Часть 3 (1/1)

Гермиона потеряла счет времени, сбившись с него еще в первую неделю, постоянно теряя сознание на неизвестное количество времени, иногда на час, а иногда и почти на сутки. Еще сильнее усугубляло ситуацию постоянное насилие, причем, производимое не только самим лордом, но и его приспешниками, которые с радостью выполняли волю господина, хотя и твердили, что ”потом еще век не смогут отмыться от этой грязи”, ломало ее все больше и больше хотелось сдаться или просто умереть от безысходности и качества ее теперешней, насквозь прогнившей жизни, но какая-то ее часть, с каждым мгновением звучавшая все тише и тише, с каждой секундой отмирающая и становящаяся все меньше и меньше, впрочем, пока что живая, но ничтожна, по сравнению с остальными чувствами, которые пока что могла испытывать гриффиндорка, уже почти шепча, умирая, твердила, что сдаваться нельзя, что ее спасут и все еще пыталась верить в хоть какое-то спасение и победу как во общемировой войне, так и в ее внутренней: Грейнджер вернет родителям память, устроится на работу в министерстве, как и всегда мечтала и будет жить спокойно без войны или чего-то такого, что постепенно рушит ее спокойную жизнь, отдаляя, а иногда и вовсе стирая воспоминания о мирном времени, беззаботных минутах, проведенных с родителями и тех детских играх, уже не кажущихся глупыми, как раньше, а наоборот вызывая ностальгию и безудержную тоску о былом, которое уже никогда не вернуть, даже если вернуться в прошлое: отпечаток последних событий, произошедших за все время войны не уйдет даже с немалым количеством времени: он будет прятаться где-то в глубине, изредка напоминая о себе в кошмарах или галлюцинациях, а потом, в самый важный момент, хоть сколько-то схожий с теперешним ее положением, вылезет, запоров все, к чему можно было стремиться с клеймом той, кто воюет на стороне добра, как следствие чего можно рассматривать отказ от приема на работу у тех, кто был против нее даже на очень давно прошедшей войне: сколько лет не пройдет, противный, щемящий душу от смерти близких осадок останется, и именно этот жалкий кусок любой души будет вынуждать ответить отказом, ведь неизвестно, кто же все-таки убил вашего родственника, вполне возможно, что в пылу сражения, эта хрупкая девушка раскидывалась смертельными заклинаниями направо и налево, не особо заботясь о жизни противников, которые могли просто не замечать эту хрупкую фигуру посреди всеобщего месива драки, в котором теряли союзников, даже своего соперника, от которого отбиваешься сейчас не было видно из-за вспышек, приходилось палить наугад, а невысокую хрупкую девушку и подавно не будет заметно, особенно, если она двигается перебежками, из под тишка убивая противников, ежеминутно, шепотом, чтобы никто не услышал и не заметил, выговаривая ”Авада кедавра”, именно в этот момент, когда никто не мог увидеть отходящую от трупа, на месте которого уже стоял новый человек, фигуру, злобно усмехавшуюся и мгновенно помещающую в свой ментальный чек-лист убийств еще одну неизвестную, а порой и знакомую, персону, которая становилась мельчайшей каплей в том океане крови, которая уже была на руках у той, которую все считали невинной и светлой, той, которая никогда не погрязнет в грехах, даже ради достижения главной цели своей жизни, которая, несомненно, появится, даже учитывая то, что у Гермионы ее пока что нет, ведь работа в министерстве, хоть и желанна для девушки, но та чувствует, что уже спустя пару недель ей станет не очень интересно, захочется чего-то нового и активного, а не простой писанины.

***

***

Видимо, на этот раз лорду захотелось чего-то нового, поэтому сегодня пришел не кто-то из пожирателей, а Беллатриса Лестрейндж, гордо шедшая под руку с повелителем, и сверху вниз, словно взглядом показывая, что грязнокровка ниже ее, смотрящая на девушку, которая как обычно, при приходу кого угодно, будь то Лорд или любой другой пожиратель, вжималась в дальний угол кровати, в надежде, что про нее забудут и просто пройдут мимо, одарив презрительным взглядом каморку, из которой, по их мнению, сочилась ”грязнокровная вонь”. Иногда, правда, очень редко, это работало и люди действительно просто проходили мимо, кидая что-то наподобие ”шлюха” или, как выражались самые креативные, ”грязнокровный кусок дерьма”, но, спустя пару недель нахождения в плену, уже стало без разницы. Став зашуганной и пугавшейся почти от любого шороха, кое-как доползавшая до ванной, на самом деле являющейся просто дырой в полу и краном на голой стене, и еле-еле смывавшая следы насилия, горя желанием стереть всю кожу до мяса, чтобы забыть все эти прикосновения к ее телу, но не делая этого не от того, что это не безопасно и может занести инфекцию, а от того, что на это просто не хватало сил из-за кормежки, которой было ровно столько, сколько нужно, дабы не умереть с голоду, девушка, не сдавалась, все еще упрямо молча на абсолютно любой вопрос, который хоть как-то затрагивал что-то, связанное с орденом, который, как была уверенна девушка, уже ищет пленников, которые не подают сигналов о себе слишком долго. Долго - это единственное, что точно могла сказать Гермиона о том, сколько она тут находится, как долго она выживает, пытаясь поймать сразу двух зайцев: выжить и не выдать ничего о своей стороне, в которую девушка верила, которая поддерживала ее и заставляла жить, не позволяя потонуть в пучине боли и тьмы, просачивающейся под кожу и отравлявшей все внутренности девушки, не догадываясь о том, что та проигрывает, причем очень сильно, потому, что, во-первых, орден потерял одних из своих лучших бойцов, а, во-вторых, врагам стали известны те сведения, которыми владел Рональд Уизли, выдавший их, будучи припугнутым пауком, который, надо заметить, был не малых размеров, но даже это не оправдывает его действий, а по сравнению с тем, с чем справлялась Грейнджер, первый мог спокойно считаться предателем, тем, из-за кого, вполне вероятно, пленникам придется догнивать в темницах весь остаток жизни, умерев в мучениях и боли от того, что не удалось спасти друзей.

Гарри хоть и было получше, чем его подруге, но все равно почти ежедневные пытки повлияли на его психику: тот стал дерганным и тоже, как и Гермиона, шарахался от каждого звука, смея только надеяться, что когда-нибудь сможет вернуть былой буйный характер, все таки, где-то в глубине души, осознавая, что нет, но, как говорится, надежда умирает последней. И мальчик верил. Ощущая на себе злость темного лорда, он верил в то, что еще сможет спасти друзей, и, если повезет, то еще и себя, но последнее не особо важно, так как Поттер уже проанализировал все подсказки, оставленные бывшим директором его школы и пришел к выводу о том, что сам является частью искомого пазла:крестражем, созданным не нарочно, но являющимся последним у лорда, который уже не может дробить свою душу еще сильнее, поэтому жизнь Гарри, по сути, является той самой зацепкой, позволяющей его врагу жить, до сих пор не сорвавшись в пучину, в которую его звала смерть уже который год.

Снова вылетев из своих мыслей, правда, уже не по своей вине, а потому, что ощутила тяжелый пинок в живот, наносимый обувью с заостренным носом, бывшей не из легких, какие носила Беллатриса: не мог же сам великий темный маг сменить свои строгие туфли на это, как он бы, наверное, выразился, безобразие, абсолютно не напоминавшее стиль середины двадцатого века. Сразу за первым последовал и второй, и третий удары, которые бы продолжались, если бы холодный голос не пронзил то тяжелое молчание, которое повисло над комнатой и прерывалось лишь гулкими ударами ботинка, показывая, что Гермиона не сдастся, показав свою слабость и издав хоть один из тех звуков боли, которые так хотели услышать ее мучители, не покажет то, что она слабее, даже зная, что уже проиграла и в лучшем случае ее ждет просто смерть, а про худший и думать не хочется. Напрасно рассчитывая на то, что пленница все-таки сдастся, лорд с каждым днем все сильнее осознавал, что пытки и страх за орден только распыляли ее гнев и желание победить, выражающее чуть ли не во всем, что только могло происходить: если девушка могла - она не ела, если не могла - брала по маленькому кусочку, стремясь максимально унизить хозяев, чью власть она никогда не признает, не подав ни знака, оповещающего о том, что ей больно, или о том, чего, как лорд был уверен, никогда не произойдет, о признании чьей-то власти над собой, особенно власти того, которому стремится доказать свое превосходство и силу воли, которой было так много в этой хрупкой, сломанной фигурке на полу у ног темного мага, что казалось, что та переполняла ее, выплескиваясь наружу и одаривая всех ее друзей, которые, даже находясь на большом расстоянии, продолжали и показывать те же качества, которые были у храброй воительницы, напоминавшей воина Спарты: умрет, но страну не предаст, чего бы это не стоило и каких мучений бы это не несло за собой. Эти качества ценил и темный лорд, которому, хоть и не очень хотелось видеть грязнокровку в своих рядах, но тот все же не был особо против, если, конечно, та преклонит перед ним колени и примет положенное наказание, поклявшись служить ему верой и правдой до самой смерти. Только тогда волшебник смилуется, приняв в свои ряды столь сомнительную особу, которая, мало того, что не из известного рода, так еще и столько лет воевала на противоположной стороне, яро выказывая свое мнение насчет как его мнения о политике, так и про него самого. Решив, что сейчас, по прошествию почти месяца с начала заточения юной девушки, самое время для предложения ей вступить в ряды пожирателей смерти и принять метку, лорд велел Беллатрикс остановиться, и, не обращая внимания на удивленный вид той, приблизился к скорченному силуэту на полу, и, ногой развернув лицо девушки на себя, проговорил голосом, звучавшим так, как будто он - король всего мира, а она - никчемный домовой эльф, неспособный мыслить, который в очередной раз глупо провинился, показав свой нрав не там, где нужно:

- Итак, грязнокровка, у меня есть для тебя уникальное предложение: я дам тебе свободу в обмени на вступление в мои ряды и дачу мне клятвы на крови о том, что ты будешь подчиняться мне беспрекословно, не допуская и мысли о неповиновении. Выгодно, не правда ли? На раздумье тебе даются сутки, но, если ты, конечно, хочешь,то я могу принять твой ответ хоть сейчас: Считай это первой и последней милостью с твоей стороны в свой адрес, последовавшей от меня, который еще с рождения выше тебя по положению в обществе. Ты будешь кланяться мне в ноги, только тогда будешь помилована и одарена моей великой щедростью, которую сейчас испытываешь. Ну так что, сейчас ответишь, или подумаешь?

- Нет, - прохрипела Гермиона, превозмогая боль.

Так выглядел великий, идеальный герой, защищающий то, за что борется, любой ценой: с кровоподтеками, коих было немалое количество на теле пленницы, точное время нанесения каждого из которых не представлялось возможным определить, с охрипшим голосом, являвшемся посредством долгих пыток, с израненным телом и в изорванной одежде, с израненной картиной мира, которая рушилась у него на глазах, человек, для которого смерть была бы выходом, от которого тот отказывается, принимая решения в пользу той стороны, за которую воюет, поддерживая свою сторону материально и нематериально, даже понимая, что сейчас последует еще более ужасное время, не задумываясь спокойно и строго говорит ”нет” переходу на противоположную сторону, какие лавры бы тот не влек за собой, отказываясь от возможной свободы и безболезненной жизни в пользу хоть какой-то помощи своему клану. Так выглядела девушка, прошедшая адские муки и пытки, но все равно не предавшая свою сторону.

Так выглядел тот, кому нечего терять

Лорд, казалось, обезумел от того, что какая-то девушка, которая уже при смерти посмела сказать что-то против него. В глубине души он, конечно, понимал, что Грейнджер не согласится на его условия, она не перешла бы на его сторону даже под страхом смертной казни, но горький осадок отказа, словно маленький червячок, начал потихоньку выгрызать то ничтожное количество всего доброго, что вообще мог ощущать маг, оделивший душу и искупавшийся в океане крови, проплыв его вдоль и поперек, досконально изучив и выйдя оттуда улыбаясь и не ощущая давления вины.

Тут же сменив хоть какое-то снисхождение на полное презрение, лорд подошел к Беллатрикс и, что-то прошептав, хитро ухмыльнулся, смотря на сменяющиеся эмоции на лице леди. В итоге, поразмыслив, та злобно улыбнулась и, достав палочку, завязала Грейнджер глаза, не позволяя той ничего видеть через темную ткань. Последнее, что увидела пленница - то, как лорд создал из воздуха стул и, снова хитро ухмыльнувшись, сел на него, сложив руки на коленях и уперев взгляд точно в фигуру, кое-как стоящую на локтях, но гордо державшую голову.

От появившейся повязки голова девушки чуть дернулась, но та все еще пыталась ее удержать, не уронив свое достоинство даже перед лицом неизвестности, которая поджимала ее свободу и спокойствие со всех сторон. Темноволосая же продолжила свои действия: взмахнув палочкой, она растворила одежду Гермионы и магией поставила ту на четвереньки и, выпрямив руки той так, чтобы она прогнулась в спине, невербальным заклинанием обвила ее тело веревками. Не дав той опомниться, пожирательница, взмахом палочки, сотворила из воздуха немалых размеров член, который легким взмахом палочки заставила двигаться Лестрейндж. Присев на грязный пол около задницы молодой девушки, она обвела взглядом вид, открывшийся ей, словно решая, что же делать дальше. Абсолютно без предупреждения вогнав член, выделивший пару капель смазки, в лоно девушки, слегка взвизгнувшей от неожиданности, но продолжавшей безмолвно подчиняться сложившейся ситуации, понимая, что сопротивление бесполезно, а, еще страшнее, что, вполне вероятно, оно привлечет еще большее количество действий со стороны сумасшедшей садистки, которой будет только приятно, что жертва кричит и вырывается. Закрепив дилдо магией, волшебница, резким взмахом палочки, модифицировала какой-то камень, валявшийся в углу темницы в розгу и, наметив будущее место удара, не прикоснувшись к той, которая неподвижно стояла, словно ожидая своей участи, чтобы не нарушать интригу, Белла нанесла первый удар чуть ниже, чем кончались ягодицы девушки. Пленница вздрогнула от неожиданности, но не издала ни звука. Второй удар, пришедшийся почти туда же, с погрешностью в пару миллиметров, ощущался гораздо больнее, красная полоса на ноге бедняжки стала ярче, та издала тихий писк, который все еще не вязался с тем, что хотела услышать психопатка. Та била в одно и то же место снова и снова, пока, наконец, не услышала желаемого крика боли, в который было вложено отчаяние вперемешку с желанием не потерять вид сильной в глазах хоть одного последователя идей, двигаемых по темной стороне войны. Пожирательница же, еще несколько раз неслабо щелкнув розгой по заднице девушки, с каждым разом вырывая из горла той все новые и новые крики боли. Сам организатор всей этой ситуации сидел на своем месте, наблюдая за картиной, разворачивающейся на его глазах с явным садистским удовлетворением. Вынув из пленницы игрушку, вставленную ранее, Беллатрикс обошла фигуру на полу и, подойдя к ней спереди уменьшив игрушку до средних размеров, вставила ее в рот Гермионе, который у той был открыт от беззвучных слез. Отойдя от нее и приблизившись к лорду, Лестрейндж что-то проговорила. После ее слов лорд привстал, и, подойдя к исполосованной коже молодой воительницы, неслабо надавив, провел пальцем по ярким полосам, сливавшимся в одну, бордового цвета крови, на которой были видны слабы капельки жидкости, цвета которого те были. Вызвав очередной всхлип у фигуры на полу, лорд , резко сдернув штаны, вошел в вагину девушки, которая хоть и была слегка смочена смазкой, оставшейся после дилдо, но все равно туго принимала проникновения, разрывавшие только восстановившееся хрупкое спокойствие девушки, понадеявшейся, что мучения на сегодня завершены. По стуку каблуков, она поняла, что один из ее насильников удалился, так что, можно надеяться, что скоро весь этот ужас будет окончен. Резкими толчками заставляя слезы течь по уже давно мокрым дорожкам, которые ужасно щипало. Наконец закончив, Лорд отошел от Гермионы, взмахом кисти снял все веревки, опутывавшие ее тело и, наложив на нее контрацептивное заклинание сказал:

- Ты поражаешь меня все больше и больше, грязнокровка. Даю тебе врем подумать о моем предложении до конца недели, за это время никто тебя не тронет. Я даже готов чуть уступить, если ты, конечно, предложишь мне выгодное решение, - и, не дав девушке сказать и слова, удалился.

Этой ночью Грейнджер не могла уснуть очень долго: она обдумывала предложение лорда, теперь уже всерьез задумываясь о переходе на другую сторону, если, конечно, волшебник примет ее условия.