Глава 19: Ночь провожала разлукой и страхом (1/2)

Пак выхаживал в своих покоях вдоль постели, свечи горели, а лампады распространяли успокаивающие ароматы пока малыш внутри него грел душу. Днем он выспался и достаточно отдохнул, чтобы провести свой последний вечер в объятиях того, кто перевернул его жизнь лишь одним решением когда-то. С его прибытия во дворец прошло всего четыре месяца, три из которых он носит под сердцем дитя, за все это время он был на волоске от смерти четное количество раз, но каждый раз оставался живым ради господина его сердца. Было ли ему страшно? Конечно. Как тут не бояться, когда ты ответственен не только за свою жизнь и судьбу, но и за того, кто еще даже не видел этот свет. Пак не глупый и понимал прекрасно, что выживет лишь тот, кто окажется сильнее, а сдаваться он не собирался, чего бы ему это не стоило и даже, если ему не суждено выжить, то он унесет своего врага с собой в могилу. Сакаки не останется жить припеваючи, правя их империей, хозяин тут только один — Мин Юнги.

— Его величество император! — глашатай открывает дверь, а Пак отрывается от мыслей и с радостной улыбкой поворачивается в их сторону.

Юнги появляется в самом скромном ханбоке без украшений, с выбитыми из хвоста прядями волос и улыбается мягко, раскрывая руки для объятий. Чимин, конечно, же бежит к нему, не смотря под ноги, на лице блаженная улыбка и счастье в душе, от которого сердце колотится и в пятки уходит. Омега носом в грудь утыкается и обнимает крепко, он очень скучал по своему господину сердца. Старший был для него пока что единственным солнцем. И пока слуги покидали покои, чтобы оставить их наедине, император не сдержался от кротких поцелуев в макушку, ловя цветочный аромат с густых темных волос, легкой ноткой чужого запаха зарождающейся жизни. Запах колотого грецкого ореха, белой лилии и сочной медовой груши.

— Наш малыш будет пахнуть слишком вкусно, чтобы от него оторваться, такой спектр широкий… Но главная нота груши самая сладкая в этом купаже, сразу видно что наш сын. — альфа шепчет ему прямо на ушко и берет его пухлые щеки в свои ладони.

— Господин моего сердца, он такой особенный для меня, такой любимый и хрупкий, наверное, поэтому и запах такой вышел, но я рад, что вам нравится, пожалуйста… Положите свою ладонь, чтобы он ощутил отцовское тепло. — Пак смотрит своими бескрайними вселенными прямо в душу, и рука конечно же опускается на законное место.

— Я слышал он отбирает у тебя много сил, ты часто стал спать днем и почти не ешь мясо и бульоны, это вредно для организма. — альфа очень учтиво смотрит на возлюбленного, конечно, он волнуется за его состояние сильнее чем за что либо сейчас. Его омега должен быть счастлив.

— Что вы, господин, меня все устраивает и чувствую я себя хорошо, да в еде он привередлив, но думаю это временно, зато он с таким аппетитом просит рис, фрукты, лапшу он очень любит, так что нам есть чем питаться, а в храме он все равно особо не разгуляется. — Чимин смеется и кладет свою руку поверх ладони Мина.

— Раз так, то пойдем приляжем, у нас не много времени до твоего отбытия, я бы хотел провести эти минуты с пользой для нас и жемчужины. — Юнги берет его под ручку и ведет к ложу, он снимает верх от ханбока и забирается в постель, похлопывая по месту подле себя в знак разрешения лечь рядом.

Чимин радостно ложится рядом, оголяя собственный живот, что теперь слегка выпирал внизу и заметно становился округлым, как и бедра. Пак самовольно вернул руку императора на законное место, так куда спокойнее.

— Обещайте мне писать, как можно чаще… Я от всей души и сердца желаю вам скорейшей победы и возвращения, но главное, чтобы мы вас встретили лично, чтобы вы и солдаты были в здравии. — Пак бурчит прямо в шею и оставляет нежный поцелуй.

— Чимин… Называй меня в письмах по имени, пожалуйста, это предаст мне отдельной уверенности, я надеюсь успеть закончить с войной до рождения нашего сына. — Мин наклоняется к животу и оставляет поцелуй на бархатной нежной коже.

— Юнги… Я начну сейчас, чтобы поскорее свыкнуться с этой мыслью. — хоть Пак уже давно мечтал его так называть, но оглашать свои мысли вслух немного все же боялся. — А еще я поражаюсь вашей уверенности, почему вы так без сомнений утверждаете о сыне внутри меня?

— Потому что я чувствую это своей собственной кожей, он будет сильным и могучим правителем. Поверь мне… Он даже меня перерастет. — отвечает старший с гордостью в голосе, а после ложится прямо напротив лицом к лицу, смотря в любимые глаза и продолжая наглаживать совсем скромный животик младшего.

— Тогда я спокоен, мой господин… — Пак сам не замечает, как проваливается в теплую негу сна и феромонов императора, впервые за долгое время его сон был глубоким пусть и не долгим.