Глава 21 (1/2)

<s></s>172-175

Ноа убедил себя, что Итан не имел в виду ничего особенного, используя термин «специфический». Скорее Томсон искусственно нагнетал обстановку, тем самым перестраховываясь и прощупывая Ноа. Вряд ли Итан в последнее время получал должное количество понимания со стороны окружающих людей. Наоборот. Он привык жить вопреки. Вопреки мнению, вопреки социальным нормам, вопреки весомой части того, что общество делало обществом. И потому Ноа не удивлял тот факт, что Итан инстинктивно любое свое увлечение бережёт и прячет от посторонних глаз. Желание Томсона раскрыть свою маленькую тайну Ноа красочно подчеркивало его исключительное расположение к Моргану. И это радовало. Вот только Томсон был уверен в Ноа пока еще не до конца. Потому он посчитал нужным предупредить Моргана о возможной неоднозначной реакции с его стороны. Это был тест. Тест же, верно? Если так, Ноа собирался его пройти на высший балл, чего бы ему это ни стоило.

От ощущения пистолета в руках и отдачи от каждого выстрела все ещё горели ладони. Необычное чувство. Ноа всегда избегал оружия, рассматривая огнестрел лишь с точки зрения его прямой опасности для жизни человека. Стрельбище доказало, что человек в роли жертвы мог выпасть из этого уравнения, и тогда пистолет производил иное впечатление. Мощь и сила. Приятное напряжение в запястьях. И удовлетворённость собой за попадание в десятку. Своеобразная психотерапия, когда все остальное задвигалось на задний план. Пистолет, мишень, результат — все, на чем концентрировалось внимание в процессе стрельбы.

После того, как они отстреляли все пули, Ранбир позволил Ноа забрать мишень себе. На память. Теперь она, свернутая в рулон, покоилась на заднем сидении машины Итана. Для Моргана она имела ценность не столько потому, что хранила в себе доказательства его то ли врождённой меткости, то ли удачи, сколько потому, что рядом с разрозненными следами от выстрелов Ноа значились точные от Итана. Не совместная фотография, но уже кое-что. Осталось решить, куда бы мишень повесить, ведь в квартире Моргана свободное место на стенах отсутствовало. Видимо, придется снять одну из бабушкиных картин. Будет ли это правильным?

После недолгих моральных перипетий Ноа все же разрешил себе произвести данное действие. Прошлое не должно тормозить настоящее. И уважение к бабушкиному творчеству не пошатнется от ещё одного изображения моря, отправленного в батарею картин в углу комнаты.

Морган прекрасно знал, что Итан не из бедной семьи, но все равно не смог сдержать тихого возгласа удивления, когда машина Томсона заехала на обширную закрытую территорию.

— Вот это домина! — выпалил он, невольно подаваясь вперёд, чтобы получше рассмотреть украшенный лепниной особняк. Если Морган почти полчаса поездки ломал голову, как бы в миниатюрной студии отыскать свободное место размером примерно метр на половину, то пожелай забрать мишень Итан, и у него бы таких проблем не возникло.

Автомобиль с тихим шелестом проехал по тёмно-серой дорожке из гравийного щебня прямиком к гаражу. Автоматические двери сами распахнулись перед ним, заставив Ноа охнуть во второй раз. Гараж оказался обладателем характеристики, которая обычно давалась Тардис — космическому кораблю Доктора Кто (Ноа любил Доктора Кто): снаружи он выглядел меньше, чем изнутри. Гараж этот ничем не походил на те, в которых Ноа бывал ранее. В школе они с Николасом часто зависали в гараже его отца. Собирали модельки самолётов или, если находились ещё желающие помимо них двоих (хотя иногда им было достаточно и друг друга), играли в Подземелье и Драконов. Как жаль, что жизнь раскидала их по разным частям страны. Как жаль, что они выросли и уже никогда бы не смогли сыграть в Подземелье и Драконов просто потому, что игра, скорее всего, показалась бы им скучной. Хотя прямо сейчас Ноа бы не отказался кинуть дайс и услышать от ведущего, что же ему делать дальше, потому как сам он ответа на данный вопрос не знал. Николас в своих историях всегда отличался беспощадностью. И в этом заключалась вся прелесть. Одна игра могла длиться до двенадцати часов. А если их пыталась прервать, например, мама Николаса, звавшая детей обедать, или Николь, требовавшая освободить гараж, чтобы она могла поработать над школьным проектом, Николас жутко злился и слал всех к чертям. Отличные были времена.

Гараж отца Николаса и Николь напоминал свалку, в самой гуще которой при большом желании получалось разве что расчистить для игры старый письменный стол. Окружающее барахло, благодаря детской фантазии, превращалось в склад сокровищ, которые лихо помогали в процессе погружения в фэнтезийный мир. Ноа обожал то место, ту игру и то время. И все равно гараж Итана ему понравился куда больше. Просторный. Чистый. И предназначавшийся для хранения далеко не одной машины.

Ноа плохо разбирался в автомобилях. Знал лишь самые популярные марки и мог на глаз, как и большинство, определить, дорогая перед ним модель или не очень. Этой способности оказалось достаточно для того, чтобы понять, что в данном гараже хранилось целое состояние. Настоящее, а не фиктивное, как в гараже папы Николаса. Машин обнаружилось несколько, и все они явно относились к «дорогим». К очень дорогим. К бессовестно дорогущим!

— Какая красотка! — не смог Ноа сдержать восторга, выбираясь из машины Итана и оглядывая соседний от нее автомобиль. Обтекаемая форма и характерные вставки давали понять, что машина спортивная. Скорость, воплощённая в металле. Настоящее произведение искусства автопрома. Чёрное матовое покрытие автомобиля так и просилось дотронуться до него.

— Прикоснись, если хочешь, — позволил Итан.

— Ох, нет, вдруг твоему отцу не понравится, что его машину лапает черт-те кто, — отказался Ноа.

— Это моя машина, — оповестил Томсон. Ноа замер, переваривая новую информацию. Расскажи он кому, что вновь влюбился в кошмарно богатого парня, и его бы точно причислили к охотнику за чужими деньгами. Ну почему Итан не мог оказаться нищебродом, как Ноа? Тогда бы невидимая пропасть между ними была бы не такой глубокой.

— Тво… — Ноа подавился воздухом, попытавшись произнести в вопросительной форме уже озвученный Итаном факт. — А это тогда чья? — указал Морган на машину, на которой они приехали.

— Отца.

— А вон те три, — кивнул Ноа вглубь гаража.

— Тоже отца.

— И на работу он сегодня, как понимаю, уехал не на самокате?

Итан лишь кивнул.

— А почему ты ездишь на машине отца, когда в твоем распоряжении эта красотка? — Ноа решил рассмотреть ситуацию с другой стороны. Может, это лишь красивая обёртка, а на самом деле машина не на ходу. Не то чтобы при озвучивании данного факта Итан в глазах Ноа тут же превратился бы в жалкого, перебивающегося с цента на цент бродягу. Но Моргану бы чуть-чуть полегчало.

— Моя мне кажется слишком… хм… броской, — увы, Итан дал совсем не тот ответ, на который так отчаянно надеялся Ноа.

— То ли дело Mercedes-Benz. Он-то выглядит неприметно, ведь его можно купить на сдачу с кофе, — буркнул Ноа, не сдержавшись и все же положив ладонь на капот спортивной машины. Поверхность оказалась гладкой и прохладной. Но когда Ноа отнял руку, на черной краске остался красный след. Морган в панике перевел взгляд на Итана, ожидая, что тот закричит, что Ноа все испортил и что теперь ему придется расплачиваться за это до конца жизни, но Томсон лишь равнодушно пожал плечами:

— Термохромная краска, — объяснил он. — Реагирует на температурные изменения. В прохладе машина черная. В жару становится красной.

— Ого… Ого! Ого!!! А если я прижмусь к машине лицом, на ней, выходит, тоже останется след?

— Если хочешь, попроб…

Итан не успел договорить, а Ноа уже прижался лицом к капоту машины и застыл в таком положении на пару секунд. В месте, где он касался машины лбом, носом, щеками и подбородком, покрытие сменило черный цвет на красный. След от лица получился жутковатым. Его можно было сфотографировать и смело продать создателям хорроров. Ноа искренне радовался целых пару секунд. То, как он выглядел со стороны, начало доходить до него с опозданием. Что ж… Если у Ноа оставался хотя бы один шанс на миллион на то, чтобы понравиться Итану, прямо сейчас он втоптал его в асфальт. А точнее, размазал лицом по капоту.

— Знаю, веду себя как придурок, но я никогда не видел такого вживую, — попробовал оправдать свои действия Морган, пусть Итан об этом и не просил.

— Да нет, я не против. Развлекайся, — милостиво разрешил Томсон. — Лицо есть. Думаю, следующей на очереди должна стать задница. Окажешь мне честь? — будничным тоном предложил Итан. Морган побагровел.

— Если можно, обойдемся без задниц, — буркнул себе под нос Ноа. — Я иногда не понимаю, шутишь ты или злишься, — признался он мрачно.

Итан в ответ встал прямо перед капотом и провел кончиками пальцев по матовой поверхности. Взгляд его всего на пару секунд потемнел, будто бы он увидел нечто Ноа недоступное.

— Ни то и ни другое, — кинул Томсон после недолгой заминки и стремительно направился к выходу из гаража. Ноа пообещал себе при более удобном случае предложить Итану создать и всегда носить с собой череду табличек с надписями вроде «шучу», «злюсь», «испытываю нечто, чего тебе не понять». Сейчас бы «Око Дьявола» пригодилось Ноа как никогда. Ну почему оно переставало действовать, лишь Морган начинал испытывать к человеку теплые чувства? Это защитный буфер психики? Насмехательство? Или вселенная считала, что Ноа следует пройтись по тем же граблям, по которым маршировали все остальные, потому что лавирование между ними благодаря высокой наблюдательности считалось читерством?

В доме оказалось необычайно тихо. К такой тишине Ноа не привык хотя бы потому, что его сосед сверху иногда днями напролет издевался над скрипкой, вместе с ней пытая ещё и половину дома. По утрам под окнами орали уличные коты или чирикали птички. Вечером же и ночью со стороны улицы доносились звуки кипящей в городе жизни. И не стоило забывать про Пушистика и Арахиса, которые периодически устраивали в квартире забеги, драли когтеточку или хрустели кошачьим кормом. Пушистик, ко всему прочему, любил посреди ночи объявлять войну туалетной бумаге, а Арахис во сне храпел или мявкал. В общем, тишина Ноа только снилась. В доме же Итана она проживала. Звуки города досюда не долетали. Ближние соседи отсутствовали. Домашними животными даже не пахло. Ноа попытался представить, каково бы ему здесь жилось. Наверное, тоскливо. Складывалось впечатление, будто ты оторван от всего мира. И если тебе понадобится помощь, никто об этом не узнает.

— Так тихо, — не смог не прокомментировать этого Ноа.

— Это потому что мы одни, — ответил Итан.

Одни…

— Хочешь чаю или кофе?

Ноа кивнул. Пока Итан ловко орудовал с кофемашиной, Морган не переставал вертеть головой. Кухню будто срисовали с обложки журнала, посвященного ремонту. Красиво, но как-то… Пусто. Неуютно. Без души. Ни тебе лежащей не на своем месте посуды. Ни домашних печенюшек, выставленных в глубокой пиале на середину стола. Даже кухонные полотенца висели ровно на своих местах, выглаженные и сложенные так аккуратно, что виделись искусственными.

Ноа не сдержался и коснулся одного из полотенец. Оно оказалось невероятно мягким.

— Что ты делаешь? — Итан поставил чашку с кофе перед Ноа. Ко второй, стянув маску, припал губами сам.

— Только не подумай, что у меня не все дома, — попросил Ноа, оставляя в покое полотенце. — Эта кухня так хороша, что кажется бутафорией. Вот я и…

— Неуютно, правда? — с пониманием кивнул Итан.

— Непривычно, — постарался смягчить характеристику Ноа. — У меня дома, что раньше, что теперь, настоящий бедлам, потому такая всеобъемлющая чистота и аккуратность влияют на меня угнетающе.

— На меня тоже, — к удивлению Ноа согласился Итан. — Раньше было иначе. Одри постоянно оставляла после себя крошки и грязные тарелки. Благодаря маме на кухне всегда пахло чем-то вкусным. А уж если в качестве сюрприза за приготовление завтрака брался отец, вторым его подарком всегда оказывался настоящий кухонный разгром. Но теперь уборкой занимаются специальные люди. Еду готовит приходящий несколько раз в неделю повар. И да, это чёртово полотенце всегда выглядит настолько идеальным, что кажется преступлением просто к нему прикоснуться. О вытирании рук или посуды и говорить нечего.

— Никогда не думал, что роскошь может звучать так печально, — пробормотал Ноа, осушая чашку в пару глотков. Очень вкусно. Даже слишком.

— Но именно так она обычно и звучит.

Итан убрал уже пустые чашки из-под кофе в посудомоечную машину и жестом позвал Ноа за собой. Настал долгожданный момент. Морган вот-вот узнает об увлечении Итана, хотя стрельба казалась ему для Томсона наиболее подходящим хобби и он не мог даже представить, что заинтересовало бы Итана ещё больше. Может, коллекционирование ножей? Или каких-нибудь дорогих часов? Стереотипное мышление. Богатство и насилие. А Итан, меж тем, мог оказаться фанатом пазлов. Вдруг весь из себя мрачный и постоянно плюющийся ядом Итан любит собирать картинки с котятами? Правда, особого интереса к котам Ноа он не проявил. Собачник? Тогда со щенками. Итан, собирающий пазлы с щенками, — звучало странно, если не извращенно.

Нет, Итану подошло бы что-то более экзотичное. Пауки. Скорпионы. Или змеи. Вдруг Томсон разводит змей? Тогда Ноа выбежит из этого дома, заработав статус первого в истории человека, развившего скорость света.

Комната Итана располагалась на втором этаже. Здесь, как до того и в пересеченных Ноа кухне, зале и на лестнице, дом продолжал производить впечатление непроницаемого отчуждения и холодной красоты без намека на уют домашнего очага. Итан распахнул дверь в комнату и зашёл в нее первым. Ноа с лёгким трепетом последовал за ним, озираясь в поиске предполагаемых змей. Серпентарий не обнаружился. Пазлы, ножи или часы тоже. Зато в глаза сразу же бросилась бессовестно большая кровать. Всего лишь идеально застланный предмет мебели, смотреть на который Ноа посчитал жутко смущающим. Постель оказалась не просто большой. Огромной. И творить на ней было можно что угодно. И в каких угодно позах.

Ноа поспешно отвел от постели глаза и упёрся взглядом в другой предмет, вызвавший в нем не меньше эмоций. Напротив кровати висела картина. Та самая, которую Ноа отдал Итану. В дорогой раме полотно смотрелось иначе. Куда презентабельней.

— Боже мой, ты и правда ее повесил, — удивился Ноа.

— Конечно. А ты думал, что я взял ее такта ради? — фыркнул Итан.

— Нет, но… — Ноа обернулся на кровать, а затем вновь уставился на картину, — тебя не напрягает смотреть на нее каждый день?

— Не напрягает. С чего бы?

— Она мне кажется нагнетающей. Каждый раз, когда я смотрел на нее, испытывал тревогу.

— Так в этом же вся прелесть, — вместо оспаривания подтвердил Итан. — Сколько на нее ни смотри, она всегда вызывает эмоции. Тем она и хороша, и тем отличаются работы мастеров от произведений посредственных художников. Наличием в картине эмоций. Глубины, которая скрыта от невнимательных глаз, но оказывается очевидной для ценителя. Это не просто краска и холст. Это целая история.

— Но в данном-то случае история и эмоции негативные, — заметил Ноа.

— А это уже не важно, — качнул Итан головой, проходя вглубь большой комнаты. — Мое увлечение, кстати, тоже может вызвать неоднозначные эмоции, потому я обычно о нем не распространяюсь.

Итан лукавил. Даже если бы увлечение считалось самым обычным, он бы однозначно не распространялся и о нем тоже.

Сперва Ноа решил, что Итан шьёт одежду, и уже начал готовить речь про то, что дизайнеры в нынешнее время на вес золота. Но подойдя ближе и рассмотрев получше два манекена (мужской и женский), что разместили в самом темном углу комнаты, он понял, что ни о какой одежде речи здесь не велось. Манекены покрывала не ткань, как сперва показалось Моргану, а скрученные между собой веревки. Рядом с ними к стене была прикручена доска с многочисленными крючками. И на каждом висели веревки разной ширины, длины и цвета.

Ноа, видимо, задержал на доске слишком долгий взгляд, потому что Итан взялся объяснять:

— Ты знал, что мелкая моторика успокаивает психику? — задал он риторический вопрос. — Мне об этом рассказал мой врач, заметив, что у меня есть потребность постоянно что-то вертеть в руках. Вертеть, мять, рвать или завязывать. У мамы был дорогущий шарф с бахромой на концах. Я мог часами сидеть с ним в обнимку и завязывать узелки. Такой вот способ психики справиться с напряжением и стрессом.

— Но это мало тянет на бахрому, — с улыбкой кивнул Ноа на манекены. — Выглядит куда сложнее.

— Я объясняю, с чего все началось, — нахмурился Итан. — А началось все с бахромы. Потом уже, много позже, изучив пару схожих направлений, я как-то нарвался в сети на фотографии с такими сложными вязками. Конечно же, мне стало любопытно. Они пришли из боевого связывания. Название сейчас не вспомню, оно японское. Суть в том, что раньше в Японии использовали связку для захвата и конвоирования пленных и преступников. В современном мире практиковавших это людей назвали бы клиентоориентированными, потому что каждая обвязка создавалась с учетом телосложения, статуса, особенностей одежды и навыков провинившегося. Были разработаны разные методики связывания для разных сословий. И, конечно же, учитывался пол преступника.

— Какой скрупулёзный подход.

— Японцы во многом скрупулёзны, — заметил Итан. — Сперва я изучил те обвязки, которые использовала японская полиция. А уже затем познакомился с эстетической частью этого направления.

— Получается… — Ноа тщательно подбирал слова. — Твое хобби — связывать людей?

— Мое хобби — создавать из веревок и узлов что-то… хм… красивое.

— Я раньше плел браслеты дружбы. Ещё в школе, — заявил Ноа невпопад. — Но связывать людей — это… ну… намного круче. Если добровольно. Добровольно же?

Итан, кажется, улыбнулся.

— Живых людей я никогда не связывал. Только Джона Доу и Джейн Доу, — с этими словами он указал на манекены.

Так только жутче.

— Почему ты дал им имена, которыми обычно обозначают в больнице пациентов, о которых ничего неизвестно? — не в тему спросил Морган.

— Потому что эти имена используются не только для этого, — вздохнул Итан, беря с одного из крючков моток веревки и начиная вертеть его в руках. — Джон Доу — в первую очередь устаревший юридический термин, который использовался в случае, если настоящий истец неизвестен или анонимен. Неизвестного ответчика называли Ричард Роу. Потом уже первым именем начали называть пациентов, скажем, с амнезией или обнаруженные тела неизвестных людей. Если в судебном деле фигурировала женщина, ее звали Джейн Доу, а членов семьи — Джеймс Доу и Джуди Доу. И так далее и тому подобное.

— Ты прямо кладезь информации, — заметил Ноа. — Даже имена манекенов у тебя связаны с юриспруденцией.

— Это называется гиперфиксацией, — усмехнулся Томсон.

— А на этом… — Ноа указал на веревки, — у тебя тоже гиперфиксация?