Глава 3 (1/2)

Ночью Даньке приснился воздушный вихрь. Он появился на той самой крыше, куда они ходили с Танькой, и сначала был маленьким и каким-то уютным. Хотелось осторожно подставить ладонь и позвать его, как котенка, чтобы он перебрался прямо на руку. Дан так и сделал; и разглядывал его, тепло щекочущего кожу. Наконец маленький смерч подмигнул ему круглым глазом и соскользнул с ладони. Данька засмеялся, а вихрь стал расти, расти… из него выбирались воздушные ручейки и ускользали в стороны, исчезая в низких, давящих облаках. Таких тонких струек становилось все больше, они темнели, окрашиваясь в темно-серый цвет — гораздо темнее облаков. Да и облаков уже почти не осталось, их раскроили серые ленты вихря. А тот уже закрыл собой пол-улицы, растворяя углы домов, заставляя расплываться и деформироваться оконные проемы.

Данька смотрел как завороженный. Воздушные ленты переплелись у его ног, рисуя узкую, в две ступни, дорожку. Она побежала по крыше, потом дальше — прямо по воздуху через улицу, на крышу пониже.

Иди. Ну иди же.

Его уговаривали — с ласковой непреклонностью, с иллюзией, что можно махнуть рукой и забить.

Он сделал шаг, еще, еще… Хоть и по крыше шел, но ноги тонули в сером мареве.

Ветер носился вокруг него, швыряя под ноги клочки тумана, заставлял терять равновесие — и заботливо подхватывал, если Дан все-таки его терял.

А это происходило постоянно. Иногда резко начинала кружиться голова; ветка дерева появлялась прямо около лица, выныривала неожиданно, заставляя вскидывать руку — и тут же чуть не падать.

То, что крыша давно кончилась, он осознал уже ближе к середине улицы. Шаги тут же стали предательски неуверенными. Там, внизу, тропинка оставалась вроде бы такой же твердой.

Вроде бы. Ну, наверное.

И вот там, в этом твердом тумане под ногами, начали появляться прорехи. Дан и заметил их только после того, как в одну чуть не провалилась нога. Он бросил в дыру клочок тумана, оказавшийся рядом с ладонью, — и осторожно шагнул.

Сработало. Ветер свистнул рядом, одобряя.

Стремно. Очень. Чем дальше, тем труднее решать, куда шагнуть, — попробуй выбери между страхом и… страхом.

Между смертью и смертью — и неважно, своя она или чужая.

Одно неверное движение — и будешь лететь всю оставшуюся жизнь.

Ветер рвал дорожку, закручивал, втягивал в себя оторванные клочки. Данька все больше нервничал, пытаясь удержаться, не сорваться с высоты шестнадцатого этажа. Не смотреть вниз было невозможно; а видеть улицу, затянутую легкой, невесомой облачной пеленой, — совсем страшно. Казалось, эта воздушная прослойка не выдержит его веса на следующем же шаге.

Закружилась голова. Мир вокруг стал расплываться, терять плотность, таять… Дан зажмурился.

Вихрь накрыл его, втягивая в бешеный круговорот.

Дан проснулся в таком состоянии, будто ему вкололи анестезию прямо в душу. Ни эмоций, ни желаний — все застыло. Он лежал и отстраненно слушал, как ругается будильник.

Дорога до Ледового дворца показалась ему не совсем настоящей — словно нарисованной поблекшими красками.

— Дань, — дернула его за рукав Ася, — дай отвертку.

— Отвертку?

— Да.

— Отвертку… да.

— Ты чего? — удивилась Ася.

— А, отвертку, — снова повторил он, окончательно возвращаясь в реальность. — Вон сумка, в кармане возьми. Опять чехол раскрутился?

Ася шмыгнула носом.

— Ага. Моя в другой куртке осталась.

— Купила бы новые уже. Или давай свои отдам, фиолетовые. Подрежу только. Хочешь?