ГЛАВА 3 Эсмеральда (2/2)
Ун кофрэ дэ гран рикеса.</p>
Алларон дэнтро ун пилар,</p>
Дэнтро дель, нуэвус бандэрас,</p>
Кон фигурас дэ эспантар.</p>
Она пела и широко улыбалась, а её изумрудные глаза сверкали в темноте, подобно звёздам.
Аларабэс дэ кабалло</p>
Син подэрсэ мэнэар,</p>
Кон эспадас, и лос куэлллот,</p>
Баллестас де буэн энчар…</p>
Закончив петь, девушка пошла собирать плату. Она подходила к каждому зрителю, протягивала ему свой бубен, и он бросал туда несколько монеток.
Дошла очередь и до Гренгуара, но он не смог ничего заплатить.
— Простите, у меня совсем нет денег, — вздохнул он, смущённо отводя взгляд.
К счастью для него, внимание цыганки отвлёк Клод Фролло. Он наконец перестал прожигать плясунью ненавидящим взглядом и сразу же заметил Квазимодо. Лицо священника исказила злобная гримаса, и он поспешил к горбуну.
— Кто тебе разрешил участвовать в этом празднике? — накинулся он на воспитанника. — Ты понимаешь, что натворил? Ты выставил себя посмешищем перед всем городом, и меня, своего покровителя, тоже!
Радость на лице Квазимодо постепенно сменялась виноватым выражением.
— Простите меня, отец! — жалобно прошептал он, и из его единственного глаза скатилась крупная слеза.
Фролло, не тронутый этим раскаянием, быстро сдернул с него тиару и мантию. Затем грубо вырвал из дрожащих рук посох и с силой сломал его об колено.
Горбун упал перед Клодом на колени, цепляясь за сутану и умоляя о прощении. Эта сцена возмутила добрую плясунью.
— Пожалуйста, не обижайте его, — попросила она, подходя поближе к Фролло. — Неужели вы не видите, как ему плохо!
Теперь даже участники процессии решили вступиться за своего развенчанного папу.
— Он же ничего не сделал! — кричали они. — Это всё Жак-чулочник, его и накажите! При чём тут бедный малый?
Но Клод не слушал их. Злобно зыркнув на цыганку, которая попыталась было в знак утешения погладить горбуна по плечу, он крепко взял Квазимодо за руку и повёл в сторону собора. Но, уходя всё дальше и дальше, он то и дело оглядывался на Эсмеральду, застывшую в осуждающей позе.
Квазимодо понуро брёл за своим учителем, не смея его ослушаться. Он слышал, как эта прекрасная, как майское утро, девушка заступалась за него, и в груди щемило от нежности и горячей благодарности — ведь до этого никто, кроме архидьякона, никогда его не защищал! Больше всего на свете ему хотелось обернуться, посмотреть в прекрасные зелёные глаза, сказать, как он ей благодарен… Но как можно заставлять красавицу смотреть на такого урода! О, Матерь Божья, если бы он не был настолько ужасен! Если бы…