Кто виноват (2/2)

Симон хотел что-то сказать, как-то возразить, но у него не нашлось слов. Он поймал себя на мысли, что действительно думал о том, что жизнь принца – это сплошные каникулы, когда можно делать все, что заблагорассудится. Ну, или, по крайней мере, что-то вроде этого. Август, конечно, был уродом. Но то, что он сейчас говорил, действительно, заставляло задуматься.

– Ты вот когда-нибудь дрался? – он посмотрел на Симона.

– Конечно, дрался, – пожал плечами тот. – Я открытый гей латинос в общественной школе. Сам-то как думаешь?

– И что тебе за это было? – снова задал вопрос Август.

– Не знаю… ну… – Симон задумался. Он не мог припомнить никаких серьезных последствий. – Пару раз его вызывали к директору. Один раз отправили к психологу даже, он сходил на беседу два раза, и, в общем, ничего страшного там не происходило. Иногда мама отчитывала его дома, но потом, в основном, жалела и пекла ему печенье. – А что?

– А то. Что тебе за это ничего не было, – ответил Август. – Ты просто врезал кому-то. Кто-то врезал тебе. Потом, скорее всего, тебя пожалела мамочка. И все. И ты живешь дальше, для тебя ничего не меняется.

– Ну… И что? – Симон начал терять нить рассуждений.

– А то. Когда Вилле врезал кому-то. Еще не будучи кронпринцем. И без последствий для кого-либо. Ты помнишь то видео? Если честно, это даже дракой называть стыдно. Так вот. После этого его перевели сюда. Его забрали из дома, где он вырос, от тех людей, которых он любил. И отправили сюда без его согласия. И он ничего. Ничего. Не смог с этим сделать. Ты понимаешь? Как это, – Август говорил медленно, проговаривая каждое слово. И до Симона постепенно начал доходить смысл его речи. Он никогда не думал о том, как Вилле живется на самом деле. Они не говорили об этом. Они говорили о музыке, об играх, о шоу, обсуждали аккаунты популярных людей. Но они никогда не говорили о том, как устроена жизнь Вилле. Какое значение, какой вес имеет каждый его поступок. И какое давление он испытывает. – В его жизни столько правил, сколько ты даже представить себе не можешь. Его жизнь расписана на десять лет вперед. Что он будет делать, чему учиться, с кем встречаться. Что есть, где спать и какого цвета у него должны быть трусы. И он ничего. Ничего. Не может с этим сделать. Поэтому, ты понимаешь, как ему хочется протестовать?

– Откуда ты-то знаешь, что это так? Вы же с Вилле почти не общаетесь, – слова Августа звучали убедительно, но Симону очень не хотелось в них верить.

– Я дружил с Эриком. Он все это мне рассказывал. Так что я знаю. Ко мне отношение не такое строгое, но… От меня тоже ожидают, что я буду готов сделать все это, не сказав ни слова, – ответил Август. – Думаешь, это не вызывает желания выразить протест? – он засмеялся. – Но просто такова цена. Может быть, Виле сам не понимает этого, но… Ты для него что-то вроде татушки на заднице. Бедняга… Тебе, правда, не повезло.

– Ты просто… Какой же ты урод, – Симон сплюнул. У него не нашлось других слов. Он не татушка. Он действительно любит Вилле. И Вилле… тоже любит его? Ведь Август не может быть прав. Это было бы слишком жестоко. Но правда всегда жестока. Симон вдруг понял, что у него нет ответа. И он не может опровергнуть слова Августа. Но если так. Но даже если это так. Даже если для Вилле он всего лишь форма протеста, то он сам действительно любит Вилле. Любит больше всего на свете. Даже если он не сразу это понял. И ему потребовалось время и отношения с Маркусом, чтобы это понять. Но, в конец концов, до него дошло, что он любил его с той самой первой минуты, как их взгляды встретились над тарелками в школьной столовой. Именно тогда Симон впервые увидел не принца Вильгельма, а Вилле, в которого он влюбился гораздо сильнее, чем сам мог бы от себя ожидать.

– Я-то урод, это мы давно выяснили, – Август усмехнулся. – А ты? Ты говоришь о каких-то… моральных ценностях, о справедливости. И что? Ты подставил его с таблетками. Ты воспользовался тем, что он был обдолбан. Ты встречался с кем-то там за его спиной. Ты все еще считаешь себя хорошим человеком? Правда? Ты, правда, так считаешь?

– Я облажался! – выкрикнул Симон в ответ. – Ты хотел, чтобы я это признал? Я это признал. Только что это меняет теперь?

– Ничего, – пожал плечами Август.

– Вот именно, – Симон достал телефон. – Нужно найти Вилле. Мы с тобой оба облажались. И нужно что-то с этим сделать.

– Прекрати, – Август подошел к Симону и перехватил его руку, не давая набрать номер Вилле. – Он просил не трогать его, вот и не трогай. Он стольким ради тебя пожертвовал. Сделай для него хоть что-нибудь.

Симон одернул руку. Это был ужасный разговор. Но Август был прав. Возможно, не во всем. Но в том, что Симон не осознавал раньше, насколько большое давление оказывают на Вилле, он точно был прав. И от этого Симону стало еще хуже. Что он сделал для Вилле, если подумать? От чего он готов был отказаться? От сомнительного удовольствия отправить Августа за решетку? Вот только это было не совсем честное решение. Он сделал это еще и потому что сам был виновен в преступлении, о котором стало бы известно. А кроме этого? Чем он готов был пожертвовать? А Вилле ради него готов был пожертвовать троном. Это осознание буквально раздавило Симона. Может ли он требовать что-то от Вилле, когда сам он… вот такой? Возможно, было бы правильнее расстаться с ним. Со временем раны затянутся, и будет не так больно. Но и Вилле не был бы с тем человеком, который подставляет его раз за разом. Ведь, если подумать, он же ничем не лучше Августа, к которому испытывает такое отвращение. А Вилле просто не замечает этого. Но он совершенно точно этого не заслуживает.

Симон решил, что должен поговорить с Вилле об этом. Завтра утром. А сейчас ему, действительно, лучше поехать домой. Что еще он может сделать?