Ran Haitani [II] (1/2)

— Я хочу либо выпустить кому-то первому попавшемуся кишки, либо трахнуть тебя. Без промедлений. — Озлобленность Рана еще никогда ни к чему хорошему не приводила, а сейчас она и подавно играет роль антагониста в голове уставшего мужчины.

Он устает, устает не по-детски. Только говорить все равно отказывается, отмалчиваясь и скрывая весь груз проблем за полуухмылками и приоткрытыми глазами, так и говорящими: «Не лезь туда».

Но сегодня черти все же покинули омут, и стало немного… не по себе от этого. Кулаки то сжимаются, то теряют форму, сплетение вен на бледном тылу ладони выделяется еще сильнее, и взгляд его горит чем-то недобрым.

Но выбор все-таки очевиден.

Ран каждый день приходит домой, но он, кажется, не совсем понимает, в чем ты так нуждаешься. С шести до шести он запирается в кабинете, разгребая все то, чем с ним поделился Хаджиме, а потом засыпает в неудобной позе, наутро обнаруживая адскую боль в районе шеи.

Только он привык, а тебе привыкать не хочется.

Ты так сильно соскучилась по нему, что подобный выпад со стороны Хайтани сначала показался… показался.

Приходится переспросить:

— Мне померещилось?

— Нет.

— Что случилось?

— Я очень сильно хочу тебя. — Ты цокаешь. Он прекрасно понимает, что не такой ответ ты ждешь, но увиливать от вопросов у него, видимо, в крови на пару с братом.

— Ты злой.

— Я возбужденный. Это разное.

Злой, значит.

— Давно ты стал промышлять некрофилией? — Последняя капля, после которой воображаемая чаша весов перевешивает другую, рушась набок с громким металлическим лязгом.

Хайтани встает с иссиня-черного кресла, подходит ближе и, долго не церемонясь, подхватывает тебя на руки, вслепую выискивая выход из темного помещения.

— Ты не оценил мою шут… — Намек на фразу, сказанную двумя минутами ранее, тонет в сухих губах, с невиданным отчаянием впившихся в твои собственные, кажущиеся ему на данный момент чересчур болтливыми.

Может, после секса он будет немного сговорчивее…

Ноги ударяются об ступеньки лестницы, тело периодически прижимается к голым стенам, не в силах противостоять экстазу, а руки начинают свое дело раньше положенного, расстегивая идеально выглаженную белоснежную рубашку на мужском стане.

Прищурилась.

Кажется, неделю назад как раз с нее ты так тщательно стирала пятна бурой крови. Темной настолько, что в голову проникла мысль, что она могла быть чем-то заражена…

Толчок, и дверь в спальню отворяется, впуская внутрь комнаты два тела, и одно из них уже готово сойти с ума, если не снимет все это напряжение. Сейчас же.

Он касается поразительно прохладным языком пульсирующей изнутри сонной артерии, затем, причмокивая, доходит до яремной впадины, ненадолго на ней задерживаясь.

Когда Ран обнаружил, что шея — твоя эрогенная зона, то ему просто снесло крышу. Тонкая кожа с того дня на постоянной основе была усыпана сеточкой из разнокалиберных пятен красного спектра, и губы — зубы — всякий раз находили свое пристанище именно на этой части тела, беззащитной и до ужаса соблазнительной.

Стороны халата, впрочем, и так не скрывающие ничего, распадаются по бокам вместе с поясом, окончательно оголяя приятную на ощупь кожу после душа.

Соски торчат набухшими горошинами, и грудь не спеша вздымается под ласками крупных ладоней, исследующих тело вдоль и поперек. Ты пытаешься присесть, но Ран толкает тебя обратно, давая понять, что сегодня — как и всегда — он будет главным вершителем парада.

Рубашка по примеру халата разъезжается в стороны, вместе с удушающим узлом галстука спадая на пол. Чернила, расползшиеся по половине периметра торса, угрожающе соблазнительно отдают синеватым блеском, так и заставляя поднять руку и прикоснуться к следам детского бунтарства, сохранившимся и по сей день.

Притягивая его к себе поближе, закидывая ноги на пояс и оголенной промежностью прижимаясь к брюкам, ты в отместку проводишь языком по кадыку и с едва ощутимой силой впиваешься в него на секунду зубами, тут же под шипение и стон Рана отстраняясь, глядя прямо в его глаза.

— Один — один.

Брюки с боксерами спадают с натренированных ног, цепляясь на мгновение за эрегированный член, который вот-вот обещает оказаться внутри, разбивая вдребезги узел, что скоплением нитей путается с бесконечными нервными окончаниями.

Хайтани придвигает твои бедра к себе поближе и одним рывком входит, мыча что-то сквозь сжатые челюсти.

У вас не было секса ровно два месяца.

Эксперимент, который повторить больше не захочется.

Он застывает, а потом опять продолжает неспешное качание бедрами, медленно перерастающее в нечто большее. Изредка головка выскальзывает наружу, но тут же возвращается на место, не давая тебе и секунды, чтобы успеть разочароваться.

Его ладони обхватывают твой таз, большими пальцами массируя выступающие косточки, пока ты тщетно пытаешься сдержаться, чтобы не быть очень громкой, разгоняя и без того запуганных соседей.