, зная, что понятие «отобрать» может быть весьма и весьма растяжимым, когда речь идёт о трёх практически всемогущих проказливых особах. В прошлый раз они сражались за возможность вырвать ещё бьющееся сердце ещё живой девушке. Вот дурочки, неужели нельзя было сделать это вместе.
— Она столкнула её с лестницы! — Даниэла обвиняющим жестом указала на сестру.
— Я бы не столкнула её с лестницы, если бы ты не подставила подножку. — Буркнула Кассандра, складывая руки на груди.
— А я бы…
— Довольно. — Если бы у Альсины могла болеть голова, это произошло бы немедленно. Но одно слово остановило перепалку. Девочки смотрели на мать в ожидании вердикта. Обычно она говорила что-то в духе «у нас так скоро все горничные переведутся», но в этот раз этой фразы не последовало. Альсина нежно обняла каждую и сказала:
— Извинитесь друг перед другом.
С недовольным видом обе вяло и неискренне исполнили просьбу.
— Тело принесите сюда. Вы знаете, что делать. И чтобы сегодня я больше не слышала и не видела ссор. Это понятно? — Леди улыбнулась по-матерински нежно и отпустила дочерей. Казалось, уже по дороге они забыли о ссоре, хотя бы судя по тому, как радостно обсуждали предстоящий «урок анатомии». Девочкам никогда не надоедало вскрывать людей, и аристократка считала это похвальной чертой. Увлечённость своим делом весьма ценилась Альсиной. Вспомнив об объекте наблюдений, женщина развернулась к столу и позволила себе ещё один разочарованный вздох: казалось, последняя девушка из партии тоже перестала дышать. Женщина подошла ближе, чтобы закрыть ей глаза. Не то, чтобы она испытывала жалость или уважение к покойным, но открытые глаза мертвецов никогда ей не нравились. Они так мерзко пялились невидящим взглядом, точно безвольные глупые куклы. Однако случилось то, чего она совсем не ожидала: зрачки девушки отреагировали на смену освещённости комнаты. Почти зачарованная, леди снова внесла несколько пометок в свою тетрадь. Девушка определённо дышала, хоть это дыхание было слабым. Судя по тому, что девочки до сих пор не спустились в подвал с телом, либо они забыли об этом, найдя новую игрушку, либо спорили, кто именно, что и как понесёт. Учитывая характер Даниэлы, любой вариант был возможен. Леди хотелось бы подняться наверх, чтобы проконтролировать ситуацию. Конечно, её девочки были невероятно послушными и очень хорошими, но иногда им всё же требовалась направляющая рука, ласковое наставление. Впрочем, теперь, когда эксперимент начал давать плоды, стало совершенно невозможным отвлечься. Эта девушка местной не была, её принесли уже истекающую кровью девочки. Шансов на выживание без Каду — ни одного. Польза от девчонки хоть какая-то. Каждый раз тратить по служанке только ради прихотей Матери Миранды — весьма расточительно. В груди Альсины пылала жаркая обида. Разве не она — любимица? Не она — особенная? Так почему же на каждом собрании Миранда ведёт себя так, будто она, Альсина, ровня всем остальным. Этому тупому, неотёсанному мужлану Хайзенбергу, полоумной Беневиенто и уж тем более слизняку Моро. А потом ещё и заставляет проводить всё больше этих экспериментов. Люди, между прочим, из ниоткуда не берутся. За последнее время штат прислуги итак сократился в три раза. Если так пойдёт и дальше, что же делать им с девочками? Нет, так леди Димитреску это не оставит. Может, позже позвонить Матери Миранде и высказать хотя бы часть накопившихся претензий? Но нет. Это было бы… Не слишком корректно. Это бы опустило её до уровня неотёсанного «братца», а падать так низко не хотелось. Конечно, она спокойно закончит эксперимент, распишет все детали и отправит в письме, как и полагается в таких случаях. Даже если этот эксперимент провалится, она всё равно сделает так, как будет правильно. Леди только надеялась, что девушка не станет очередной мороайкой, это бы только прибавило мороки и неприятных эмоций. Иногда всё так и происходило: казалось бы, после вживления вируса, девушки начинали вставать, двигаться, но не отзывались на зов, пытались нападать и со временем окончательно теряли человеческий облик. Деградация разочаровывала леди, и иногда она вполне была готова лично проткнуть несколько живых служанок длинными когтями… Если бы только это помогало. Больше всего хотелось принять ванну, размять фантомно затёкшие конечности и насладиться горячей водой. Или горячей кровью, естественно.
Эксперимент начинал надоедать леди, она проделывала всё это сотни раз, но результат был один: смерть. Мороаек никак нельзя было назвать живыми, пусть они и могли двигаться. «Думаю, следовательно, существую.» Другого принципа нет и не могло быть. Наконец, в подвал спустилась и Бэла. Она подкралась незаметно в своём человеческом облике и спокойно встала рядом с матерью, ожидая, когда та её заметит.
— Бэла! — Брови Альсины удивлённо взлетели, когда она обернулась, чтобы заменить догорающую свечу новой.
— Не нужно ли тебе чем помочь, мама? — Поинтересовалась девушка. Это было так трогательно. Самая предупредительная из дочерей всегда улавливала малейшие отголоски материнского настроения и находила точные слова, чтобы поднять той боевой дух.
— Спасибо, милая, я справляюсь. — Женщина нежно провела рукой по волосам дочери, которая довольно прищурила глаза. В это время девушка, до этого неподвижно лежавшая на столе, стала предпринимать робкие и неуклюжие попытки сесть. Лицо леди вытянулось, отражая целую гамму эмоций: удивление от того, что события развивались так стремительно; радость от того, что эксперимент подходил к концу, каким бы тот ни был; любопытство, чем это всё может закончиться; волнение, что и эта попытка в конце концов обернётся провалом.