Главы 1-2 (1/2)

Греция</p>

Афины. Центр города</p>

Раннее утро</p>

Я лениво открыл холодильник: буханка хлеба, кетчуп, сахар и резиновый шланг, с засохшими корками земли. Смысл класть шланг в холодильник ускользал от меня, рождая нездоровые ассоциации.

Встряхнув головой, я схватил с дверцы жёлтую банку энергетика и сорвал язычок, почувствовав, как пальцы обдало выходящим газом с примесью жидкости. Пригубив немного, взял только что помытый стакан, щедро плеснул тауириновой отравы, выбросил пустую банку и добавил к химозному пойлу пару кубиков льда.

Глотнул.

Во рту взорвался терпкий вкус, от которого свело скулы. Смесь кофеина с витаминами прошла по гортани и скрылась в пищеводе. Я сделал ещё глоточек и прислушался к реакции организма:

Уставший и воспалённый мозг с радостью принял новую порцию бодрящего напитка, а вот желудок, в свою очередь, окончательно впал в депрессию. Я буквально чувствовал, что он готовит очередную пакость, как скалится гнилыми зубами, щурится недобро, хихикает, гнида.

— Это вообще нормально, что я визуализирую собственный орган, да ещё и придаю ему форму какой-то помеси гоблина и девочки волшебницы? — Тоном фаталиста спрашиваю у стакана, не рассчитывая, но подспудно надеясь получить ответ.

Постояв немного, я потерянно осмотрел скудное убранство кухни и вышел в прихожую. Качнулся с носка на пятку.

Повернул голову вправо — там открыта дверь спальни.

Повернулся влево — в сторону гостиной с балконом.

— Нужно работать. Но я хочу на балкон. Зачем? Хрен с ним...

Из-за тотального невезения, новый проект застыл на этапе формирования. А сроки-то поджимают, прораб гневается, результатов хочет, денег жаждет. Мне бы в комнату вернуться, за комп сесть и тужиться что есть мочи, в надежде разродиться хоть чем-нибудь. Но вот незадача — бьющийся в истерике мозг потребовал развеяться. На такую роскошь как выйти из дома он даже не надеялся, но хоть на балкончике посидеть, мир увидеть, почувствовать на коже свет... хоть что-то.

Мне стало жалко собственные мозги, так что я решил не сопротивляться и зашёл-таки в гостиную, от вида которой чуточку приуныл. В ней выделялась лишь полка с обувью, старенький шкафчик и красивое ростовое зеркало в рамке с декоративным орнаментом. Дешёвая позолота уже давно позеленела от окислившейся меди, но само зеркало, к сожалению, продолжало выполнять свою прямую функцию, так что пред моим взглядом предстало моё же отражение:

Белая расстёгнутая рубашка, немощное тело, что уже очень давно не посещало спортзал или бассейн; бледная кожа, забывшая, что такое загар или достаток витамина D... Но сильнее всего смутили глаза — голубые, холодные, почти серые, с широкой сетью лопнувших капилляров.

— Мда-а-а... Пора бы закончить проект и взять отпуск, пока совсем худо не стало.

Глотнув энергетик, я выбросил из головы лишние мысли и сосредоточился на цели моего спонтанного, иррационального желания, которая уже была близка. Я подошёл к чёрной гардине, что закрывала собой стеклянную дверь. Собравшись с духом, отдёрнул её в сторону и тут же попал под нестерпимо яркие лучи солнца, от которых глаза тут же начали болеть и слезиться.

Выдержав в какой-то степени приятные ощущения, — пульсацию в глазах, — я открыл дверь и вышел на зелёный балкон. К счастью, зелень так и осталась зелёной. Десяток растений и парочка цветов выжили, благодаря моей предусмотрительной покупке автоматической системы орошения с заковыристым названием а-ля мебели из Икеа.

Однако, если моя вотчина выглядела весьма пристойно, даже кошерно, то вот внешний мир... он вызывал сугубо негативные впечатления.

Воздух был пропитан жженой травкой, чей сладковато-приторный запах добирался даже до моего пятого этажа. Группа наркоманов облюбовала самое здоровое дерево на площади и устроила языческие пляски, попутно горланя на неизвестном языке; рядышком ютился местный коллектив барабанщиков африканской национальности, который вот-вот грозился показать всему миру своё искусство.

По соседству со столь выдающимися личностями, обычные задиры и прочие непорядочные граждане как-то блекли.

— Ну и на кой чёрт я сюда припёрся? — Вновь задаю себе вопрос. Продолжаю смотреть на грязь и человеческие пороки. Ответов не нахожу. Собственно, я их и не ищу. — Может, присоединиться?

Ещё раз окинув взглядом жутких чудовищ, по ошибке именуемых людьми, я облокотился на перила и начал обкатывать шальную мысль. К счастью, благоразумие одержало верх. Но я всё же не отказал себе в удовольствии понаблюдать за священным действом:

Наркоманы оголили свои телеса по пояс и подожгли несколько факелов, изо всех сил пытаясь устроить фаершоу. Бедолаги потерялись во времени и пространстве, коли уж не смогли понять, что для светового шоу следовало подождать ночь.

Барабанщики разогрелись, что-то проорали и начали отыгрывать незатейливый, но вполне добротный бит, невольно помогая наркоманам.

К вящему сожалению чернокожей братии, их соперники, — группа пакистанцев, — не заставили себя долго ждать и уже мчались на неофициальную сходку ’уникальных и альтернативно одаренных’ личностей.

Площадь превратилась в ринг.

За право называться «Самые-Самые», боролись три разные шизоидные группы. Участников битвы окружали благодатные слушатели всех мастей и возрастов, начиная с обычных прохожих, продолжая алкоголиками и заканчивая полицейскими. Собственно, полицейские приняли роль не только зрителей, но и вышибал, которые держали наготове слезоточивые гранаты.

— Опять пожухлую зелень прислали? — Один полицай вытащил дубинку и начал отходить подальше. Перенервничал.

Мои мысли подтвердились — и пары секунд не прошло, как зелёный юнец отхватил леща от своих сослуживцев. Он было дёрнулся, но получил ещё пару тумаков. Его сослуживцы не боялись перестараться, ибо все были в шлемах. Обиженно дёрнувшись, Молодой успокоился и встал на своё место.

Энергетик почти закончился. Желание посмотреть на грязь обратилось в пыль и развеялось по ветру, невольно смешиваясь с пьянящим духом наркомании. Ещё разок взглянув на психоделическую картину, писанную из сотен оттенков человеческого и животного идиотизма, я с извращённым сожалением вернулся в дом.

Вновь продираюсь сквозь вязкий воздух, что впитал мою вселенскую лень. Пыль, грязь. Дом казался слишком большим и просторным. И пустым... Непривычно пустым. Приложив титанические усилия, я всё же добрался до комнаты. Чистой, аккуратной, без лишних вещей.

На смену лени пришло искушение прилечь на мягкую кровать и вздремнуть. Но вместо этого, я плюхнулся в не менее мягкое и удобное кресло, вывел свой инструмент заработка из спящего режима и недоуменно уставился в монитор.

«Та ну не-е.. — Осторожно клацаю по застывшей картинке. — Да мать твою!»

Третий день без сна. Двадцатая попытка закончить чёртову высокополигональную модельку орка. Я почему-то был уверен, что уж эта, юбилейная попытка будет последней. Но, судьба не могла позволить мне так легко отделаться — чёртов zbrush опять завис, умер, подох как скотина и унёс с собой туеву хучу изменений. Прелестно.

— Ладно. Хоть резервные копии есть. — Пытаюсь бодриться. Не получается. Залпом допиваю энергетик, отчего пара капель падают на футболку. — К чёрту! Ща с музычкой всё поправлю!

Я остервенело клацал по клавиатуре, задорно, на грани истерики, открывая все нужные программы и папки с автосохранениями. Едва успел zbrush загрузиться и выплюнуть старую версию орка, как перед глазами появилось что-то непонятное:

</p>

Поверхностная Инициация</p>

Оценка характера и мировоззрения Пользователя</p>

Ты боишься забвения?</p>

— Опять галлюцинации? — Ленивая теория сама всплыла в сознании и была принята как единственно верная. Я отмахнулся от вылезшего перед глазами окошка и продолжил вытягивать клыки у 3d модельки. Спустя пару секунд, мне стало в очередной раз жалко собственный несчастный мозг, и я решил подыграть ему. — Да-да, боюсь, конечно, боюсь. Все боятся, кто бы что ни говорил.

Посмотри на свет</p>

Единственным источником света, помимо закрытых ставень, был монитор. Но я умный, я догадался посмотреть на летающую табличку. Хотя уже в следующий миг, пришлось невольно сделать переоценку собственно интеллекта, ведь стоило мне сосредоточить взгляд на надписях, как мои глаза словно затянуло белой плёнкой.

В голове каскадом нарастал неприятный писк, заглушая собой все прочие звуки, а по телу пробегали целые орды мурашек.

«Интересно. Я умер от какой-то страшной болезни?»