Часть 6 (1/2)

Антон готов рвать на себе волосы и одежду, рвать и метать, да и вообще вызвать на дуэль самого себя. Боже, как он вчера вёл себя с Арсением. Парень прикрывает глаза и подносит подушку ко рту, чтобы заглушить стон отчаяния и боли. Он мечется по кровати, в надежде найти какое-то положение, в котором станет легче, но перед глазами образ мужчины, а в ушах звенит его и собственный голос. Шастун ненавидит себя. Он обещает себе впредь обдумывать каждую фразу, если не хочет потерять Арсения.

Что. Он. Блять. Творит. Шастун просто не понимал, что на него нашло, какой волной его накрыло, что теперь вода даже в мозгах. Парень медленно, по кусочкам вспоминал всё, что говорил Арсению, всё, что делал и как смотрел, и лишь в очередной раз понимал, что общаться со старшими так не положено. Антон всегда считал себя человеком скромным, необщительным и скрытным, потому никогда не подумал бы, что сможет упрекнуть себя в гиперактивности. О, как же он ошибался.

Во-первых, до Шаста только сейчас дошло, что он с какого-то хуя обращается к Арсению на «ты». К мужчине, которого он видит второй раз и, хоть тот и не называл своего возраста, но он явно старше парня. Во-вторых, эта его халатность и безалаберность в общении. Антон честно старался понять, что на него находит во время общения с мужчиной, но ровным счётом ничего не понимал. Неужели он заразил подростка своей непринуждённой манерой общения? Если так, то продолжать общаться с ним опасно для Шаста, так недолго и до самоубийства. И, в-третьих, действия парня. Непринуждённые касания, просьбы закурить, щипания и прочее, и прочее, и прочее. Подросток сожалел, что относился к той группе людей, которые сначала делают, а потом только думают.

Антон чувствует, как мнётся и съезжает куда-то под ним простыня от его резких движений по кровати, но сейчас ему не до этого. Мысли, мысли, мысли, мысли, от которых не спасает ничего. Парень не знает, но у него бегают глаза, как у сумасшедшего, и чуть дёргается уголок губ — надо же, до чего можно довести себя простым самокопанием.

Шаст чувствует себя маленьким ребёнком, который боится сделать шаг, делает его и падает, а никто не спешит не помочь. На лице его лёгкая озадаченность и грусть, а большие глаза смотрят глубоко в душу. И единственное, что ему поможет, это тёплые сильные руки, которые поднимут его и бутылочка с тёплым молоком. А ещё любовь и забота. Но вот Антон давно уже не маленький, и всё это ему, к сожалению, не помогает. Он вскакивает с кровати, как ужаленный, а за ним тянется что-то наподобие фаты из простыни. На стену, стоящую в метре от его кровати, обрушивается несколько отчаянных ударов, а после Антон поворачивает руку боком и начинает без остановки бить стену двумя руками, бессильно положив на неё голову.

Когда руки уже постепенно немеют от боли, а голова чуть проясняется, уступая место здравому смыслу, Шаст плюхается на кровать и разглядывает результаты своих эмоций. На костяшка кожа сильно стёсана, так что завтра, скорее всего, появится корочка от капелек крови, выступающих сейчас, и нужно будет как-то скрыть всё это добро. Сбоку рука лишь сильно красная, да и Антон знает, что максимум, что там может быть — это синяки. Парень постепенно приходит в себя, и вместе с этим в голову закрадывается мысль, бегущая там уже красной строкой: что я наделал?

Шаст молниеносно собирается, носясь по комнате, будто куда опаздывает и тут же вылетает из неё, на ходу проворачивая ключ и чуть было не ускоряя свой путь падением с лестницы. Он отдаёт Майе ключ и, перекинувшись с ней парой слов, спокойно выходит за ограду. Пусть никто не знает, как сложно было ему это сделать. Антон прекрасно понимает, что ему сейчас нельзя быть одному, ибо сейчас эмоции выше мозгов, и он может натворить что-нибудь нехорошее. Оставаться с мамой тоже нельзя, там проще всего подцепить повод для собственной агрессии, и тогда уже Шаст за себя не ручается. И вот он держал свой путь к морю, не зная, застанет ли он там Арсения, и что с ним вообще будет, ведь вся эта истерика именно из-за него. Антон старался не думать об этом. Он просто хотел уйти туда, где ему будет хорошо вне зависимости от компании. Иными словами — он шёл плакаться в плечо морю.

Однако некоторые мысли, вопреки желаниям Шаста, всё-таки лезли в голову. Как встретит его Арсений? Почему он до этого хотя бы не намекнул или мягко не упрекнул парня в его беспорядочном поведении? Злится ли он на него? Вопросов было много, ответов — ни одного, и это уже конкретно раздражало. Антон хотел даже завернуть куда-нибудь и купить себе сигарет, но что-то и не особо хотелось, он и так сегодня выкурил одну. Арсеньевскую. Из его рук. Бля-ять.

Парень впопыхах забыл даже вставить в уши наушники, хотя раньше никогда не выходил без них, а что случилось сейчас? Только-только садилось солнце, и Шаст надеялся увидеть этот закат на море, сидя на каком-нибудь камне и выпуская клубы дыма. А ещё он думал о том, что, пожалуй, хотел бы быть там один, потому что с Арсением так легко, что после их встреч становится всё сложнее прийти в себя и разложить всё по полочкам. А парень ненавидел неопределённость.

Почти все ларьки по пути к морю закрыты, а навстречу валит такая толпа, что Антону невольно приходится пробиваться против, так сказать, течения. Завидев кусочек воды, подросток ускорил шаг, желая как можно скорее уединиться где-нибудь. Неважно где, просто там, где нет людей, шума и, желательно, света. Парень шёл к морю. Он спустился на пляж на первой же лестнице, ведущей туда, и теперь решительно шёл налево, куда-то туда, где он почти не видел людей. Лежаки давно были собраны и лежали ровными стопками около дорожки, люди почти не купались, и лишь какие-то милые девушки фотографировались, стоя по колено в воде. Шаст для себя приметил, что волны довольно сильные, по сравнению с тем, что было днём. Ну, как приметил, просто какая-то девушка закричала, когда её окатило водой с ног до головы. Нет, ну а что ей приспичило вдруг сесть на корточки в метре от воды? Сама виновата.

Антон подошёл чуть ближе к морю и уселся на какой-то большой сухой камень, вытянув ноги так, чтобы редкие сильные волны ласкали кожу. Парень повернул голову направо, глядя на солнце, а руками на ощупь достал из кармана рюкзака электронку.

Закат на море. Он удивительный, хотя бы потому, что он был двойным — так называл его Шастун. Солнце, наполовину торчащее из-за горизонта, а вокруг него, будто слои торта, ряды белых облаков и розово-оранжевого неба. И, что больше всего нравилось парню, всё это отражалось в море. Причём в нём оно выглядело более живо, потому что волны создавали иллюзию того, что всё это движется. Антон долго ещё сидел так в одиночестве, изредка делая затяжки и думая о своём. Всегда так, стоит только прийти на море, как оттуда веет морской водой и... Арсением.

* * *</p>

— Серге-е-ей, — протяжно зовёт друга Арсений, лёжа на жёсткой кровати с бутылкой гранатового сока в руке. Серёжа, отрываясь от телефона, в котором до этого что-то напряжённо печатал, изредка улыбаясь, вопросительно смотрит на мужчину. — Расскажешь, как у вас с Иркой вообще всё складывалось? Как вы поняли, что, ну, нравитесь друг другу, а не просто хотите дружить?

— О, Арсюха, неужели влюбился? — с усмешкой произносит Серёжа, желая подсесть поближе и попросить рассказать всё, да вот только лень было. В этом вся фишка.

— Я просто устал от секса с незнакомками, а вчера мы с одной даже разговорились, хоть имена узнали, — тихо засмеялся Арсений, делая несколько глотков гранатового сока. Он помогал хоть немного отвлечься и на мужчину действовал, как вино.

— Женщины любят только тех, кого не знают, — цитирует Серёжа фразу из «Героя нашего времени», которая почему-то всплыла в его сознании.

— Воу, ты читаешь не только детективы, — подстегнул его Арсений, хотя в его голосе не было ни нотки сарказма, только усталость. — Ну блин, Серёг, реально, меня как-то тянет к человеку, мне нравится с ним общаться, но мы знакомы лишь пару дней...

— Видимо, на мужчин тоже распространяется фраза Лермонтова, — усмехается Серёжа, но тут же вновь придаёт лицу серьёзность и реально задумывается, потому что, кажется, пора выключать режим дурачка. — Я её знаю? — осторожно спрашивает он, откладывая телефон и вставая с кровати. Он берёт из угла комнаты какую-то деревянную табуретку с шатающейся ножкой, ставит её рядом с кроватью Арсения и садится, ставя руки перед собой и упираясь ими в сиденье. Он внимательно смотрит на друга, что-то анализируя.

— Знаешь, — даже не сопротивляется Арс, в пару глотков допивая бутылку, закрывая её и бросая куда-то в сторону мусорки. Судя по стуку, не попал. — Понимаешь... — мужчина явно мнётся, думая о том, стоит ли всё-таки нагружать друга своими проблемами. — Я договорился с девушкой встретится в баре, сегодня в девять, — он поворачивает руку и разглядывает часы, пытаясь увидеть цифры при хреновом освещении. — Через полтора часа. А ещё сегодня вечером я планировал погулять с тем парнем, ну, помнишь, который с Иркой сидел и курил?

— Антон? — спрашивает Сергей, чуть ведя бровью, а друг только кивает, поджимая губы. — Так иди сейчас к нему, а потом, если что, можешь и в бар его сводить.

— Я бы не хотел, чтобы он видел меня рядом с девушкой, — говорит Арсений, опуская глаза и почему-то краснея. Друг поднимает брови, а затем хитро щурится и тыкает брюнета в бок, отчего тот смешно ойкает и наконец смотрит в глаза.

— Ты в него что ли влюбился? — с лёгкой усмешкой спрашивает Серёжа, а мужчина лишь качает головой, слишком активно качает. — Влюби-и-ился, — с удовольствием тянет он, глядя на вздыхающего Арса, который крутит пальцем у виска. — Да нет, что ты, я не осуждаю, просто... охуеть.