Фаза 5. (1/1)

Джей любил три вещи — свою жизнь, старые игры и своих друзей, коих было мало. Семья и вкусная еда под эти категории не подходили по той причине, что это очевидно, так как, по-сути, он являлся среднестатистическим подростком, а потом и молодым человеком, со своими заскоками и особенностями, делающими его образ своеобразным и привлекательным. Не то, что бы он страдал высокомерием или самоуверенностью, просто совсем недавно — из-за неимения другого вида досуга — решил почитать о том, что нужно делать, дабы завести хороших, преданных друзей; нельзя сказать, что это изменило его видение мира, но явно дополнило его, убедив в том, что большинство людей чувствует, когда от кого-то из них идёт сильная аура, то бишь — духовная сила. Джею нужно было не только общение, но и некая надежда в виде других людей, которые ещё живы и могут мыслить адекватно, пускай и не всегда — их глупость ещё можно было простить, ведь ситуация, в которой все они оказались, действительно влияла не только на физическое и душевное состояние, а ещё и давила на мозги так сильно, что можно было хоть вешаться, лишь бы не чувствовать это. В принципе, он бы так и сделал, не будь у него нормальных, более или менее, взаимоотношений с другими выжившими; Мари и Неоновый Пончик, пожалуй, спасли его от ошибки, которую он мог сделать по собственной инициативе, при этом понимая, что это лишь побег от своих проблем, даже если они совершенно простые и бытовые. Хотя нет. Его желание было вызвано не возможным голодом, не холодом зимы и не ужасным смрадом, преследующим их общину на всём пути; дело заключалось в том, что он не был подготовлен к той жестокости, которую пришлось пережить, пускай его и пытались настроить на неё, заставить осознать, что это нужно для общей великой цели. ?Нужно — значит нужно, Джей? — говорил он сам себе, сидя в своей комнате, практически полупустой, пока за хрупкой стеной были слышны чьи-то отчаянные крик и стоны, очень громкие и искренние. Ему не нравилось то, что делал главарь их некой семейки. Он был жестоким, властным и явно искусным манипулятором. Невольно хочется испытывать к нему что-то вроде восхищения, ведь сложно в такое время оставаться равнодушным к чужим страданиям, если мучающийся, конечно, является человеком; твари — не люди. Они не достойны жалости даже от наивных детишек. К тому же, всё, что происходило в их общине, походило на фильм каких-то извращенцев, любящих наблюдать за чужими проблемами, особенно если они серьёзные и опасны для жизни. Джей подобное не одобрял, он был любителем психологических работ и книг, однако в такое время выбор достаточно скудный не только в еде, но ещё и в досуге, например, книгах или фильмах на дисках. Да, и сложно настроить телевизоры так, чтобы он работал. Зато игры мог вытерпеть, для него они были лёгкими, старые и более-менее новые, проблем не доставляют, можно хоть всю ночь в них проводить, а ему ничего, так как каким-то невообразимым образом электричество не отключилось за все эти годы; ну, или это кто-то из выживших его поддерживает все эти годы, только непонятно, как именно. Впрочем, тогда это не волновало Джея, ибо ему было тоскливо без Мари, которая тогда была занята вечными поручениями главного врача, поэтому он искал утешение в разных играх, интересных и не очень, иногда к нему присоединялся и Неоновый Пончик, но тоже достаточно редко, ведь у него были свои дела, заботы о других выживших, попавших к ним с помощью Кэпа Брейва. Джей всегда кривился, думая о последнем, тот ему казался кем-то вроде хорька, правда, более живучего и способного принести не мало проблем, только делает он это исподтишка, опасаясь за свою жизнь, просто-напросто трус, который не имеет такого понятия, как любовь и дружба. Хотя что ещё ожидать от того, кто рос в детдоме? Уже хорошо, что он не воришка.***— Ты ведёшь себя, как обычная идиотка. Прекрати немедленно! — Прокричал Брейв, перехватив запястья нападающей на него Слэшер.— Ты врал мне! Ты предал нас... Я думала, что ты мой друг, — Голос её стих на последнем предложении, и слёзы хрустальным бисером брызнули из глаз. — Я думала, что ты мой друг.— Хах. О, нет, Дорогуша. Ты не хочешь такого друга, как я.— Откуда тебе знать? — Склонила она голову набок. — У тебя просто не была друзей. Ты просто боишься того, чего у тебя никогда не было.Кэп останавливается, глядя ей в глаза и глупо моргая, этого достаточно, чтобы Слэшер оттолкнула парня и, подхватив его самодельный арбалет, прицелилась в грудь полулежащего на кровати. Внезапно он говорит:— Стреляй.Её глаза удивлённо округлились, рука дрогнула, но она продолжает держать оружие перед собой.— Стреляй, Слэши.— Не смей меня так называть! Слэши только для друзей.— А разве мы не друзья? Ты же сама сказала, что мы друзья... Я твой друг, Слэши. Верь мне, — Она смотрит на него, изучая. Иногда ей казалось, что он похож на... Снеговика. С пепельными волосами и серебром глаз, он казался чем-то ледяным. — Вот так, хорошо... Скинув с себя остатки наваждения, Слэшер понимает, что его руки тянутся к арбалету в её руках. Она делает два шага назад, пятясь задом, и, теряя равновесие, падает на пол. Арбалет в нескольких метрах от неё, из-за удара об пол он отскочил. Заметив это, Брейв вскакивает с кровати и бежит к нему, но девушка вцепилась в его ногу и потянула на себя. Это не сложно, когда ваше состояние заставляет телосложение плюс-минус походить друг на друга из-за вечной худобы, вызванной недоеданием. И, — она знает, что это очень подло, — её колено попадает ему в пах, заставляя завыть и сморщить своё лицо, так как боль, наверняка, очень сильная, у мужчин это самая хрупкая зона, если верить стереотипам. Однако, даже это не мешает ему навалиться на неё всем телом, чтобы та не встала, лишь рука её еле-еле дотянулась до края арбалета, мазнув по заряженной импровизации стрелы пальцем. После этого Брейв лишь сильнее потянул её под себя, пытаясь удержать.— Отпусти меня! — Шипит она, силясь достать желанное оружие.— Нужно было стрелять, пока была возможность.— Я бы не смогла... — Признается она, пока пот на её лбу выступляет мелкими каплями. Его нос уткнулся в её щёку, от чего волосы облепили лицо, а шея и затылок затекли за столь скорое время от напряжения.— Я это уже понял, — Говорит он, продолжая лежать на ней. — Тебе не стать палачом. Ты убиваешь лишь тварей.— А ты убивал людей? — Едко интересуется она.— Приходилось иногда поступать так с очень своевольными брюнетками.— Оставишь для меня одну стрелу? — Буркнула она, уже смирившись со своим положением. — Лучше умереть, чем...

— Тебе не нужно умирать вместе с ними. *** Мари любила свою семью. А она её, видимо, нет. Старшая сестра — главная гимнастка и красавица их семьи, по мнению родителей — блондинка с голубыми глазами, всегда красовалась своими наградами и грамотами, чтобы все видели, какая она молодчинка; в такие моменты отец удовлетворённо улыбался, показывая крупные желтоватые зубы, делая замечания тому, какая его дочь умница, а мать лишь поддакивала ему, не рискуя отмечать успехи собственного ребёнка без разрешения мужчины, с которым связала свою жизнь. А ещё они всегда переводили взгляд на свою младшую дочь, чьи таланты для них оставались лишь временными забавами и капризами, ничего серьёзного, нужно просто игнорировать порывы юного бунтарского характера; если насчёт старшей они строили грандиозные планы, то жизнь младшей была у них на ладони, давно решенная. Свадьба с сыном друга их семьи, желательно умным и богатым, старых взглядов, чтобы держал её в своих руках, потом двое или трое детишек, два мальчика и одна девочка, а дальше привычная рутина для любой уважаемой себя домохозяйки занимающейся домом и семьёй, так как других интересов у неё нет и быть не может. Ну, разве что лёгкая работа, не требующая ума или огромной физической силы, может быть, стать секретарем или бухгалтером, хотя последний должен для начала выучиться. Вроде бы, стабильность это всегда хорошо, но самой Мари это казалось чем-то вроде серебряной клетки, возле которой лежали ножницы, способные оторвать её крылья. Она попросту не могла этого допустить, не могла разрешить тем, кто никогда не дарил ей тепла, управлять её жизнью, словно она какая-то кобыла на всем известном рынке. Проверь её жених, какие у неё зубы, девушка бы не удивилась, только убедилась в том, что этот грубиян хочет отнять её свободу, пускай она и тогда была далёкой, как звезда на небе. Поэтому она сбежала на вокзал, однако даже там потерпела неудачу, увидев, как люди превращаются в обычных монстров. Там же она встретилась с отцом Томэль.*** Когда ей открыли рот, чтобы немного попить воды, Мортимер просила лишь о том, чтобы записать свои слова на диктофон. Неважно, на какой, хоть тот, который есть в каждом телефоне. Мари, из жалости, согласилась на это и вскоре принесла мелкое подобие то-ли кассеты, то-ли ещё чего-то. Включив эту штуку, Мари сказала:— Начинай. Морти, смотря на потолок, думала о доме, о своей семье, о друзьях, о том, как хорошо ей было раньше...— Хиро, — Начинает она хриплым голосом. — Хиро, я хочу, чтобы ты знал это. Я люблю тебя, братик. Я всегда любила тебя... Ты всегда была важен для меня, — Ей казалось, что она больше не могла плакать, но глаза защипало. — Ты лучший старший брат. Ты был рядом, ты вытаскивал меня из любых ситуаций. Ты важен для меня не только, потому что ты мой последний родственник. Нет, ты ещё и друг для меня. Самый лучший и верный, даже если ты... — Она не смогла сказать слово ?мёртв?. —... Очень далеко сейчас. Я чувствую, что ты также любишь меня, будучи даже в другой стране... Я уверена в этом, ведь ты мой брат и мой защитник, — Она прикусила свою губу, сдерживая рыдания в груди. — Ты говорил, что я боевая, ты говорил, что я сильная, но сейчас... Сейчас я не чувствую себя сильной. Сейчас я хочу оказаться дома с тобой. Мы бы шутили друг над другом, могли бы жить, как все другие люди. Слюна в её рту не даёт продолжать, поэтому она тяжело и громко сглатывает, не замечая, как Мари вытирает свое лицо серым платком. Тишина была гробовой, словно предвещала трупы.

— Прости меня, если я была плохой сестрой. Я не хотела сделать тебе больно. Внезапно дверь раскрывается, от чего тело Безликого окончательно падает на пол вместе с грязной материей. На пороге стоит запыхавшийся Брав, его лицо облепили тёмные волосы, а зелёные глаза блестели то-ли от радости, то-ли от лихорадки.— Какой Чёрт, перепутал диктофон и громкоговоритель? Вас все люди слышат.