Время (1/2)

Шепард почти никогда не думала о времени на Нормандии. Все шло своим странным чередом: пока Джокер или Сузи вели фрегат, она говорила с командой, если была свободна, заполняла отчеты, если их накопилось слишком много, спала и ела, если хотелось. Часто времени на это все не хватало. Оно было слишком быстротечно.

Но в мед.отсеке Нормандии все длилось поразительно медленно. Шепард ощущала это, словно находясь под самой долгой пыткой. Ее резко оглушили, когда доктор Чаквас сообщила о ранении лейтенанта Моро, мучительно и болезненно приводили в сознание, когда ему делали срочную операцию, а потом несколько дней держали взаперти, иногда приходя и нанося мучения словами «Изменений нет, состояние критическое». Но самое страшное — она не знала, когда и как это закончится. Ее убьют плохой новостью о нем? Может послезавтра? Или даже в следующую секунду? Или снова придут, чтобы пытать, а потом спокойно уйти, оставив в неведении?

Лучше бы Джейн реально пытали.

Она в тысячный раз за час измерила шагами весь коридор и точно была уверена, что в длину он — тридцать два шага. Она перебирала числа шепотом, чтобы успокоиться и хотя бы для себя подгонять секунды, но на тысяче каждый раз сбивалась, ловя себя на мыслях о Моро, и начинала опять. Она даже пыталась уснуть, чтобы скоротать дурацкое время, но закрыть глаза получалось только на час.

В ушах снова и снова звучало «…он вышел прикрывать Нормандию и тебя, Шепард, с автоматом, потому что все и так ушли на поле боя. Я нашла его с несколькими сквозными ранениями и большой потерей крови. Это не считая переломов и…».

Время так медленно шло, но Джейн казалось, что она уже состарилась: синяки и мешки под глазами, усталые глаза и явно заметная морщинка между бровей, суставы в кистях болели от постоянных нервных движений. Видел бы кто ее сейчас — никогда бы не узнал.

Время все равно ползло медленнее самых медленных улиток. Джейн пыталась отвлечься на отчеты, но ничего не получалось; на команду, но те, что не разъехались во время увольнительных, ничего нового ей не рассказали; о сне и еде разговора вообще не было — тошнило от одной мысли.

Время замедлялось еще сильнее, когда Шепард раз в день заходила в его палату. Там лежал он, подключенный к куче аппаратов, пищащих каждую секунду, и Джейн каждый миг надеялась, что он очнется. Она выходила оттуда, когда ее выгоняла Чаквас, повторяя все те же слова: «в больницу пока не можем перевести — слишком большой риск, мне спокойнее наблюдать его тут. Он скоро очнется, отдохни, Шепард».

И так каждые миллионы миллиардов секунд. Наверное, если бы где-то висели обычные старые часы со странными стрелками, они бы просто стояли на месте, раз в день передвигаясь на миллиметр, словно села батарейка.

Из полудремы Шепард вывело аккуратное тормошение. Она мгновенно вскочила, оборачиваясь к палате и надеясь, что он очнулся. Но рядом оказалась только Чаквас.

— Шепард, тебе бы поспать, — она ласково перешла на ты, пытаясь найти подход к женщине.

— Я не могу спать, — Джейн поджала губы и попыталась узнать, сколько времени она сидела в полусне на излюбленном месте мед.отсека.

Пять минут.

А казалось — несколько часов.

— Шепард, иди. Ты первая узнаешь, если он очнется, — Чаквас подгоняла Джейн к двери. — Я могу предложить тебе только успокоительное и сильное снотворное, но ты от них опять откажешься?

Коммандер еле заметно кивнула.

— Если не перестанешь так себя мучить, окажешься в соседней палате. И будете вы как Ромео и Джульетта: он очнется, а ты будешь спать под капельницами. Иди.

Джейн слабо хмыкнула и нажала кнопку лифта, зная, что Чаквас не успокоится. Но и уснуть не получится. Она снова посмотрела на наручные часы: по ощущениям — час уговоров, в реальности — две минуты.

Шепард упала на свою кровать и насильно закрыла глаза, пытаясь думать о всем, кроме него. Она перебирала все, что не связано с упрямым Джеффом, но это было сложно: даже чертова работа — и та с ним. Джейн шумно выдохнула и уткнулась лицом в подушку, прячась от мыслей.

***