1. (1/2)

Пышущее летним жаром солнце меньше всего напоминало зимнее. На голых заснеженных ветвях щебетали воробьи. За стеклом, прямо перед мордой вальяжно развалившегося на подоконнике кота, мельтешили синицы. Поочерёдно жмуря то один глаз, то другой, он лениво дёргал пушистым хвостом, изредка поглядывая на скачущего по клетке попугая.

Первобытные инстинкты брать верх не собирались. Охотиться не хотелось. Он до сих пор отказывался притрагиваться к тому, что дорогой хозяин, кривясь, обзывал кошачьим кормом. Уж увольте, даже недельный рацион из остатков сосисок и пельменей не заставит его покуситься — в буквальном смысле слова — на этот истерично визжащий комок пуха с перьями. Только эстетическое удовольствие.

— Ну и что ты орёшь? — вслух уточнил кот, покосившись на замершее возле широкого зеркала пернатое, — Вот скажи, есть ли в тебе хоть капля разума? Ты ведь можешь повторять слова.

Птица вопрос игнорировала, продолжая упорно постукивать клювом по зеркалу.

Кот перевернулся, подставляя тёплым солнечным лучам второй серый бок, закрыл глаза.

— Недоразумение ты. — обиженно буркнул он своему невольному слушателю.

— Недор-р-разумение! — согласно прокурлыкал попугай, ещё отчаяннее застучав клювом по красочной жёлтой рамке.

Даня был уверен, что сошёл с ума. В свете последних событий это вполне обоснованно.

Последнее, что помнил Арбатов — звонкая, назойливая трель телефона и крик водителя, когда машину заносило в сторону леса.

А день начинался так чудесно.

Решение бросить всё к чёртовой бабушке и свалить в деревню было отнюдь не обдуманным, однако единственно верным на тот момент. Доконали все: парень, который трахал его раз в две недели, потому что дофига-занят-на-работе-и-вообще, а мозги — как только появлялся в поле зрения. Истеричка-сменщица, из-за которой пропал единственный за последние полгода свободный выходной. Преподаватели в универе, соседские дети во дворе, даже собственный кошак, в данный момент сосредоточенно грызущий стенку сумки-переноски.

Захлопывая дверцу только что пойманной попутки, Арбатов мечтал об одном: поскорее оказаться вне города. Взлохмаченный старик-водитель размахивал руками, не особо зацикливаясь на дороге, что-то вдохновенно вещал. Даня с головой погрузился в собственные переживания.

Впереди ждали три монотонных, но прекрасных часа поездки, затем ещё два — менее приятной тряски в междугороднем автобусе, а дальше пеший тур до деревни, с кошкой под мышкой и сумками в зубах.

Обещанные три часа поездки закончились через пятьдесят три минуты.

Даниил отвлёкся буквально на мгновение: скинул очередной дозвон со знакомого номера, а когда поднял взгляд — закричал и рывком шарахнулся в сторону окна.

К сожалению, от столкновения с деревом это не спасло.

Даня не помнил, как выбрался из разбитой машины. Прополз на четвереньках пару метров — хотя по ощущениям километр — и только спустя долгое мгновение сообразил, что деревья вокруг стали гораздо выше.

Сухие корявые ветки тянулись вверх, в пасмурную темноту неба; над головой завывал ветер. Изначальный шок потихоньку отступал. Сзади волочилось нечто, по ощущениям напоминавшее раненую конечность: чувствовать — чувствуешь, а пошевелить не выходит. С ужасом обернувшись назад, Арбатов мельком заметил подранный кошачий хвост и позорно грохнулся в обморок прямо посреди заснеженной листвы.

От мыслей отвлёк громкий хлопок входной двери. Кинув шапку на захламлённую тумбочку, юноша прижал руки к покрасневшим от мороза щекам, потёр их, после чего запустил пятерню в копну русых волос: