Глава 7 (1/2)

В первый после отъезда Серёжи рабочий день Вася действительно появился у ларька Анфисы.

— Привет, медвежонок, — девушка тепло улыбнулась рыжику. — Как твоё горло?

— А чё ему сделается? У меня организм крепкий. Поэтому я жив, здоров и готов к новым подвигам.

— Если ты о том, чтобы заточить ещё два десятка эскимо, я против, — Анфиса упрямо поджала губы.

— Не-е-е, эскимо — это пройденный этап, — Вася замотал головой.

— Тогда я теряюсь в догадках.

— Ну, не знаю… Как насчёт того, чтобы убежать на речку после работы?

— Ты серьёзно? Рыжик, ты только что горлом страдал!

— И что? Температура воды 21 градус. Я по радио слышал.

— А то, что работать я закончу в восемь. Потом — мальчишек кормить, спать укладывать. Даже если соглашусь на ночную вылазку, вода похолодает.

— А ты когда-нибудь была на ночном купании? — обезоруживающе улыбнулся парень.

— Не-а.

— Так вот, чтоб ты знала, ночью — самое лучшее купание. Людей нет, вода чистая и тёплая, как парное молоко. А чтобы на суше не замёрзнуть, можно костёр развести и укутаться в большое полотенце. Можем, к примеру, картошки испечь.

— Медвежонок, ещё раз спрашиваю, ты серьёзно?

— Ну да, я всё это время, пока болел, искупаться мечтал. А то лето закончится, и всё — никакой тебе природы.

Анфиса какое-то время молчала, задумчиво накручивая локон на палец.

— Я так понимаю, ты всё равно пойдёшь?

— Ага. Но с тобой было бы веселее, чем одному.

— Ох… И до скольки примерно твои ночные водные процедуры длятся?

— А всё зависит от того, нужно ли тебе завтра на работу.

— Нужно, медвежонок.

— Значит, где-то в час ночи уже будем дома. Благо, до ближайшего пляжа добираться совсем недолго.

— Хорошо, я пойду. Но Вась… Серёжа меня кое о чём попросил.

— Дай угадаю, посадить меня на привязь и ни под каким видом не пущать в воду.

— Ты утрируешь, — рассмеялась девушка. — Он всего лишь попросил попытаться удержать тебя от слишком долгих заплывов. И я намерена выполнить его просьбу.

— И как? Будешь за ноги из воды меня вытаскивать?

— Нет, просто попрошу не заплывать слишком далеко и не забывать выбираться на берег. Ты же не хочешь, чтобы я заскучала в одиночестве? — Анфиса лукаво стрельнула глазами.

— Зачем тебе скучать? Мы вместе поплывём. Умеешь плавать?

— Откуда? Учить некому было.

— Не переживай, я научу.

— Думаешь, получится?

— Ты у меня до Ленинграда доплывёшь, — оптимистично заверил Вася.

— От Москвы до Ленинграда и обратно до Москвы… Зачем же мне в Ленинград? У меня здесь вы с ёжиком.

— Хорошо, в Ленинград не поплывём, — по тону парня было непонятно, шутит он или говорит серьёзно.

— Фух, — с деланным облегчением выдохнула Анфиса.

— Значит, покрывало и полотенца с меня.

— А я возьму картошки и сделаю бутеров.

***

К удивлению Анфисы, Вася оказался прав. Вода ночью действительно была изумительно тёплой. А ещё рыжик проявил себя очень терпеливым учителем.

— Вась, я утону! — в голосе Анфисы слышалась паника.

— Не утонешь, я тебя держу. К тому же ты всё ещё можешь коснуться ногами дна, — парень наоборот — излучал олимпийское спокойствие.

— Ну и что! Утонуть и в стакане можно, знаешь ли!

— Это как? — Вася серьёзно задумался.

— Ну… Захлебнуться, пока пьёшь.

— Забавная ты, — рассмеялся юноша, но тут же посерьёзнел. — Смотри, сейчас я тебя аккуратно отпущу, не паникуй, вода сама тебя поддержит.

— Но я тяжелее, чем она!

— Анфис, вода даже меня подхватывает, а тебя-то совсем не проблема. Твоя задача — не паниковать, потому что я рядом, в случае чего вытащу, и поверить, что вода тебя держит. Попробуй почувствовать. Дыши ровно, через нос, медленно. Пока ты просто лежишь на воде, больше ничего не делаешь.

— Ладно, давай, попробуем.

Через минут десять пляж огласился победно-восторженным воплем:

— Вась, я поплыла! Я правда поплыла!

— Честные три метра, — широкая улыбка рыжика стала девушке наградой. — Видишь, всё легче, чем кажется.

— И правда.

Отойдя от эйфории, Анфиса неожиданно посерьёзнела.

— Вась, а Вась?

— Что?

— Вода.

— А что с водой?

— Пора выходить.

— Ты выходи, а я немножко поплаваю. Я недалеко, честно.

— Точно недалеко?

Парень тихо и недовольно заревел, совсем как маленький медвежонок.

— Сказал же, недалеко. Минут через пятнадцать выйду.

— Ладно. Я тебя буду очень-очень ждать.

Вася не подвёл. Из воды вышел в оговорённый срок, довольный и голодный.

— Ну что, можно и пожрать? — рыжик жадно уставился на сумку с едой.

Он поворошил угли веткой и резюмировал:

— Картошка готова. Если ты достанешь бутеры и яйца, сможем поесть.

— И компот, — улыбнулась Анфиса, извлекая из сумки пластиковую бутылку.

— Надеюсь, не из слив?

— Нет, вишня со смородиной. А ты не любишь сливы?

— Люблю, но у меня на них аллергия.

— Бедный-бедный медвежонок, — девушка протянула приятелю бутерброд и жестяную кружку.

— Подержи пока, я огурцы порежу.

Вася очаровывал своей непосредственностью и добротой. Обжигаясь и перекидывая картофель из руки в руку, парень пытался его остудить, а затем заботливо очищал и передавал Анфисе.

— Вообще-то, я и сама почистить могу, но спасибо.

Парень пожал плечами.

— Она горячая, в золе. Ты обожжёшься и испачкаешься.

— Ну, эта участь ждёт и тебя.

— Я переживу.

— Ещё раз спасибо, милый медвежонок, — улыбнулась девушка.

— Тебе спасибо. Ты меня бутербродами кормишь и компоту подливаешь. Так что всё равноценно. И вообще, у тебя улыбка красивая. И ты сама.

— Э-э-э… По-моему, я обычная, — смутилась Анфиса.

— Не-е-е, ты очень красивая. Волосы длинные и глазища огромные, цвет такой… Шоколадный, вот. И руки, у тебя очень красивые руки.

Девушка отвела глаза и засопела.

— Я сказал что-то не так? — насторожился Вася.

— Нет, Васенька. Просто… Мне никогда раньше не делали комплиментов… Ну, до вас с Серёжкой.

— Потому что люди — идиоты.

— Ты знаешь, что ты тоже красивый? Ты рыжий, как солнышко, — Анфиса передала парню ещё один бутерброд.

— Я огромный, неуклюжий и хожу в развалку.

— Ты не огромный, а уютный и сильный. И нет в тебе ничего неуклюжего. Ты очень легко двигаешься. А в воде так и вовсе… Даже грациозный.

— Вот чего-чего, а грации, по-моему, во мне и в помине нет.

— Ты просто себя не видишь. Знаешь, я бы Серёже, наверное, ничего подобного не решилась сказать, застеснялась бы.

— А зачем его стесняться? Он очень хороший — доброжелательный, умный, на самом деле, намного умнее меня. А его терпение поистине безгранично. Он всегда по полочкам мне раскладывает элементарные вещи. Потому что я тупой.

— Ты не тупой! — Анфиса легонько стукнула парня в плечо. — Ты открытый, добрый, не смеёшься надо мной, за то что плавать не умею. И напоминаю, мы, пока сюда ехали, активно обсуждали творчество символистов. Не пойми меня дурно, Вась, я не противопоставляю тебя Серёже. Ёжик замечательный, и я по нему очень скучаю.

— Я тоже, — мрачно пробасил Вася.

— Я просто говорю, что с тобой… Очень легко быть открытой.

— С ним тоже можно.

— Наверное, но я боюсь, — прошептала девушка, отводя глаза.

— Почему?

— Ну… Он такой… Он серьёзный, знает много, старше, из, насколько я понимаю, обеспеченной семьи. Книжки, Болгария — вот это вот всё.

— Но Серёга… Он свой. Да, у него папа — директор завода, оттуда и книжки, и Болгария. Но как-то так получилось, что лосик никогда этим не кичился. Ему и в голову не придёт это… Смотреть на тебя свысока, вот. Он вообще уважает тебя и тихо восхищается.

— Чем? — Анфиса скептически сдвинула брови.

— Говорит, твоей самостоятельностью.

— Эка невидаль, — фыркнула девушка.

— Ну, не скажи. Одно дело, когда мы, два здоровых лося, с четырнадцати на летних подработках. А другое — работать да ещё и о братьях заботиться.

— Но это не делает меня какой-то особенной. На самом деле, я думаю, многие так живут — родителям помогают, а младших нянчит каждый второй. Ты же тоже работаешь, да?

— Ну да.

— И зарплату наверняка матери отдаёшь.

— Мама берёт только шестьдесят процентов. Остальное — моё, хотя я бы всё отдавал, но мама настаивает, чтобы откладывал.

— У тебя очень… Хм, понимающая мама. И практичная.

— Да нет, я понимаю, что накопления нужны. Но, знаешь, я бы этим начал заниматься чуть позже. А пока… Хотелось бы разгрузить маму.

— Вам же хватает общего заработка?

— Ну да. Только мама в больнице и в медтехникуме как папа Карло впахивает.

— Она врач?

— Ага, детский хирург.

— Вау. Любит свою работу?

— Детей любит. И работу любит. А вот родителей не очень.

— Почему? — Анфиса отпила из кружки.

— Говорит, в большинстве случаев — не во всех, но в большинстве — родители в нездоровье детей виноваты сами.

— Как так? Я вот стараюсь мальчишек тепло одевать, регулярно кормить, прислушиваться, если у них что-то болит… Как можно проебать полимеры со здоровьем ребёнка? Мелкие же жалуются и плачут.

— О-о-о, проебать можно сотней разных способов. Например, недавно привели к маме девочку четырнадцати лет. Нога отекает и болит. Стали смотреть, анамнез собирать, оказалось, родители проебали разрыв связки. Ребёнок упал четыре года назад, мать с отцом сказали: «Ну ты, наверное, просто подвернула». Так девчонка и скакала — ни тебе повязки тугой, ни льда, ни покоя для ноги. Связка херово срослась — узлом. А вдобавок к этому счастью появился лимфостаз, потому что родители отмахнулись: «Ну не ехать же с дачи на рентген». А ты говоришь, как можно.

— Ну да, — девушка кивнула. — Могла бы, учитывая опыт общения с Зинаидой, и не спрашивать.

— Она пренебрегает вашим здоровьем?

— Она пренебрегает нашей жизнью, о чём ты? — Анфиса невесело усмехнулась. — Когда мне было четыре, у меня страшно заболел живот — фруктов невымытых поела. Я маме: «Болит, болит», а она мне затрещину, чтоб не ныла и не мешала спать, потому что ей завтра на работу (тогда она ещё трудилась).

— Таких, как твоя мамаша, отстреливать надо, — Вася зло сжал кружку, из-за чего ручка сосуда слегка сплющилась.

— Нормально, — Анфиса махнула рукой. — Зато сильной выросла, ничего не боюсь. — Но за мальчишек обидно, поэтому я стараюсь быть… Терпимее?

— А по-моему, ты просто… Кладёшь хуй на свою безопасность.

— Прости? — девушка напряжённо выпрямилась.

— Кладёшь. Хуй. На. Свою. Безопасность, — раздельно повторил Вася. — А это несколько отличается от концепта «ничего не боюсь». Вот смотри, ты видишь меня второй раз в жизни, и ты пошла со мной ночью на реку. Пляж пустой, а я намного больше и сильнее тебя. Местности ты не знаешь — я тебя сюда привёз. И если бы я был каким-то подонком, никто бы никогда не узнал, где тебя искать. И тем не менее, когда я предложил, ты не возразила тем, что меня не знаешь, не доверяешь. Ты просто пошла с двухметровым амбалом ночью в незнакомый район. Такая же хрень с Серёгой и стройкой. Ничего не стоит тебя обидеть ни ему, ни мне.

— То есть ты меня позвал и сам же обвиняешь в том, что пошла?

— Я тебя не обвиняю, и, разумеется, ни мне, ни лосику не пришло бы в голову тебя обидеть, — Вася отдал Анфисе последнюю картофелину. — Но это удачный пример того, насколько ты не беспокоишься о своей безопасности.

— А ты не думал, что я вам верю?

— Думал, и это очень приятно. Но никто не должен ходить с таким шкафом, как я, ночью в незнакомый район.

— Но ты же медвежонок, а медвежата милые, — девушка с трудом удержалась от того, чтобы потрепать парня по волосам.

— О Господи, да как же тебе объясни-и-ить! — протянул Вася, закатывая глаза. — Медвежата — это ни фига не милые плюшевые игрушки. Это такие огромные звери, которые могут убить одним ударом лапы. Понимаешь, Анфис? Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, хоть иногда думай о собственной безопасности.

— Васенька, — девушка успокаивающе положила руку рыжику на плечо. — Ты сильно преувеличиваешь опасность, которая мне грозит. Я ж сорняк, тощий невзрачный сорняк. Кому такое надо? — Анфиса скептически оглядела свои тонкие руки и с грустью подумала, что они больше напоминают тростинки, да и фигура похожа на стиральную доску. Где там рыжик красоту неземную узрел?

— Сорняк… Ты не сорняк. Ты… Цветочек, маленький хрупкий цветочек. У тебя имя очень говорящее, с греческого именно так и переводится — цветок.