Надейся (1/2)

Воздух накалился настолько, что можно было приготовить яичницу на нём. Если бы это было возможно, я бы не отказалась. Уж очень хотелось есть.

А ещё всё тело болело. Но я привыкла. Это как ломать руки: если сломал раз, то на второй не больно, потому что привыкла. Вжизни вам будут ломать не только руки, но и сердце. А это больнее и к этому нельзя привыкнуть.

Я поднялась с кровати через силу. Хотелось сдохнуть и никогда больше не возраждаться. Но мне нужно идти. Саммит, на котором мне вывесят репарации, начнётся через два часа.

Мои каблуки неприятно застучали по плитке и я еле сдержалась, чтобы не снять их. Натирало так, что слезились глаза.

Двери передо мной открылись и я зашла туда же куда и вчера. В свою преисподню, в свой личный ад. Только теперь не к микрофону, а за стол.

Мне выделили место между обоятельным Эммануэлем Макроном и милой и тихой Маей Санду.

Я плохо знала их, но француза всё же больше. Он странно поглядывал на меня, особенно на мою шею. Молюсь, чтобы он не заметил моих засосов.

Я сделала вдох-выдох и принялась слушать. Слушать, что теперь придётся платить за безумства одного человека. Но прежде всего придётся платить своей совестью и чистотой души. Для таких, как я, давно уготованы места в аду.

Ещё и ещё, но самое страшное, что я не знаю, что делать. Как расплатиться, чем жертвовать. И видимо придётся собой.

Я закрываю глаза. Зачем? Почему? Эти вопросы крутятся у меня в голове так давно, что я и не помню. Кулаки максимально сжимаются и я пытаюсь прикинуть, что мне предстоит.

Женщина слева незаметно под столом берёт меня за руку и разжимает мой кулак. Я чуть ли не дёргаюсь от неожиданности и открываю глаза. Она смотрит в них и видимо видит там то что не видит никто. И я благодарна ей за это. Не все могут развидеть в монстре что-то человечное.

— Вот и всё, — говорит мужчина, чье лицо мне не знакомо, — Только Ваша подпись. Или Вы передумали?

— Нет, нет, — тихо, как из-под земли, говорю я и поднимаюсь. Всё снова приковали ко мне взор. Особенно этот лягушатник. Знаю, я что их с Зеленским связывает. Тоже хочет трахнуть меня за него?

Я медленно задвигаю свой стул. Так страшно мне не было никогда в жизни. Но за ошибки надо платить, и за чужие тоже. Подкашиваются ноги, но я иду. Беру в руки ручку и делаю росчерк. Смертный приговор подписан, как когда-то был подписан тот самый аакт

***</p>

Перед глазами всё так же была та ночь. Я стояла и по-дурацки смотрела на белоснежную постель, куда украинец вжимал меня этой ночью. Он единственный наверное сегодня не пялился на меня.

Похуй. Он хотел отомстить — отомстил. Молодец, а теперь пусть чешет к себе и радуется, что всё закончилось для них просто прекрасно.

В дверь постучали. Я пошла открывать, ведь теперь она у меня на замке. Мало-ли какой-то Байден припрется и захочет тоже отомстить.

— Леди Моретти, — на пороге стоял самый прекрасный человек в мире, не считая меня, — Вы не заняты?

— Вообще-то, я уже уезжаю, месье Макрон, — сказала я, не желая никого видеть. Её величество все достали.

— Я лишь хотел спросить, всё ли хорошо? — спросил француз, нагло заглядывая в мой номер. Вот скользкий змей!