Часть 34 (1/1)

Всю неделю Влад таскался за Сашей, подбрасывая в его рюкзак шоколадки, прикладывая записки что-то вроде «для Огонька», «Для Лисёнка». Так он стал называть своего соулмейта. Афина сменила гнев на милость и иногда подставляла почесать большие чёрные уши. Синева и отёк спали с подбитого носа очень быстро. Саша часто прикладывал лёд. Но пару раз Влад умудрился задеть настрадавшееся место, чем вызывал ужасную боль.

В бар со вчерашнего дня рыжеволосый не ходил. Отпуск был заслужен своими регулярными сменами и отработками за Марьяну. Владелица заведения с похвалой в виде небольшого денежного вознаграждения отпустила его гулять на три недели, сказав: «такого труженика ещё нужно поискать».

И вот бы все ничего. Казалось, сейчас Сашка со спокойной душой отдохнёт, займётся учебой в полную силу, хотя бы попытается поспать. На пороге квартиры Афина, которая преданно ждала его, крутилась вокруг своей оси и скулила.

-Эй, ты чего? - словно собака ответит человечьей речью.

Сделав матери укол, он понял, что лекарств осталось на пару приемов. Значит, скоро нужно вызывать врача. Почти пустые баночки и ампулы украшали маленькую полочку в углу, ловя на себе блики солнечных зайчиков днём. Но сейчас все шторы были задернуты, так как даже пасмурное небо резало глаза, отдаваясь нестерпимой болью в голове. Даже прохладная ванна не спасала. Обезболивающие не работали. Уснуть никак не получалось. От шоколада уже воротит. Экран телефона слепит. Скулёж Афины невыносим. Саша выпроводил собаку из спальни и закрыл дверь. Провалявшись несколько часов в постели, перекатываясь с боку на бок, уснуть так и не смог. Афина стала откровенно орать, что не свойственно овчаркам. Она скребла двери, как никогда прежде не делала, толкала носом щели.

Саша вскочил, его переполнило раздражение. Размашисто открыв дверь, он не успел вымолвить и слова. Собака сорвалась с места и побежала в комнату матери. Если бы когти не были пострижены, она могла бы расцарапать пол, с такой пробуксовкой пролетела. Парень вздохнул, но поплёлся следом. Тишина бы поразила, если бы он мог слышать. Темнота была густой, что хоть глаза выколи. Скомканное одеяло чуть прикрывало худощавые женские ноги. Растрепанные блеклые длинные рыжие волосы были разбросаны по подушке. Атласный бордовый халат чуть слез с плеча, предавая коже зеленоватый цвет. Никакого тепла. Мурашки должны были покрыть ее, но нет. Одно прикосновение заставило встать волосы дыбом, Саша присел рядом на пол. Скользнул пальцами по шее женщины, он ничего не почувствовал. Будто и его сердце остановилось. Пустота. Он ничего не почувствовал. Ни ее биение сердца, ни каких-либо собственных эмоций. Парень встал с пол, вернулся в свою комнату взял телефон и набрал один-один-два. Афина жалась к хозяйским ногам, поскуливая. Ее глаза блестели от влаги. Она будто понимала. Знала, что происходит.

Ближайшие десять минут текли долго, покусывая нервные окончания под кожей.

Медленно достав футболку из шкафа и надев ее, Саша успел выпить ненавистный чай, словно все в порядке. Все нормально. Даже головная боль на какое-то время утихла. Но чтобы наверняка в этом убедиться, он выпил горсть сразу нескольких обезболивающих. Звонок в дверь, Афину пришлось запереть на кухне, так как собака начала рычать, не горя желанием впускать посторонних.

Люди в синих костюмах с надписями на спинах «скорая помощь» рылись в своих чемоданах и осматривали тело, задавали какие-то вопросы, на которые парень отвечал однословно. Словно все происходящее вовсе не касалось него. Чёрный плотный мешок, цвет которого вовсе не шёл ей, бедно поблескивал от одинокого уличного фонаря. Та самая женщина, которая жила по соседству в ожидании, когда источник плача ее ребенка исчезнет, стала невольным свидетелем, как скелет с рыжими мертвыми волосами в смертном пакете грузят в машину. Карие глаза над толстыми щеками, покрытыми широкими порами, округлились. Ей осталось только охнуть. Женщина схватилась за сердце. Саша не сильно отличался от своей матери. Разве что он все ещё стоял на ногах. В футболке на ветру в пять градусов тепла.

-Сашечка, мне так жаль… - залепетала некогда бездушная.

А он все никак не понимал, что с ним не так. Почему он не чувствует не печали, ни боли, ничего, даже облегчения нет в его душе. Игнорируя жалостливые причитания свиноты, он переступил через местную бездомную свору, лежащую на лестнице. Они ещё что-то пробубнили в след. Сашка не глядя протянул им полупустую пачку сигарет и молча зашел в квартиру, заперев дверь на замок. Выпустив собаку из кухни, которая продолжала крутиться вокруг хозяина, нервно поскуливая и прижимая уши, Саша вывалил оставшиеся таблетки на стол. Чего пропадать добру? Они дорого стоят. А он спать не может. И добро не пропадёт, и сам выспится наконец-то. Больше сил нет терпеть это. В минуту баночки опустели. А постель показалась самой мягкой на свете. Истошные собачьи вопли не были слышны. И без того мокрый нос беспрестанно увлажнял большой розовый язык. Загривок взъерошен. Лапы не стояли на месте, топчась перебежками то в одном углу квартиры, то в другом.

Глубокий вдох, тишина, кажется боль стала проступать снова, и теперь не только в голове, но зато скоро Саша выспится. Скоро вся эта бесконечная суета закончится.

Афина подбегала, пытаясь вылизать лицо хозяина и отбегала к двери. Подбегала снова и возвращалась обратно, сопровождая сие действо поскуливаниями.