Даже близкие люди уходят (1/1)

После того как новый сожитель поселился где-то в гостиной их квартиры, Хэйдзо не переставал думать. Мысли тяготили упасть в огромную яму размышлений, горя и обиды. Он не ревновал, это чувство его вовсе не бесило. Но мысль, что он не любит Казуху, его добивала до последнего вздоха.

Они всегда проводили время вместе: гуляли по летним аллеям, покупали сладости от чего вместе то ли от ситуации, то ли от друг друга смеялись беззаботно. У них все было хорошо, они любили друг друга. Рядом всегда тепло и уютно, Казуха всегда уделял время ему, даже если у того были свои дела, всегда готовил ему по утрам вкусные завтраки и всегда засыпал вместе с ним в теплых объятиях.

А если Казуха... Больше тоже ничего не чувствует к нему?

Нет, громких звонков об этом он не подавал. Так же любовно улыбался, так же любил трепать его волосы, оттягивая то назад, то вперёд, боясь причинить боль, так же готовил завтрак с милой улыбочкой из бекона на яичнице. Но все таки что-то изменилось. Если раньше в ночи, когда ему приспичило выйти прогуляться, он всегда оставлял записку с его местонахождением и небольшим утешением в виде текста по типу: ”со мной все в порядке! телефон я взял, если что звони, лю<3”. Теперь же он больше так не делал, а ограничивался смс-кой: ”я в парке. звони если что”. Разве это тоже не показывает начало погашения чувств к нему?

Так или иначе, Хейдзо перестал чувствовать что-то хорошее к нему, эти мысли съедали его до самого сердца и чуть задевали его. Всегда хотелось быть одному и даже в этот раз. Его больше не привлекал он ни в каком смысле. Абсолютное хладнокровие захватило его отношения с ним. Казуха не пришел к нему, нет он не обиделся, хотя по внешнему виду не судят... Но уже ночью к часам трём, Хэйдзо думал о том, как же уйти от Казухи. Он не хотел сильно ранить его, но и оставить без болючих ран невозможно. Хоть и Хэйдзо уже давно ничего не чувствовал к нему, нужно было извиниться, или же остаться просто друзьями и уйти из его жизни навсегда.

Немного поерзав на кровати от всех эмоций, что сейчас его переполняли, хотелось вырвать свое сердце и выкинуть его в мусоросборник, чтобы ещё раз не навредить человеку, который ему был когда-то дорог. Спустя некоторое время, он раскладывал вещи с лёгкой сонливостью в теле, которое от волнения готово было провалиться сквозь землю. Дверь хлопнула из комнаты, которая была совсем недалеко от их спальни горел свет. Может это новый сожитель? Взяв все свои пакеты пришлось подойти к этому источнику света. Там сидел Казуха. Измотанный, сонный, уставший. Его можно было понять, время было не самое лучшее.

Собрав все волю в кулак, ему пришлось выдавить из себя хоть что-то.

– Казуха, прости это странно звучит в такое время. Я давно уже об этом всем думал, я тебя больше не люблю. Я не вижу смысла оставаться здесь, я ухожу. Прости за все что тебе я сделал. Прощай –, не дослушав, Казуха хотел бы сказать на все это, возможно он хотел остановить его, но даже бы так Хэйдзо не остался бы. Он полностью остыл к нему.

Дверь хлопнула с диким порывом ветра, он унес с собой важную частичку Казухи. Его будто оторвали от всего мира. На глазах выступили горячие слезы и устремились падать вниз, разбиваясь маленьким треском об холодный пол, он схватился за волосы, оттягивая их в разные стороны, чтоб таким образом физической болью заглушить душевную, глаза метались туда сюда, пытаясь ухватится за успокаивающий образ, которого больше нет в его жизни, не сдержавшись, то ли от головокружения, то ли от беспомощности, он упал коленями на пол и его рот замер в немом крике. Удивительно, что только сейчас он понял какой же пол на самом деле холодный... Раньше его согревал Хэйдзо, и даже самые страшные морозы в -27 не причиняли вреда.

Его переполняли самые разные мысли. И плохие, и хорошие: ”Что я сделал не так?”, ”Я плохой?”, ”Я не достоин?”, ”Почему?”.

Хотелось метаться туда-сюда, чтоб больше не чувствовать эту боль, проломить себе позвоночник, чтоб больше не стоять и его кто-то подловил, вынуть мозг и отдать его на съедение зомби или в научную лабораторию, выть от боли, чтоб затупить все чувства, разорвать глотку от криков, переполняющие его горло, высушить глаза от слез, чтоб они больше не видели его, вырвать волосы и сделать из них парик, чтоб не напоминали его, заткнуть шмигающий нос кровью, чтоб никто не услышал его беспомощность, сломать ребра, чтоб больше не дышать с ним одним воздухом, сжать сердце со всех сил, чтоб больше не стучало и не гнало по сосудам кровь, содрать кожу со всего тела, чтоб забыть его поцелуи на своем лице. Но...

Так нельзя.

И Казуха это знал.

Не смотря ни на что, ни на какие порывы, страдания, мучения, боли, приятные объятия Смерти, он будет жить. Ради тех быстрых моментов счастья, радости, безопасности, приятных эмоций, в конце концов, любви. Ради этого он не поставит на свою жизнь крест.

Но даже если так, сейчас он очень устал от ироний судьбы.

Буря за окном уже давно стихла, а красноволосый под незаметный шум ветра за окном уже давно уснул не в самом лучшем самочувствии. Состояние было угнетающее, пробивающее тебя полностью на сквозь, в голове осели будто фоточки его образ, его волосы, его красивый строгий профиль... Но мстить Казуха не хотел, однако хотелось что-то сказать перед его уходом, что-то обидное чтобы заставить его вернуться и осмыслить свою ошибку.

Но этого он не сделал.

И под порывом гнева было принято решение принять снотворное и отправиться в сонный мир, где всегда все хорошо...

А Скарамучча, прекрасно сквозь полудрему слышащий их разговор, но не до конца понимающий всей ситуации, язливо крикнул:

– Казуха, блять...