Казнь. (2/2)
- Графиня Робеспьера...
Всё встало на свои логические места. Вспомнилось, как Шарлотта говорила, что графиня таит обиду на Его светлость; вспомнилось, как та столкнулась с ней. Вид загорожен, никто ничего и не заметил, яд в небольшом пузырьке легко пронести с собой, даже в рукаве.
- Тебе нужно всё рассказать! - в надежде на спасение я решил уговорить её, чтобы она рассказала всю правду.
- Н-нет, я не могу... Прости... - она показала головой.
- Почему?!
- Я не могу предать госпожу.
- Значит она тебе дороже, чем Шарлотта? Так ты хранила верность Её высочеству?!
- Бальзак, не дави на жалость, - проговорила она отстранено в никуда, - Ты ничего не поймёшь. Впрочем, ты никогда в этом всём ничего не понимал. - Дюма закрыла глаза и тяжело вздохнула, - Теперь, мне нужно уходить отсюда. Прощай, и прости меня... Если, конечно, такое вообще возможно.
Она поднялась на ноги и поспешила уйти. Под покровом ночи, её фигура быстро растворилась в темноте. Эхо её шагов быстро разлеталось по воздуху.
- Именно, - будто для себя, я начал шептать, - Такое простить невозможно. И видит Бог, если Он есть на этой бренной земле, ты и графиня ещё заплатите сполна за свои действия...
Ночь после этого пролетела незаметно. На улице начало светать. Солнце медленно и лениво начало подниматься из-за горизонта. К этому моменту я уже ничего не понимал, чего бы мне хотелось больше: возмездия, умереть или просто жить? Одновременно хотелось всё и ничего. Ведь какой смысл в этом мире, если рядом нет того, ради кого хотелось бы жить? Однако где-то глубоко в сердце зарождался самый обычный животный страх - боязнь смерти. Во истину, это ужасное ощущение, когда минуты жизни сочтены, а ты, зная, что скоро сгинешь, ничего не можешь с этим сделать. И только остаётся, что ждать. Единственное, что тогда я понял прекрасно, это то, что ожидание неизбежности убивает, изматывает морально. В коридоре подземелий послышались шаги. К камере подошла стража...
Меня выволокли на главную площадь. Толпа людей с ненавистью и откровенным презрением начала что-то кричать. Но мне уже всё равно. Плевать. Ведь именно этого вы и хотели? Найти козла отпущения и отыграться? Как то самое тупое стадо, следующее за пастухом, вы слепо верите тому, чему хотите, игнорируя очевидные факты!
На трибуну вступил Жуков. Все замолчали, я поднял на него голову.
- Оноре де Бальзак! - громко объявил Он, - За убийство моей дочери, Шарлотты Бонапарт, вы приговариваетесь к смертной казни через отрубание головы! Да будет так! - Он махнул рукой палачу, - Привести приговор к исполнению!
Я зажмурился и опустил голову.
- Пошёл! - понукнул меня кто-то из стражи и больно ткнул в плечо ладонью.
Мы поднялись на эшафот. Толпа ликовала, кричала, посылала в меня проклятиями.
И тут я понял, как на самом деле боюсь умереть. Боюсь неизвестности. Боюсь того, чего никто не знал. Боюсь больше не увидеть этот мир. От этого сердце то колотилось, как бешеное, то замирало, пропуская десятки ударов мимо. Я взглянул на гильотину. Наверху блеснуло серебряным светом лезвие. Привязанная верёвка туго натянулась через перекладины.
Охрана рывком поставила меня на колени. Палач крепко заковал меня в колодки. Неосознанно, я задрожал. Крики толпы, лезвие над шеей, взмах топора...
”Нет... Нет! Не хочу умирать! Хочу жить! Хочу ещё раз увидеть эту нежную улыбку, увидеть этот озорной, лукавый взгляд... Хочу обнять её, свою любимую, ещё раз! Ещё хотя бы раз...”
Это было последнее, что я успел подумать, прежде чем ощутил, как холодное стальное лезвие на бешеной скорости отделяет мою голову от тела...*