Глава 4 (2/2)

Он сыпал этими поговорками, даже не задумываясь.

— А как вас звать? — спросил он, появившись на кухне.

— Ну… дядей Сашей зови, — усмехнулся Александр Сергеевич.

— Ага. Еду, буду, ждите днями, прячьте все и прячьтесь сами, — напевал Жека себе под нос, усаживаясь за стол и хватая кусок хлеба, — дядь Саш, а колбаска есть?

— Нету. Откуда, Женя?

— И ладно, нам и хлебушек сойдет.

Борщ еще не настоялся, но папа решил, что Женька не привередливый.

Тот шумно хлебал дымящийся борщ, откусывая большие куски хлеба. Затем подтер тарелку, доел корку и похлопал себя по тощему животу.

— Нам не надо барабан, мы на пузе поиграм, пузо лопнет — наплевать, под рубахой не видать.

Увидел вазочку с карамельками, сунул одну за щеку и горсть в карман.

— Дядь Саша, а Дан когда придет?

— Откуда же я знаю? Их порой задерживают, это ж тренировка. Наелся, Женька?

— Ага, спасибо.

Александр Сергеевич протер и без того чистую столешницу и принялся мыть плиту.

— А вы песни любите? — вдруг спросил Женька, вертясь на табуретке.

— Смотря какие… Люблю, пожалуй. А ты что, петь умеешь?

— А то! Слушайте, дядь Саша: «Гоп со смыком, это буду я, граждане, послушайте меня, расскажу я вам, граждáне, как однажды в Магадане не допелась песенка моя…»⁴ А вот еще: «Тише, люди, ради бога, тише, голуби целуются на крыше. Вот она, сама любовь ликует, голубок с голубкою воркуют…»⁵

Жека переходил от залихватских песен к грустно-лирическим в одно мгновение, без пауз и настройки.

— «Ты знаешь, мама, как тяжело страдать, как хочется обнять тебя покрепче, уткнуть в тебя лицо и зарыдать, чтобы душе несчастной стало легче. Ах, мама, так хочу, чтобы опять ты, взявши за руку, меня остановила, сказала — не греши и жизнь не трать, как я хочу, чтоб ты меня простила…»⁶

Вот тут у Александра Сергеевича защемило сердце. В буквальном смысле.

— Женя… Откуда ты знаешь эту песню?

— А, научил один… человек. Мы с ним вместе по электричкам ходили, я помогал. Он на тележке был, без ног. Может, воевал. А может, поездом отрезало, я не знаю, — бесхитростно признался мальчик.

— А где твоя мама?

— Ну, откуда я знаю, — Жека пожал плечами, — дома, наверное.

— Она хоть знает, что с тобой?

— А я не нужен ей, — грустно ответил тот, — у нее личная жизнь, а я обуза. А чего? Я и сам, без мамки уже живу.

«Ему бы учиться, — подумал Александр Сергеевич, — в хоре петь или в драмкружке играть. Талантливый какой мальчишка. Только не нужный никому».

— Дядь Саша, а что за капли у вас? Вы болеете?

— Да нет, Женя… это так, пустяки. О, Данила пришел.

В замке повернулся ключ.

— Данила, тебя гость дожидается! — крикнул папа в прихожую.

— Вижу… — отозвался Дан, заметив замызганные кроссовки. — Привет, Жека, — сказал он, заходя на кухню. Пожал торжественно протянутую ему ладошку. — О, у вас тут борщ.

— Руки! — грозно заявил папа.

— Куда от тебя денешься…

Дан отправился в ванную, Жека потопал следом, встал в дверях.

— Тебе тут Ворон передал, — покопавшись в кармане, вытащил мятую бумажку и несколько конфет. Бумажку он протянул Дану, а конфеты сунул обратно.

Номер телефона и имя — «Виталик». Спасибо, Серега. Позвонить, что ли, прямо сейчас? Начало девятого, норм. Дан отправил Жеку на кухню, но тот отправляться не захотел, сказал, что ему пора, крикнул в сторону кухни, что «борщ был чума — хавчик по высшему разряду, спасибо, дядь Саш». У двери он натянул кроссовки, взял куртку и исчез как ветром сдуло.

Дан взял телефонную трубку и ушел в комнату.

Виталик отозвался сразу, как будто ждал звонка.

— Ты от Ворона? Приходи сегодня в «Два кирпича». Часов в двенадцать. Там побазарим. Только не опаздывай, мне потом работать.

— Где это?

— На Гагарина, рядом с торговым центром. Там найдешь.

— Понял. Приду.

Это было недалеко, если быстрым шагом — минут двадцать. Дан вспомнил, что как-то мимо этих «Кирпичей» проходил, еще подумал — во креатив у кого-то через край льется. А то, что не придется вечером сидеть и пялиться на чертов фонарь, это просто здорово. Лучше вообще уйти из дома пораньше на пару часов. После вчерашнего сеанса потусторонней связи Дану было не по себе в собственной комнате. А разговор с Танькой отложим на завтра. Так даже лучше.

Ладно, теперь можно и борща поесть. И заодно придумать, что сказать папе по поводу ночной прогулки.