Часть 7: Откровения. (2/2)

— Что же… я подумаю над этим. — Коннор старался выглядить весьма дружелюбным и подшучивать, но чтобы просто слегка развеселить её, чтобы она ложилась спать не с плохим настроением. — Ты их хоть похоронила? Или в унитаз спустила?

Хотел он ей хорошее настроение устроить… Ага. Говорит о похоронах рыб. Хорошая тема перед сном.

— Да нет. Я коробку где-то отрыскала, ткань туда положила и рыбок затем. Потом закопала недалеко во дворе и цветочки не забыла. Одуванчики. Ну, это всё, что я смогла. Мне же всего семь было, знаешь ли. — она пожала плечами.

— Что же… я подумал и решил, что всё ещё буду с тобой общаться. Всё таки ты такие чудесные похороны им устроила. Думаю, они были бы очень благодарны тебе. — Коннор встал на ноги, ибо Эва опять улеглась и пыталась накрыться одеялом, на котором он сидел. — Спокойной ночи.

— Спокойной. — всё что она сказала, перед тем, как он вышел из комнаты.

Коннор остановился прямо за дверью и думал о том, что вины её действительно нет. Она была всего лишь семилетним ребёнком и не в самой лучшей семье. На неё ведь накричали потом, а может… ещё что. Вероятно. Эва и так выглядит весьма неуверенно, неусидчиво, у неё не всё выходит. Будто она всё ещё маленький и глупый ребёнок. Ей вероятно сложно. Она ещё не адаптировалась в новом обществе, а прошлое периодически даёт о себе вспомнить. Возможно… какие-то психологические травмы, плохие воспоминания.

Андроид стал потихоньку идти в свою комнату. Рид ушёл спать, ибо уже не мог сидеть больше, тогда и он с Ричардом решили пойти по комнатам. Им не надо спать и они бы могли решать дело дальше, но деталей пока маловато, так что просто сидя в своих комнатах могут продолжать это делать. Тем более есть связь между друг другом.

И Коннор шёл в свою комнату. Под номером пятнадцать. Шёл и думал о том, что увидел, что слышал.

А самое главное вспоминал о том, что было после того, как Виола открыла дверь.

***</p>

Эвелинн лежала в кровати свернувшись маленьким комочком. Поджимая ноги и руки к себе, дабы согреться. Того времени, что она пробыла на улице, а это десять минут, хватило, чтобы начать громко кашлять вместе с хрипами и раздиранием глотки. Тело всё ещё подрагивало.

Виола всё-таки открыла дверь. Оглядевшись по сторонам, она подняла девочку, которая будто заснула, но лишь была слишком ослабшей, чтобы показать, что всё ещё в сознании. Дом Эву встретил с теплом, хотя дома никогда особо сильно тепло и не было. Было много мест, где продувало, отопление не было особо мощным, но лучше, чем ничего.

Как же было хорошо, когда холод стал постепенно отступать.

Девочка лежала под одеялом и старалась согреться. Мать молча ушла минут десять назад, после того, как положила её в кровать. И в какой-то момент Эвелинн услышала, как входная дверь вдалеке открылась и закрылась. Зашуршали пакеты, послышался звук бьющихся друг об друга стекляшек. Бутылки. В коридоре, который был виден через открытую дверь, включился свет. Затем в команту зашла Виола.

— Иди. Я тебе там принесла. — как-то словно не хотя сказала женщина и махнула головой за себя, намекая, видимо, на кухню. И затем ушла туда же.

Полежав секунд тридцать, Эва всё же встала и продргаивая натянула на ноги носки, затем нашла кофту в шкафу и пошла куда ей сказали.

Мать стояла за столешницей и что-то делала. Видна лишь спина.

— Вон. — женщина вяло указала рукой на пакет. — Бери.

Девочка робко и неуверенно прошлась вперёд. В пакете была… какая-то еда. Эва задрала голову в угоду роста и глянула на маму, которая стояла слева. Виола молчала, не повернулась и дочь решила промолчать тоже, начав разбирать, что там внутри. Как оказалось женщина просто наливала себе вино, а затем ушла со стаканом в другую комнату. Это дало Эве чуть больше свободы и уверенности продолжать свои дела.

Мама принесла упаковку хлеба для тостов, а так же… нарезанную ветчину. Это было так неожиданно, что девочка не могла поверить. Не то чтобы дома совсем не бывало еды, скорее… дома были иногда всякие ингредиенты, но их нельзя было даже смешать вместе, чтобы что-то сделать из них цельное и нормально. Суп какой-то или испечь что-то. Поэтому всё стояло и засыхало, плесневело, портилось. Дома была куча специй, которые просто нельзя было никуда использовать. После маминых посиделок порой было ощущение, будто жизнь удалась, ибо оставалась кучка еды. Всякая бредятина для закусок, но даже это было классно. И сейчас ветчина обрадовала, потому что она так редко бывает дома или остаётся от друзей мамы, а тут целая упаковка! Мясо всегда вкусная вещь и довольно дороговатая. Так что это было классно для неё.

Эвелинн было плевать, что даже тостера нет, она просто стала делать себе ужин из того, что принесли, а затем… заметила в пакете белые упаковочки с буквами. Небольшие, прямоугольные, три штуки. Прочитав, она поняла, что это лекарство от простуды. Обычный порошок, который надо заливать кипятком и пить. От этого Эвелинн засияла, стала улыбаться, хотелось заплакать даже.

Маме не всё равно! Ей не всё равно на неё и её здоровье! Она принесла ей покушать, принесла лекарство! Пару слезинок всё-таки упало, но она стала поспешно их утирать краем кофты, тихо шмыгая носиком.

Быстро поставила греться чайник, а также доделала бутерброды. Затем, когда всё было готово, то уселась ужинать. В час ночи. Но какая разница вообще?

Лекарство было с лимонным вкусом. Пускай и имело лёгкую горечь, как и типичный лекарственный вкус, но Эве было всё равно. Это казалось вкусным, если прям не прикапываться до всего. Ветчина была влажной, розоватой, вкусно пахла, поэтому с огромным удовольствием и предвкушением она укусила свой первый кусок. На лице тут же появилась довольная улыбка, а ножки, что свисали со стула, стали слегка болтаться. Девочка подула на стакан опять и сделала глоточек, чтобы запить сухую пищу.

В кухню зашла мама.

Без стакана, но с упаковкой сигарет в руках. Прошла к столешнице и видимо нашла то, что искала. Пепельницу. Женщина поставила её на стол, где сидела дочь и уселась напротив. Зажгла не с первого раза зажигалку и сделала затяжку, дабы сигарета стала тлеть. Из её рта вышел густой дым, который она выпустила в сторону окна возле которого сидела и смотрела на него. Сделала ещё две затяжки, как девочка неуверенно заговорила.

— Мам… ты будешь? — она протянула свой покусаный бутерброд матери. — Попробуй. Он очень вкусный. Если понравится, то я сделаю тебе парочку, если захочешь.

Эва всё ещё держала его протянутым, как Виола посмотрела на неё и на еду. Самый обычный кусок хлеба, сверху кусок ветчины, а между что-то белое. Майонез со вчерашнего дня. Он вроде на столе остался. Подпортился поди.

— Тоже мне… кулинар. — она ухмыльнулась, слегка закатив глаза и отвернулась к окну вновь, делая очередную затяжку, оставшейся половины сигареты. Виоле было даже смешно. Очень вкусный? Просто сложила всё на друг друга и всего-то. — Жри уже давай… свой чудо-бутерброд. Я вон… курю.

Вновь молчание, пока каждый был занят своим. Эвелинн лишь вновь думала об одном.

Маме не всё равно.

Было бы всё равно, то не купила бы всего этого, не позаботилась бы. Может она так хотела загладить вину? Принести извинения? Девочка опять думает, что… мама не плохая. Она опять проявила заботу после очередной ссоры. Значит всё не настолько плохо. Наверное, ей просто тяжело. Тяжело воспитывать дочь в одиночку и тем более такую… растяпу и без каких-то талантов. Виола ведь не один раз ей говорила, что она не умеет ни петь, ни рисовать, ни хорошо учится, как другие дети со двора. Просто маме в принципе грустно быть одной. Наверное потому она и пьёт, такая злая и психованная. Ей тяжело. Папа ведь бросил её, оставил. Это, вероятно, сильно ранило её и подкосило. Она ведь не виновата ни в чём. Разве она хотела себе такую жизнь? Нет пожалуй. Просто так получилось. Не нашла другого выхода и пошла по такому пути. Равзе можно её винить за это?

Что ей… просто очень тяжело.

— Прости меня… мамочка. — когда мама проходила мимо, то Эва уцепилась за её бёдра и обняла. — Что наговорила таких слов. Я не хотела этого. Ты хорошая.

Виола остановилась и не сразу опустила голову, чтобы посмотреть на дочь сбоку. Детская голова и ухо приложились к её животу.

— Я больше так не буду. — из глаз Эвы потекли слёзы и она стала жмуриться, а пальчики сжимали чужую одежду всё сильнее. — Я буду стараться. И постараюсь сделать так, чтобы ты больше не злилась и не ругалась. Буду таким ребёнком, которого ты всегда хотела и будешь гордиться. Обещаю.

Но было затяжное молчание. Девочка не хотела отпускать маму, которая была такой худой, от неё неприятно пахло, но она была тёплой. Была по сути единственным человеком в её жизни. Была родной. Больше всего в этот момент хотелось… чтобы мама приобняла в ответ. Положила свои руки на спину или на голову. Почувствовать это… чудесное касание.

Но…

— Если кто-то спросит, то скажешь, что во дворе подралась или упала. — всё-таки Виола посмотрела своими карими глазами вниз в лицо дочери, которая задрала голову, когда услышала голос. Вероятно, она о щеке. — Иди доедай. У тебя осталось.

Она махнула головой в сторону стола, где был покусанный до половины бутерброд и выпуталась из объятий Эвелинн. Судя по звуку двери, ушла в свою спальню.

Эва смотрела ей в след и думала. Думала о том, что маме, наверное, просто пока тяжело всё принять. Наверное, она чувствует себя плохо из-за того, что они поругались и что ударила, что наговорила плохих слов, выгнала на улицу. Пока не готова откровенничать, как она сама и пока не готова проявить любовь в открытую.

Может просто отвыкла и позабыла как это?

Но тогда Эва решает, что будет ждать. Подождёт, когда мама оттает и придёт в себя. Наверное… в этот раз… всё точно станет нормально. С этого момента, всё пойдёт хорошо.

И в этот момент… Эвелинн отбрасывает всё плохое. Все мамины слова, удары, поступки в целом. Отбрасывает в очередной раз и думает, что всё теперь будет отлично. Делает это как и в прошлый раз, как позапрошлый и те предыдущие.

В этот раз… всё будет иначе.

И она… оказывается права.