8. Показалось... Почудилось... Пройдёт? (2/2)

— План хороший, не переживай. Я про то, что его эффективность сходит на нет сразу же, как об этом узнаёт больше людей. Смысл конкретного увеличения просто напросто теряется.— И что ты можешь предложить? — вопросительно изогнув бровь, спросил датчан.

— Ну... можно действовать по твоему плану, поочередно. Раз уж это лишь на краткий срок, то надо установить определённую норму в самой налоговой системе. А потом, промежуточно, изменять его до следующей волны торговцев. Тогда, они запомнят об этом и при следующем выборе пути, скорей всего выберут именно наш город. Вот такая вот простая, но не менее хитрая система.

— Лучше обсуди это лишь с Оттоном и парой герцогов.

— И почему же?

— Если об этом узнают все остальные, то знать пойдёт по моей системе в одно и тоже время. Они скорее понесут убытки и потеряют всех торговцев, при этом оставив о себе не лучшее впечатление. — немного пожимая плечами, говорил скандинав и он был прав. Аристократия зажиточна, но не менее любит наживаться и обогащать себя. Эгоизм, тщеславие и меркантильность в чистом виде.

— И что ты предлагаешь?

— Обсудить это лишь с теми, кто более способен действовать расчетливо и желательно, во благо народа. Договоритесь насчёт даты, чтобы все не делали это в одно время и путая при этом торговцев.

— Ты ведь не забыл, что их наплыв у нас проходит посезонно? — немного ухмыльнувшись, спросил грек, получив от Дана просто бесценное выражение лица. Даниэль не продумал эту часть. Боже, как глупо. — Зная нашу аристократию, они будут цапаться как уличные собаки, желая установить понижение налогов лишь в удобное для них время.

— Эх, тут уже ничего не поделаешь. Оставим это Византии, она отвечает за все их пути. Кстати о ней, не думаешь, что тебе знатно влетит за то, что ты буквально оставил её наедине с чертополохом из ада? — уже представляя, как Вивиан тянет своего брата за ухо и при этом говорит о своих потрепанных за весь день нервах, просто пробило на улыбку. А вот римлян, уже поглаживая мочку своего уха, ощутил фантомную боль от того, как сестра будет их тянуть. Жуть.

— Будь добр, не напоминай о ней. Я, лишь подумав об этом, боюсь, что скоро ушей лишусь. Причём обоих.

— Ахахаха. Да ладно тебе. Он же твоя семья, будь терпеливей. — не сдерживая немного издевательского смеха, ответил скандинав, приударив друга по спине.

— Говоришь так, будто у тебя не было своей семьи. — сказал Империя и только потом осознал, что наговорил. Вот дурак! Мысленно ударив себя по лбу, монархист начал извиняться. — Прости. Я не хотел. Само как-то вышло...— Ладно уж, забудем. — совершенно без эмоций ответил Дан и, немного ускорив шаг, пошёл в сторону дворца. Смотря на него, уже понятно погрустневшего от напоминания своей семьи, Римская Империя уже реально ударил себя по лбу, при этом не забыв добавить: ?Язык без костей!? Вот, как одно лишнее слово, может пагубно отразиться как на отношения, так и к общему настроению.

***В течении часа, оба воплощения уже давно были своих комнатах. Точнее датчан был в своей, а грек слонялся возле его спальни, подумывая как попросить прощения. Даже Рыжик, лишь увидев грустное лицо Ремуса, не стал к нему лезть, чувствуя напряжённую атмосферу. Не его это дело, пусть лично разбираются. А вот Византия сразу поняла, что её брат опять что-то да наговорил. Так что, как и было предсказано, она тянула брата за ухо по всему коридору, но уже не ради изложения всех своих жалоб и утерянных нервов. А чтобы попытаться вбить, и в буквальном и в переносном смысле этого слова, правильное положение дел в эту пустую голову брата. Рим прекрасно знал, что за долгую жизнь, Даниэль часто терял дорогих ему людей, и напоминание о семье, было больной для него темой. Вивиан за свои века уже привыкла, сам Ремус не до конца понимал, потому что его семья в лице сестры ещё жива. Но вот Дан. Он родился в любящей его семье, но потерял, даже не успев попрощаться из-за незнания о своей продолжительности жизни и потери счета времени. Если по ощущениям для него прошло десять лет, в реальности же прошло пятьдесят.

Вот почему, видеть свою постаревшую за столько лет сестру и осознать, что ты переживешь всех своих возможных потомков, стал как нож в сердце. Согласитесь, никому не приятно видеть смерть близких тебе людей. От этого начинает появляться новые страх. Страх знакомства. Ведь осознание своей долгой жизни, лишает тебя этого чувства новых людей, новых знакомств и общения. Потому что по итогу, всё закончится одной лишь болью и очередным шрамом на сердце. Как... и... всегда.

Помнится, как скандинав один раз поскакал вместе с Вивиан в тот город, откуда стража его забрала. Знаете как его встретили поселенцы? Не самым приятным образом. Все бросали ненавистные взгляды, обвиняя в смерти их близкого и знакомого почти всем стражника — Кира. Когда Даниэль посетил дом своего почившего друга, то был атакован практически с порога. Жена стражника билась в истерике, крича оскорбления и обвиняя в смерти её мужа. Немного выросшие сыновья, также не остались в стороне и кричали, что если они увидят его ещё хоть один раз, убьют собственными руками. Из-за Дана, пусть и косвенно, эта семья осталась без мужа и любимого отца. Осиротела и младшая дочь, которой было всего лишь шесть лет. Понимание смерти было для неё более болезненным, чем другим.

В тот день, скандинав проклинал своё происхождение и поклялся, что никогда не будет сближаться с простыми людьми. Все они по итогу... погибают.

***— Можно войти? — постучав и чутка приоткрывая дверь спросил Рим, понимая что сейчас, нужно быть учтивее некуда.Виноват, признаёт. Но попросить прощения ещё никогда не поздно. Хотя, на вопрос Империи в ответ была тишина. Думая, что это зеленый сигнал, Ремус чуть осмелел и прошёл внутрь. Ну, комната как комната. Кровать, шкаф, тумбочка, диван и какие-то картины. Ничего такого. У него самого точно такая же. Осматриваясь, грек краем глаза заметил, как у окна, немного прикрываясь занавесом, сидел скандинав. Он сидел у полуоткрытого окна и смотрел на то, как солнце уходит в закат. От этого зрелища и более жёлтого оттенка лучей солнца, лицо Дана выглядело более... человеческим. В тот момент, у римляна проскочила мысль, что будь парень обычным человеком, был бы очень красивым. Более приземлённые рыжие волосы, светло-карие глаза, немного пухлые, но не настолько большие губы, светлая кожа и кончено же, веснушки по щекам и носу. Из-за того, что он носил статус раба, волосы пришлось состричь и вот, уже два или три года, парень ходит с короткой стрижкой. Да и она более удобна, не мешает двигаться.

Не заметив, как сам грек засмотрелся, опешил он только когда Даниэль соизволил повернуть голову и посмотреть своими ярко-красными глазами на друга. Взгляд не выражал практически ничего, лишь некую отрешённость. И не поймёшь ведь, обижен он, или уже остыл?

— Пришёл извиниться? Не стоит, я не обижен. — на удивление спокойно сказал скандинав, вновь повернувшись к пейзажу за окном. Не обиды, не усмешки, было бы проще, вырази он хоть что-то. Даже банальную скуку, но нет! Нужно именно полную отрешённость. Тут достучаться тяжелее, чем успокоить быка на арене.

— Но я и вправду хотел извиниться. Не подумал, признаю.

— Ну хорошо. Я принимаю извинения, теперь твоя совесть успокоится? — ни разу не повернувшись, спросил датчан.

— Нет. Я же вижу, что тут не в обиде дело. — ответил Империя, подходя к окну и смотря на лицо этого недо-воплощения. — Расскажешь, из-за чего такая реакция? Вряд ли лишь из-за одних родителей. — Даниэль молчал, глубоко и спокойно дыша. Почему-то, даже говорить, но при этом и умалчивать информацию желания не было. Ну узнает он об этом, и что? Ничего ведь не произойдёт. Хотя для самого датчана это была не то что больная тема, а больное воспоминание. Он всё равно краем сознания понимал, что уже давно пора их отпустить. Всю боль и не желание.

— Хех, когда-то...

Мы общаемся как-то в суете, на нервах:

— Сделай этой вовремя, или не сделаешь никогда.