Глава 9 (1/2)

Джеймс проснулся рано. На небе до сих пор проглядывались звёзды, а солнце не касалось горизонта. Мужчина, не обнаружив дочь в постели, свернул в комнату, где спала Эшлин. Илайн, обнимая девушку, уткнулась той в плечо и мирно посапывала. Девочка, дав обещание, не сняла подвеску даже во время сна.

Джеймс широко улыбнулся, но улыбка моментально исчезла. Она должна была быть на её месте. Кейн поправил выбившееся одеяло и, поцеловав Илайн в макушку, ещё долго не мог отвести взгляд от умиротворённого выражения лица Эшлин. Казалось, она вот-вот откроет глаза и заметит сталкера над собой.

Джеймс не решился дотронуться до кожи девушки. Просто закрыл дверь и направился в кухню, сделать чего-нибудь горячего и насладиться приближением утра.

В этом доме, наедине с самим собой, он чувствовал истинное успокоение. Наблюдая за подрастающей дочерью, Джеймс всё больше понимал, что она становится точной копией жены: внешность, манера говорить, всё в Илайн кричало о том, чья она дочь. Но мужчина не ощущал причастность к дочери, ничего, казалось ему, не досталось ей от отца. Но это было не так.

Илайн, по мнению других, была чересчур похожа на своего отца, унаследовав от него шелковистые чёрные волосы, настолько прямые, что не верилось на первый взгляд. Илайн получила характер отнюдь не от матери. Нетерпимость и расчётливость Джеймса победили в этой схватке. Сэм боялся того дня, когда малышка повзрослеет и начнёт вести себя, как Кейн с его истероидными приступами и желанием контролировать весь мир. Но, это обязательно застанет всех врасплох.

Шесть утра. Солнце начинало освещать влажную от росы траву, густой туман с каждой минутой поднимался всё выше и рассеивался в воздухе.

Выпив горячего чая, Джеймс, по привычке, вышел на пробежку. Морозный утренний воздух обволакивал тело мужчины, отрезвлял мысли. Кейн не мог найти рациональную причину вчерашнему поступку, долго думал и лишь на втором километре понял, зачем поцеловал её. Одиночество. В большой семье он чувствовал себя лишним, даже рядом с дочерью он ощущал ничем не заполненную душевную пустоту. Он был один, со своими навязчивыми мыслями и идеями. А Эшлин просто попалась под руку, вот и всего. Маленькая шалость, которую нужно забыть и жить дальше.

Джеймс уговаривал себя изо всех сил в бредовости поступка, но мысли вновь и вновь возвращали его в тот момент. Тёплые, слегка потрескавшиеся губы Эшлин, её мягкая ладонь на его лице во время поцелуя. Это сводило с ума. Запах девушки после душа, её полуобнажённый вид. Джеймс мог поклясться, что она воспользовалась именно его полкой в ванной. И это было вдвойне невыносимо от того, что эти ароматы шли её утончённому телу куда лучше.

— Доброе утро! — какая-то старушка выбила Джеймса из потока беспорядочных мыслей. Он остановился и, задыхаясь, перешёл на медленный шаг. Невозможно было вновь войти в привычный ритм.

Пройдя несколько кварталов, мужчина заметил пару средних лет. Они держались за руки и вели оживлённую беседу, отчего где-то внутри защемило сердце. Джеймс хотел вновь ощутить те потерянные чувства, но безумно боялся, что тем самым предаст любовь к Аллин. Сколько женщин за эти пять лет будоражили одинокое сердце, но, ни одна не смогла пробудить его, как это делала она.

Джеймс не хотел признаваться в том, что влюбился. Это могло быть всё, что угодно, но только не влюблённость. Интерес, шалость или выпитый алкоголь. Мужчина приписывал свои чувства чему угодно. Он был готов убить себя, но только не снова полюбить.

Как только Джеймс открыл дверь дома, то почувствовал до этого забытое тепло. По дому разносился аромат свежего кофе, хотя он никогда не держал его дома, на столе тарелки с аккуратным столбиком оладий, жареный бекон и яичница в форме улыбающегося человечка.

— Доброе утро, — тихо проговорила Эшлин, держа в руках кружку. — Тебя долго не было, и мы с Илайн приготовили завтрак, ты же не против, что я воспользовалась твоей кухней?

Она выглядела слишком непринуждённо и это раздражало. Эшлин совершенно не походила на девушку, которая своими резкими словами разбила сердце своему спасителю. Несмотря на то, что её слова имели смысл, Джеймс отказывался воспринимать его из-за собственного эгоизма.

Идиот, сам же говорил об этом, а сейчас противишься собственным убеждениям.

— Да, не переживай по этому поводу.

Джеймс не мог пошевелиться. По телу будто растекался бетон, обездвиживая с каждой секундой. Мужчина внимательно осматривал дом, который с трудом узнавал. Кажется, он всё тот же, но что-то было совершенно иным.

Перед глазами всё плыло и танцевало, а уши будто заложило, отчего Джеймс с трудом разбирал слова девушки. Она всё говорила и говорила, а он отчаянно цеплялся за мысль не упасть.

— У тебя в холодильнике было пусто, я позвонила по этому номеру, — на столе спешным подчерком были выведены цифры, — и Магнус привёз продукты и одежду для меня.

Джеймс и не сразу заметил, что девушка стояла за плитой в коротких шортах и плотном топе, по цвету сливавшемся с её кожей. Будто совершенно голая.

— Я не часто бываю здесь, — выдавил он из себя, медленно моргая. — У Илайн есть няня, иногда её навещает Сэм, поэтому я не знаю, как обстоят дела с питанием, — со стороны голос мужчины был вполне обыденным, как и внешний вид. Немного усталый, но на этом всё.

Голова мужчины шла кругом, он едва слышал слова Эшлин. Закрывая и открывая глаза, он пытался сфокусироваться на чём-то одном, но зрение снова и снова предавало его, не желая вернуть истинную картину мира. Вот, он уже не разбирал, где именно на столе лежал его забытый мобильный и совершенно не понимал, какого же цвета были стены. Всё слилось в одну какофонию, бессмысленное однообразие без чётких линий, без переходов.

— Ты совершенно безответственный родитель, Джеймс. Да тебе самому нужна няня, — рассмеялась девушка, наблюдая, как растерянный Кейн стоит в дверях, совершенно не реагируя на происходящее. — Мы будем завтракать, присоединишься?

— Сначала приму душ, — Джеймс так быстро преодолел расстояние до своей комнаты, что девушка лишь растерялась, поражаясь физической подготовкой мужчины.

Эшлин кивнула, и принялась накрывать на стол, совершенно не подозревая, что Джеймс так и не вернётся. Пройдёт десять, сорок минут, но он по-прежнему не появится. Джеймс будет мирно лежать в своей комнате с плотно закрытыми шторами, в кромешной тьме. Ни один лучик света не проникал в полупустую комнату, отчего Эшлин не сразу поняла, куда идёт, натыкаясь на всё подряд.

— Всё хорошо? — подала она голос, не решаясь включать свет.

Девушка лишь посветила фонариком на телефоне, что хоть как-то позволило ей рассмотреть бледную фигуру Джеймса. Он укутался в тонкое одеяло так плотно, что напоминал огромную сосиску, такую, которая никак не может поместиться во весь рост, чтобы ступни не свисали с края. Их приходилось то и дело поджимать, прячась от прохлады помещения.

— Я хочу немного отдохнуть, оставь меня одного, — буркнул Джеймс, совершенно не шевелясь.

И Эшлин ничего не смогла сказать. Она закрыла дверь, отказываясь придавать этому слишком много значения. Девушка, молча, присела за стол, где Илайн продолжала свою трапезу.

— Будем завтракать без папы, — лишь констатировала Эшлин, не поднимая глаз с приготовленных блюд. Всё давно остыло и большинство из того, над чем она так старалась, невозможно было есть без слёз. Эшлин ненавидела холодную пищу, даже, если она задумывалась именно такой.

— Что с ним? Ему плохо? — встрепенулась Илайн, соскакивая со стула. Девочка хотела было завернуть к отцу, но Эшлин вовремя остановила её, хватая за предплечье.

— Живот болит после вчерашнего мороженого, — в её тоне не было ничего пугающего, однако девочка послушно села обратно за стол, будто нехотя. — Вот, что значит, есть на ночь сладости.

— Ладно, — протянула малышка, так же игнорируя отсутствие мужчины рядом. Все настолько привыкли к отсутствию Джеймса, что подобная картина казалась вполне разумной.

Илайн взяла вилку и нож в руки и нарезала оладью на мелкие кусочки, а затем нанизала их на вилку, протянула Эшлин и в ответ получила лучезарную улыбку.

— Вкусно получилось?

Эшлин чувствовала некое родство между собой и Илайн. Их связывали травмирующие истории, которые по чьей-то прихоти им пришлось пройти. Илайн потеряла мать, не знала её любви и заботы все эти годы, как и Эшлин. Разница лишь в том, что девушка никогда не хоронила родную мать. Салливан любила её, но совершенно иначе, чем отца. Эта любовь другая, основанная на страхе одиночества, на страхе лишиться даже того, кто причиняет столько боли. Ведь даже боль, своего рода, внимание к ребёнку.

Ракель любила всех и, наверное, Эшлин больше всех, однако не могла показать ей свою любовь в страхе, что как только что-то случится, кому-то из них станет невыносимо больно, да так, что пойдёшь на дно вслед. Нельзя было этого допустить.

Лучше вообще не любить, чем однажды причинить боль своим отсутствием. Вот, какой урок пришлось усвоить Эшлин ещё с самого младенчества. Хоть девушка не хотела верить в правдивость этого утверждения, но жизнь, раз за разом, доказывала ей это. Правда, Эшлин больше нравилось именно начало — «не любить». Как ёмко и просто.

— Угу.

Весь вид малышки Илайн кричал о том, что она счастлива. Пусть, она не знала мать, пусть отец у неё не из самых лучших, и она живёт наедине с самой собой. Илайн в таком юном возрасте познала столько боли и смогла справиться с ней, стать счастливой. Так, почему и Эшлин не может последовать примеру храбрых?

— Эшлин! — перебила её мысли девочка. — Можешь передать маме кое-что? Я хочу сделать для неё подарок, сможешь?

Девушку слегка передёрнуло от подобной просьбы. Передать матери? Подарок?

— Конечно, — неуверенно протянула она. — А что за подарок?

— Нужно сделать цветочки для неё, — обрадовалась Илайн. — Сэм говорит, что она любит красные хризантемы.

Эшлин пробило тёплое волнение. На языке цветов красные хризантемы говорили: «Я люблю тебя». Девушка уже не сомневалась в том, что Джеймс до сих пор любил свою умершую жену, скорбел по ней. Все любили эту загадочную Аллин Кейн, о которой в интернете не было ничего толкового. Эшлин так и не узнала то, зачем собственно и искала информацию о бывшей жене Джеймса.

Лишь несколько старых фотографий давали представление о ней. И Эшлин искренне поверила, что в такую женщину влюблялись многие. Невысокая, с утончённой линией носа и подбородка, отчего казалась немного мрачной. Аллин на фото позировала с маленьким мальчиком, лет десяти, который совершенно не был похож на свою мать.

Эшлин не понимала, но что-то в этой богоподобной женщине её пугало до чёртиков. Судя по рассказам Джеймса и Сэма, Батлер была воплощением всего самого лучшего, но этот взгляд из-под длинных ресниц, Салливан воспринимала, как личное оскорбление.

В Аллин можно было влюбиться, поклоняться ей, но не любить. Нельзя было полюбить человека, который выглядел настолько устрашающе в своей манере подать себя. Эшлин даже через фотографию чувствовала, насколько Аллин была черна внутри, словно дыра, поглощающая всё на своём пути. И не было дороги назад, если однажды попал в эту кромешную тьму. Девушка резко закрыла вкладку с ненавистной фотографией, пытаясь поскорее забыть об этом.

— Тогда, давай сделаем для неё красные хризантемы.

Она хотела сделать это не из-за самой Аллин, а скорее ради того, чтобы Илайн почувствовала себя лучше. Когда ты маленький, сложно поверить в то, что твои подарки не имеют для взрослых никакой ценности, как бы ты не старался.

Эшлин старалась делать вид, что рада помочь. Она старательно вырезала бумагу, склеивала мелкие детали воедино, создавая истинные шедевры. Илайн изо всех сил подражала старшей, но выходило не очень похоже.

— Не расстраивайся, — утешила её девушка, помогая вырезать очередной кусочек будущего цветка.

Эшлин настолько воодушевилась подобным видом творчества, что не сразу заметила, как телефон Джеймса разрывался от звонков. Звонил Томас.

— Где тебя носит? — кричал он в трубку телефона, совершенно не оставляя пауз для того, чтобы возразить. — Ты понимаешь, что мы все тебя ждём? — шипел Харви, стараясь не подавить вид, что раздражён.

— Том, это я, — тихо, почти беззвучно.

— Эшлин? — вмиг раздражение сменилось удивлением. — Где Джеймс? Он забыл телефон? Где вы?

Томас сыпал вопросами, и девушка всё никак не могла разложить по полочкам ответы на них. Эшлин открыла рот, наблюдая за закрытой дверью комнаты мужчины.

— Джеймс сейчас спит, — простой ответ, отвечающий сразу на всё. — Кажется, ему не очень хорошо.

— Чёрт! — выругался Томас. Он как раз отошёл в сторону от основной компании людей, и мог не сдерживаться в выражениях. — Как же не вовремя, — парень наблюдал за секундной стрелкой часов, отсчитывая время до начала заседания. — Послушай, я подменю его сегодня, ладно? Постараюсь сделать всё, что в моих силах, поэтому передай ему, что переживать не о чем.

С одной стороны Томас был рад, уверяя себя, что справится с потенциальными клиентами не хуже брата, но с другой, он нервничал настолько, что боялся запороть весь проект. В любом случае, Джеймс ничем здесь не поможет, а значит, выбора у них обоих нет.

— Спасибо тебе, Том.

Он и не помнил, когда в последний раз слышал от неё благодарности именно этим голосом. Он мог быть уставшим или расстроенным, а мог быть безгранично счастливым, но совершенно другим. Он любил этот голос своей любимой подруги больше, чем кто либо.

Девушка отключилась, проверяя мобильный телефон на потенциальные звонки. В списке значился и Сэмюель Остин. Эшлин быстрыми движениями набрала номер Сэма. Он ответил почти сразу, что было благословением.

— Это я, — торопливо ответила Эшлин, боясь, как бы ни услышала чего-нибудь лишнего, что никак не предназначалось ей конкретно.

— Джеймс не отвечает на звонки, — это был факт. — Ты не знаешь, что с ним?

Сэм устало потянулся в кресле, осматривая стол с многочисленными бумагами, которые следовало разложить по своим местам до конца месяца. Оставалось каких-то десять дней, но документов не становилось меньше, что никак не могло способствовать полноценному отдыху.

— Он спит, я недавно проверяла, — спокойно ответила девушка, вновь заглядывая в тёмную комнату. Спит, точно.

— Ты сейчас у него дома? — настороженность в голосе Сэма немного напрягла девушку. Что-то явно было не так, но Эшлин никак не могла понять, в какой степени ей стоит переживать.

— Да, а что такое?

Эшлин закрыла дверь и огляделась, проверяя, где сейчас находилась Илайн. Девочка была полностью поглощена подарком для матери и нисколько не замечала долгого отсутствия девушки.

— Я сейчас же приеду, никуда не уходи.

Прокричал Сэм в трубку, и тут же сбросил вызов. От резкого движения несколько листов бумаги скатились вниз, на пол, где, возможно, останутся надолго. Мужчина подцепил пальцем ключи от машины и захлопнул двери своего кабинета, покидая клуб.

Остин чувствовал неладное, молясь всем богам о том, чтобы его предположения не подтвердились. Набирая скорость, мужчина еле как умудрялся уворачиваться от плетущихся автомобилей. Одно неловкое движение и машину могло снести в кювет, что неминуемо бы означало быструю смерть.

Эшлин медленно положила телефон на столешницу, внимательно наблюдая за стрелкой настенных часов. Остановились, как же странно. Стрелка застыла на отметки в двенадцать и легко подрагивала, пытаясь двинуться вперёд, но всё тщетно.

— Конечно, Сэм, я буду здесь, — прошептала она, не сводя глаз с часов. Время будто остановилось вместе с минутной стрелкой. Теперь на часах вечно будет сиять время — 14.00, сколько бы их не переводили.

Остин приехал быстро. Не прошло и получаса, как он ворвался в дом без стука, чем немного напугал Эшлин.

— Он точно спит? — на ходу мужчина открыл календарь на телефоне и отчаянно пытался что-то высчитать. — Ты в этом уверена? — на глазах Сэма наворачивались слёзы, однако он так энергично тряс головой, что всякий намёк на это пропал. — Он такой с самого утра? — вопросы всё сыпались и сыпались, но Эшлин так и продолжала стоять, не издавая не звука.

— Да что происходит? — не удержалась она, наблюдая за другом, который впопыхах осматривал всё вокруг.

Остин прошёл в комнату Джеймса, заглянул в шуфлядку стола и, обнаружив полную коробку таблеток, недовольно шикнул.

— Он не принимает лекарства, — тихо произнёс он, поворачиваясь к лежащему с открытыми глазами другу. — Принеси мне стакан с водой и звони в службу спасения, — голос Остина был обречённым. — Это оно.

— Что с ним? — недоумевала девушка, оглядываясь по сторонам. Увидев Джеймса в непонятном для неё состоянии, Эшлин не на шутку испугалась. Джеймс не двигался, даже не моргал, но по-прежнему реагировал на свет фонарика в телефоне. Казалось, что он был мёртв, находился на тонкой грани между жизнью и смертью.

Эшлин никак не реагировала на слова Сэма, шокированная состоянием Джеймса. На мгновение, девушка решила, что будь она более внимательной, с ним бы ничего не случилось. Чувство вины душило и захватывало её разум, не давая пошевелиться и сделать хоть что-то.

— Здравствуйте, здесь мужчина в депрессивном состоянии после отмены лекарств, — произнёс Остин в трубку своего телефона. — У него БАР, — странные термины с губ Сэма ничего не прояснили. Эшлин так и стояла, не понимая, что же происходит. — Да, будем ждать.

Сэм положил телефон на стол и, подхватив Эшлин под руки, вышел с ней из комнаты, где уже начинал проявляться неприятный запах чего-то затхлого. Нет, это не запах гниющего тела, точно не он, но что-то очень похожее. Это был запах надвигающейся смерти. Эшлин прекрасно знала, какой запах у костлявой.

— Ты не виновата, — мягко произнёс Сэм, усаживая девушку в гостиной и протянув ей в руки стакан с водой. — Эшлин, что произошло?

— Всё было хорошо, — у девушки вот-вот могла начаться истерика, она преодолевала тяжёлое чувство в груди, будто кто-то отчаянно душил её, лишая драгоценного воздуха. — Он вернулся с пробежки, сказал, что примет душ, и мы будем завтракать, но так и не вышел, — по телу Эшлин прошлась очередная волна мурашек, отчего хотелось съёжиться и залезть под одеяло в страхе. — Он сказал, что ему нездоровится, и я подумала, что ему просто нужно отдохнуть. Откуда я могла знать, что у него проблемы? — перешла она на крик, в отчаянном порыве сдержать поток слёз. Нельзя плакать, ничего не решится от того, что все начнут лить слёзы.

— Ты ни в чём не виновата, — повторил Остин, набирая в стакан немного воды для Джеймса. — Подожди здесь, хорошо? Мне нужно дать ему лекарство и тогда станет легче, понимаешь?

Эшлин кивнула, не до конца понимая всей ситуации. Голова то и дело подкидывала идею, одна бредовее другой, и Салливан вовсе запретила себе лишний раз думать. Лучше занимать свою голову детскими песенками или пустотой, но лишь не поддаваться на уговоры упрямого мозга и не воспроизводить в голове страшную картину мёртвого тела.

— Что это за лекарства? — воскликнула девушка, вырывая у Сэма пузырёк. — Антидепрессанты? — она знала это название из учебника по биологии. — Насколько всё плохо? — руки Эшлин безжизненно опустились, не выпуская полную упаковку маленьких таблеток из ладони.

Девушке хотелось думать, что всё обойдётся. Нужно думать только о хорошем, так ты поможешь не только себе, но и больному. Даже в самые тёмные времена нельзя опускать руки, что бы ни случилось, насколько бы тяжёл не был путь. Нельзя сдаваться.

— У Джеймса БАР, это наследственное, — бросил Остин, и Эшлин слишком громко вздохнула, закрывая рот рукой. — Он пережил слишком много травмирующих событий за свою жизнь, но ты сама видишь, что происходит с ним из-за этого. Если он не будет проходить терапию, состояние может ухудшиться, ты понимаешь? — она кивнула. — Мне не хочется просить тебя, но постарайся давать ему эти таблетки два раза в день, если потребуется, подсыпай ему в еду, это не имеет значение, — Эшлин взглянула на лекарства в своей руке и аккуратно поставила их на столешницу. — Самое главное — стабилизировать его состояние, пока оно не проявило себя. БАР невозможно вылечить, он будет жить с этим диагнозом до конца жизни, но только, если будет понимать, зачем ему проходить терапию. Я очень прошу тебя позаботиться о нём. Понимаю, что это не самая хорошая новость накануне свадьбы, но, прошу, Эшлин, сделай это.

Сэм не мог поверить в собственные слова. Тот, кто терпеть не мог эту девчонку, неожиданно доверил ей самое ценное — жизнь лучшего друга. Остин хотел бы верить в то, что Джеймс, наконец, смог перебороть свою нездоровую любовь к Аллин и начал жизнь сначала, не оглядываясь в прошлое.

— Да, конечно, я сделаю всё, что в моих силах, — воскликнула Эшлин, поднимаясь со стула.

Илайн, услышав знакомый голос, решила выйти и поздороваться, но то, что она услышала, повергло девочку в небольшой шок. Она не совсем понимала, что значат эти странные термины, но информации, что говорят об её отце, было достаточно, чтобы ввести ребёнка в ступор.

— Что.? Что с папой?

Девочка не плакала, а лишь смотрела, не мигая, ожидая ответ на самый важный вопрос. Сердце её стучало так быстро, что можно было ощутить этот трепет даже на расстоянии.

— У него очень сильно разболелся живот, — Эшлин медленно подошла к девочке и присела на колени перед ней. Девушка взяла Илайн за плечи и заглянула той в глаза. — Не плачь, — Салливан провела пальцем по пухлым щекам и приобняла малышку. — Сейчас приедут доктора и обязательно помогут ему. Ты же веришь нам с Сэмом?

Илайн в объятиях Эшлин нерешительно кивнула. Если не верить им, то кому тогда?

— Тогда, сможешь посидеть немного в своей комнате? — девочка вновь кивнула, вытирая непослушные слёзы с лица. — Как только врачи уйдут, я всё тебе расскажу, и мы сможем ухаживать за папой, пока он не поправится, ладно?

— Пообещай, что проглотишь тысячу иголок, если соврёшь, — малышка протянула маленький мизинчик и Эшлин, неожиданно для себя, печально улыбнулась, хватаясь своим пальцем за неё. Вот он, лучик света в кромешной тьме.

— Проглочу тысячу иголок, клянусь, — на одном дыхании произнесла девушка, размыкая мизинцы. Эшлин крепко прижала Илайн к себе и, незаметно для девочки, поцеловала её в висок. — Беги!

Доктора прибыли так быстро, как это было возможно. За это время состояние Джеймса слегка улучшилось: он начал следить за передвижениями людей в комнате, что-то невнятно бормотать. Эшлин присела на край большой кровати и через одеяло стала поглаживать мужчину по телу. Так делала мама, много-много раз, чтобы дети успокоились и поскорее уснули. Так делала Эшлин, чтобы дать Джеймсу понять, что она рядом, что она не бросит его в такой момент, что она пройдёт этот путь рука об руку вместе с ним.

— С ним всё будет в порядке, организм истощён, нужно больше отдыха, — констатировал врач, закрывая свой чемоданчик с лекарствами. — Если возможно, исключить все травматичные события и стресс. И, советую обратиться к психиатру, это не похоже на рядовой случай.

— Спасибо, — Сэм проводил мужчину к машине и вернулся обратно. — Не знаю, что между вами в действительности, но ты хорошая девушка. Если он поистине влюблён в тебя, ему повезло с такой смелой женой, — Эшлин печально улыбнулась, кусая ногти. — Когда он проснётся, позвони мне. Я должен поговорить с ним насчет терапии.

Девушка кивнула, закрывая входные двери на щеколду. Эшлин ненадолго прислонилась лбом к холодному металлу двери, приходя в себя. Девушка раз за разом уговаривала себя держаться, не показать слабости в присутствии Джеймса или Илайн. Ведь, если она опустит руки, это незамедлительно повлечёт за собой череду разрушительных событий.

На кону было слишком много. Нельзя вот просто поддаться эмоциям, не задумываясь о том, чем может обернуться то или иное действие.

— С ним всё будет хорошо?

Илайн, как и обещала, всё время просидела у себя в комнате, ни разу не заплакав. Девочка стояла, теребя что-то в руках и не сводила умоляющего взгляда со старшей.

— Конечно, — утешила её Эшлин, поворачивая. — Он просто устал.

— Если он умрет, что будет со мной?

Единственная мысль, которую Эшлин так старательно прятала, куда подальше, возникла именно в голове Илайн. Этот вопрос мучил её, не давал покоя.

— Он не умрет, с чего ты взяла?

Хотелось прижать и утешить девочку, но Эшлин понимала, что ничего из этого не поможет решить проблему. Салливан так хорошо понимала чувства своей новой подруги, что осознание этого взрывало мозг, возвращая в те далёкие времена, когда она испытывала схожие чувства со смертью сестры.

— Он умрёт, как мама, — разревелась Илайн, нисколько не стесняясь своих слёз. — Я знаю, что она умерла, когда я только родилась. У меня нет ни одной фотографии с ней, чтобы посмотреть. Сэм говорит, что я очень на неё похожа, а я молчу, потому что не знаю, как она выглядит, а папа злится, когда я прошу у него об этом.

Эшлин понимала слишком много. Она крепко прижала девочку к себе и не отпускала даже после того, как получила несколько ударов по голове. Это не со зла. Так вырываются чувства.

Девушке бы и самой хотелось разреветься, бить всё вокруг, но это непозволительная роскошь для неё. Эшлин лишь оставалось быть человеком, который утешит и поможет всем, кроме себя самой.

— Давай, я попрошу, — предложила Эшлин. — Как только он выздоровеет, я обязательно поговорю с ним.

— Почему не ты моя мама? — буркнула Илайн, смотря в пол. — Если бы ты могла стать моей мамой, я бы стала самой счастливой во всём мире, — Эшлин раньше думала так же. Вот бы Лилиан стала моей мамой. Но такие мысли имеют противоположный эффект. Как только ты об этом подумаешь, жизнь даст тебе желаемое, но обязательно докажет, что ты заблуждался насчёт того, чего так яростно добивался долгое время. — Ты любишь его? Моего папу.

— Илайн, — сорвалось инстинктивно. — Ты слишком маленькая, чтобы понять всё до конца. Твой папа очень сложный человек, не уверена, что он сможет полюбить кого-то, кроме тебя и твоей мамы, — несмотря на всё то, что между ними произошло за все эти дни, Эшлин по-прежнему думала так. — Пусть её и нет рядом, но она живёт вот здесь, где сердце, — Эшлин дотронулась до груди девочки и почувствовала лёгкие толчки маленького сердечка. — И она всё видит оттуда, где яркое солнце, а ночью поднимается спокойная луна и множество звёзд. На одной из них она живет и наблюдает за своими родными, поэтому, не огорчай её, хорошо? — девочка кивнула.

Джеймс был слишком верен своей первой любви, чтобы и, правда, жениться. Он мог бы полюбить какую-нибудь хорошую девушку, которая бы разделяла его интересы и любила Илайн, как собственную дочь. Но, эта эфемерная девушка точно бы не смирилась с долгими отсутствиями дорогого супруга в доме. Джеймс был карьеристом до кончиков пальцев.

— А ты сможешь полюбить моего папу? — этот вопрос застиг Эшлин врасплох. Полюбить кого-то? Как бы ей хотелось взаимной любви, но израненное сердце уже не может испытывать этого, сколько бы его не мучили. Оно сломалось, а гарантии на сердце, увы, не предусмотрено. — Полюби его очень сильно и тогда он будет улыбаться чаще. Сэм говорит, что любовь, это когда другого человека ставишь выше всех остальных, даже выше самого себя, но я не очень понимаю, что это значит.

Ставить кого-то выше себя? Эшлин было это знакомо, но отнюдь не любовного увлечения коснулось это чувство. Единственный человек, кому удалось заставить работать это утверждение, был её родным отцом. Моррис — тот человек, интересы которого Эшлин поставила выше своей жизни.

— Если бы у тебя было много игрушек, ты бы поделилась с другими? — девочка в нерешительности кивнула, и Эшлин продолжила. — А если бы была только одна, твоя самая любимая, смогла бы ты подарить её кому-то? — Илайн испуганно посмотрела на Эшлин, а затем протянула ей свою маленькую ручку. — Когда у нас много чего-то, мы раздаем это без раздумий, но сердце у нас одно и когда мы любим, то готовы отдать его этому человеку, чтобы он заботился о нём. Доверие — вот что такое любовь.

— А ты когда-нибудь любила? — воодушевилась малышка, впитывая новое знание.

В жизни девушки было столько увлечений, столько мужчин, что посчитать их было так же невозможно, как и звезды во всей Галактике. Эшлин никогда не позволяла себе влюбляться в них, никого не подпускала слишком близко, и только Артур был настолько целеустремлён, что остался. Девушка никогда не скрывала, что не будет верной, что не будет ждать и надеяться на большее. Всех устроили правила.

— Наверное, нет, — анализируя своё прошлое, Эшлин решила, что ничего общего с любовью у этих чувств не было. Влюблённость, привязанность, одиночество и страсть. Всё это было в её жизни, но вот любви нет. — В моей жизни не было человека, которому я смогу подарить своё сердце.

— Подари его мне, — воскликнула Илайн, чем насмешила девушку, — я позабочусь о твоем сердце.

— Обязательно, — Эшлин потрепала малышку по голове и, подхватив её на руки, вышла в сад, где начинало холодать и смеркаться.

День выдался облачным, с мелким надоедливым дождём, от которого Эшлин не могла оторвать глаз. Она любила дождливую погоду куда больше яркого солнца. Мелкие капли, стекающие с крыши террасы, напоминали девушке вчерашнюю картину просмотра звёзд. В сердце Эшлин разлилось тепло от подобных воспоминаний.

Девушка принесла две кружки какао и большой плед из комнаты. Протянула кружку Илайн и укутала девочку посильнее, чтобы та вновь не заболела. Эшлин хотела бы, чтобы подобные вещи она делала и со своими детьми, когда они появятся. Просто молча сидеть на летней террасе и наблюдать за происходящим: как пчёлы прячутся в цветы от проливного дождя, как каждая капелька воды пропитывает иссушенную землю, наполняя каждое растение живительной влагой. Всё это завораживало своей простотой.

Спустя всего двадцать минут Илайн начало клонить в сон. Девочка склонила голову на колени Эшлин и мирно уснула под звуки дождя. Здесь, рядом с Эшлин, было не страшно. Илайн могла бы сделать всё, чтобы она осталась в их с отцом жизни.

Илайн воображала, что Эшлин всегда была рядом, что она и была её родной матерью. Приятные мысли так взбудоражили её голову, что во сне она видела свои фантазии ещё более явно. Илайн шептала своеобразную молитву, сама не зная, к кому обращается. В ней она просила лишь об одном — чтобы Эшлин стала её матерью, хоть на чуть-чуть, хоть ненадолго.

Прошло около часа, а Эшлин так и не торопилась уходить в дом. Девушка много думала, позволяя своим мыслям уноситься вдаль. Из-за туч казалось, что время близилось к закату, однако это было вовсе не так. Эшлин наслаждалась звуками дождя, перебирая длинные волосы Илайн, закручивая их в завитках.

На часах было около восьми вечера, когда Эшлин всё же вернулась в тёплый дом, укладывая Илайн спать. Девочка спала так крепко, что было удивительно, что кто-либо может так же сладко уснуть.

Как только Илайн вновь крепко уснула в своей кровати и засопела, Эшлин вышла из детской и долго не решалась войти к Джеймсу, снова и снова останавливаясь у дверей, держась за ручку. Девушка знала, что он спит, и эта мысль придавала сил.

Он не узнает об этом, — думала она, осторожно распахивая двери.

Внутри его комнаты была ничем незаполненная темнота. Уже стемнело. Эшлин прошла впёред и включила маленький ночник Илайн, чтобы не пропустить момент, когда Джеймс вновь очнётся. Девушка долго смотрела на искривлённое болезненными снами лицо, гладила мужчину по спутанным и влажным волосам, трогала его колючий подбородок. Эшлин нравилось ощущать его щетину на кончиках пальцев. Девушка оставила легкий поцелуй на лбу Джеймса, отчего тот мгновенно застонал. Ему снятся кошмары, снова и снова и нет им конца. Холодное от пота тело Кейна Эшлин укрыла ещё одним одеялом и положила свою голову рядом. Девушке хотелось спать, но бросить Джеймса здесь одного было нельзя.

— Спи спокойно, — шепнула она и мгновенно уснула, не переставая слышать легкий стук капель за окном.

Очнулся Джеймс лишь ближе к пяти часам утра, когда легкие лучи солнца ознаменовали начало нового дня, где не будет места печалям.

— Что случилось? — пробубнил мужчина, ощущая невыносимую боль в теле. Каждый сантиметр его болел и ныл, как после знатной драки. Джеймс повернул голову и встретился с сонным лицом девушки, что ни на секунду не оставляла его, даже во сне. Следила за каждым вдохом. Она просыпалась несколько раз за ночь и пару минут смотрела, всё ли хорошо, а затем вновь засыпала, обуреваемая тревогами.

Джеймс не смог сдержать блаженной улыбки. Он почти ничего не помнил из вчерашнего, но сердце грело то, что она по-прежнему была рядом, хоть и не обязана была делать этого. Эшлин могла бы уйти, но не сделала этого. Она терпеливо ждала, когда он очнётся, не давала себе даже намёка на то, что может произойти иначе.

Кейн вынул руку из-под горы одеял и ненароком потревожил сон девушки. Она медленно открыла глаза, а затем резко подняла голову, помогая мужчине избавиться от тяжести.

— Эшлин, что ты?.. — он не мог закончить свою мысль, почувствовав, как по телу прошлась волна боли.

— Почему ты не сказал, что болен? — она не смотрела на него, не могла. От мысли, что он в порядке, девушку заколотило от дрожи. Эшлин хотелось плакать от бессилия и облегчения. — Я очень сильно переживала. Все так сильно переживали, что с тобой может что-то случится.

Джеймс молчал, пристыженный за своё состояние. Ему было плохо, но не настолько, как всем им, что видели его в пограничном состоянии.

— Илайн так сильно плакала, — продолжала она. — Сэм сказал, что тебе стоит возобновить терапию. Почему ты перестал принимать лечение, Джеймс?

Эшлин не пыталась заставить его чувствовать свою вину за произошедшее, но со стороны это выглядело именно так. Джеймс немного взбесился, тяжело выдохнув.

— Спасибо, что помогла, но мои проблемы никак не касаются тебя.

— Ещё как касаются, — прикрикнула Эшлин, и Кейн на миг был сбит с толку.

Девушка держалась из последних сил, чтобы не расплакаться от бессилия. Она не чувствовала себя в порядке, но продолжала, сжав зубы, надеяться на лучшее. Эшлин бы не простила себе ещё одну смерть по своей вине.

Она не смогла спасти младшую сестру, но сможет помочь Джеймсу. Даже, если он будет сопротивляться, она найдёт лазейку, чтобы доказать мужчине собственную правоту.

— Послушай, не строй из себя святую, — обессиленный, он не мог повысить голос, но тон, который он выбрал, говорил громче всяких слов. — Заруби себе на носу, что не стоит спасать того, кто не хочет быть спасенным, — девушка выдохнула весь воздух из легких, не веря собственным ушам. — Я не имею ни малейшего желания выслушивать нотации от кого-то, вроде тебя.

— Да что с тобой не так? — вновь возмутилась она. — Я лишь пытаюсь помочь.

— Прежде чем предлагать помочь, разберись в себе для начала.

Он был прав, как никто. Эшлин, каждый раз, предлагая помощь другим, совершенно забывала о том, что нуждалась в ней не меньше, но постоянно отмахивалась от любых попыток со стороны других людей. Девушка считала, что никому не интересно выслушивать её мизерные проблемы, когда в мире было что-то поважнее. Эшлин держала чувства при себе, закрывая их всё на новые и новые замки, подальше ото всех.

— Хорошо, — спокойно ответила она, понимая, что больше не осталось сил держать слёзы. — Тогда, я с удовольствием уйду и мне совершенно всё равно, что с тобой случится, — она, не обращая внимания на град соленых слёз, продолжала изливать душу. Нет смысла прятаться от того, что не могло отпустить тебя такое долгое время. — Не хочешь жить? Не видишь смысла в своём жалком существовании? Тогда убей себя! — Джеймс на секунду перестал дышать, уставившись на девушку, что не переставала орать, совершенно не переживая, что Илайн может проснуться и испугаться. — Решись на это и всё! Лиши себя жизни, она ведь ничего не стоит. А затем смотри за теми, кто будет оплакивать тебя на похоронах. Наблюдай, как растёт твоя дочь с осознанием, что отец никогда и не любил её, раз решил покончить с собой. Возьми на себя ответственность за её будущее с чувством одиночества. Убей себя, Джеймс!

С этими словами слёзы брызнули из её глаз новым водопадом. Эшлин была зла. Все чувства, которые она скрывала ото всех мигом вышли из её тела в виде солёных слёз, освобождая место для чего-то нового. Девушка не переставала смотреть, как мрачнеет лицо Джеймса с каждым произнесённым словом. Его задело, это было ясно, как день.

— Что? — он не мог поверить, что Эшлин действительно сказала это. Убить себя? Да что она вообще мелет?

— Когда тебя пытались спасти врачи, Илайн плакала в своей комнате, а потом сказала, что ты умрешь, как и Аллин. Что все, кто ей дорог рано или поздно оставляют её одну. Тебе это никого не напоминает?

Джеймс скривил лицо, сравнивая свои эмоции. Ему было столько же, когда не стало матери. Он до сих пор остро чувствовал этот недостающий кусочек пазла, под названием «семья», даже, не смотря на любовь и заботу со стороны Лилиан и Тодда. Они не могли заменить её, не могли заставить думать, что их двоих никогда не было. Натали и Эрик — настоящие родители, что никогда больше не смогут обнять своего сына.

— Меня, — потерянно ответил Джеймс, садясь в кровати. — Эшлин, прости, я…

Мужчина почувствовал себя глупо, отвергая помощь. Он понимал, что происходит и боялся, что после всего этого Эшлин может уйти. Но, она боролась, из последних сил, но продолжала упорно отстаивать свою позицию.

— Тебе нужно возобновить терапию, — произнесла она, вытирая слёзы. — Ты болен, признай это.

Смотря в красные глаза девушки, Джеймс начинал понимать, какую боль причиняет окружающим из-за своих прихотей и увлечённости работой. Раньше ему и в голову не могло придти, что окружающие настолько тонко чувствуют его пограничные состояния.

Аллин никогда не терпела приступы мужа, а просто уходила из дома, предоставляя его самому себе. Они не были смертельными, они не вредили окружающим, а значит, это не находилось в той категории болезней, когда стоило обратиться за помощью. Так думала женщина, что и внушила Джеймсу на всю оставшуюся жизнь. С тех пор он боролся в одиночку, не утруждая людей своими проблемами. Подумаешь, пару недель работаешь без передышки, ничего не ешь и совершенно не находишь время для сна, а затем просто отключаешься. Спишь по двадцать часов без перерыва, много думаешь. Обычные будни человека, на которого свалилось слишком много дел в последнее время.

Если бы Джеймс увидел, хоть раз, как Аллин плачет из-за него, нашел бы в себе силы бороться. Но, женщина намеренно игнорировала всё, что касалось плохого самочувствия мужа. Она старалась вообще не встречаться с ним во время любого изменения, будь то мания или депрессия.

— Я позвоню Сэму, хорошо? — Джеймс хотел обнять девушку и попросить прощения, но сил совершенно не осталось, и он камнем рухнул на постель, наблюдая, как солнечные лучи с каждой минутой освещали всё больше и больше пространства в маленькой комнате. — Он очнулся и готов начать терапию, — радостно проговорила она в трубку телефона, не переставая улыбаться Джеймсу.

Он, заворожённый, не мог оторваться от этой искренней улыбки. Вот, чего ему так отчаянно не хватало. Поддержки любимого человека. Джеймс был рад, что первым, что он увидел после того, как очнулся ото сна, была именно Эшлин. Ангел.

Мужчина протянул руку вперёд, пытаясь понять, реальность ли это, или до сих пор сладкий сон. Эшлин быстро подхватила массивную ладонь и села рядом, не выпуская её из своих рук. Не сон. Всё было слишком реально: прикосновения, запах на коже девушки, который всё ещё держался на её волосах и тонкой шее.

***</p>

Как только телефон трелью запел на прикроватной тумбочке, Остин понял, кто мог звонить в такую рань. Мужчина оделся на ходу, даже не открывая глаз. Наблюдавший за этим действом Омар, помогал, как мог, натягивая на любимого брюки и зашнуровывая кроссовки.

— Беги, — Бирсен поцеловал Сэма в губы, поправляя тому причёску. — Ему уже лучше?

— Он пришёл в себя, это уже хорошо, — протянул Остин, зевая. — Надеюсь, Эшлин хорошо заботиться о нём.

— Странно, что ты смог передать Джеймса ей, — задумался Омар, опираясь на дверной косяк. — Обычно, никто не имел подобной возможности. Неужели, она начинает тебе нравиться? — усмехнулся мужчина.

— Дело не в том, что она нравится мне, — объяснил Сэм. — Она совершенно не похожа на Аллин, чем вызывает во мне чувство благодарности. Таких людей нужно беречь. Тем более, Джеймс, кажется, искренне любит эту недотёпу, а значит, я скоро перестану опекать его, как раньше.

Омар довольно улыбнулся, понимая, как тяжело Сэмюелю говорить об этом. Все эти годы он единолично заботился о друге, не подозревая, что однажды это может как-то измениться. И, вот, этот день настал.

Остин добрался до дома друга за считанные минуты, совершенно не утруждая себя превышением скорости. Это было не к чему. Джеймсу есть, о чём поговорить с Эшлин, пока он неспешно проезжает улицы.

— Звони, — мужчина протянул Кейну телефон, на котором уже высветился номер психотерапевта. — Не упрямься, Джеймс. Мы лишь пытаемся помочь, пойми же ты.

Он ещё раз взглянул на обеспокоенное лицо девушки и перехватил мобильный телефон из рук Сэма.

— Ладно, — он нажал на кнопку вызова, ожидая, когда на том конце ответят. — Здравствуйте, это Джеймс Кейн. Извините за такой ранний звонок, но мне нужна помощь. Я хочу возобновить терапию ради спокойствия своих родных.

— Джеймс, мне приятно, что вы решились возобновить наши встречи, особенно, учитывая вашу предстоящую свадьбу. Это похвально. Давайте поступим так, вы выделите для меня пару часов в полдень? Я подумаю, чем смогу помочь вам.

— Да, спасибо, доктор Эддинг.

Джеймс отключил звонок, резко выдохнув. Всё оказалось не так страшно, как казалось на первый взгляд. Кейн был готов бороться, если рядом будет Эшлин, если она не отвернётся от него.

— Что она сказала? Когда у вас сессия? — Сэм забрал у друга телефон и сверился со временем. Было около половины седьмого, что невероятно рано.

— В полдень я должен быть у неё в клинике, — безэмоциональны произнёс Джеймс, возвращаясь в постель. — Сэм, тебе не обязательно опекать меня, я взрослый, сам справлюсь со своими проблемами.

— Как в прошлый раз? — язвительно поинтересовался Остин.

На мгновение Джеймс оцепенел. В прошлый раз приступ оказался настолько сильным, что его обнаружили на крыше многоэтажного дома, совершенно обнажённого. Джеймсу было так невыносимо, что он принял решение покончить с собой.

— Вот, когда наступит такой момент, что ты поступишь, как взрослый, я перестану опекать твою задницу. Но это явно случится не скоро, — Сэм повернулся к Эшлин, которая стояла поодаль. — Присмотришь за ним? Я завезу тебя в клинику.

— Сэм! — воскликнул Кейн, пытаясь встать с кровати, но так и не вышло.

— Джеймс, — огрызнулся Сэмюель, нисколько не уступая.

— Я могу поехать вместе с ним, не переживай, Сэм, — отозвалась Эшлин, дотронувшись до плеча Остина.

— Джеймс, если я узнаю, что ты вытворяешь что-то глупое, пеняй на себя. Ты прекрасно помнишь, чем закончились твои прошлые выходки. Не хотелось бы повторять.

После своей выходки Джеймсу пришлось полтора месяца находиться на принудительном лечении в частной клинике. Сэм безжалостно упрятал лучшего друга в психушку и мог бы повторить это снова, до тех пор, пока до Кейна, наконец, не дойдёт, что он чёртов псих.

— Я понял тебя, — буркнул тот. — Обещаю, что всё будет хорошо.

Как только Сэм ушёл, Эшлин принялась за приготовление завтрака. Она мало знала о кулинарии, но несколько рецептов для быстрого выздоровления и восстановления сил в интернете нашлось. Продуктов в холодильнике, из которых девушка могла бы состряпать хоть что-то, было катастрофически мало: немного овощей, молоко, фруктовая нарезка и несколько сладких батончиков Илайн. Эшлин нашла несколько яиц, решив, приготовить из них омлет для Илайн, как только она проснётся.

— Вот, — Эшлин поставила небольшой поднос на колени Джеймса. — Это куриный бульон с овощами. Я подумала, что будет проще жевать, если перемолоть всё это в блендере. Получилось что-то похожее на пюре.

Вид блюда оставлял желать лучшего, но девушка была уверена, что это лучше, чем голодать.

— Прости, что доставляю проблемы, — Джеймс взглянул на лицо Эшлин. Оно было немного помятым и опухшим от недосыпа и нервозности, но мужчина видел в этом толику заботы. Так выглядела Лилиан, когда возвращалась после тяжёлого дежурства, добавив в свой послужной список несколько спасённых жизней.

— Ничего, — просто ответила она, придерживая тарелку, пока мужчина привставал.

Они замолчали, и Джеймс панически пытался выдумать новую тему для разговора, которая не выведет кого-то из них из себя, потому что ещё пара секунд такого вот молчания, и Эшлин уйдет. Она слишком устала, чтобы терпеть очередной каприз.

В этот момент животы обоих заурчали в унисон. Эшлин не хотела признавать, что ужасно проголодалась, но продуктов хватило лишь на небольшую чашку супа-пюре для Джеймса. Оставить без завтрака Илайн она не могла, совесть не позволяет.

— Ты голодна, — утвердительно произнёс он и, к удивлению, протянул небольшую тарелку девушке, несмотря на жуткий голод и отсутствие сил.

— Не нужно, — Эшлин понятия не имела, что сказать, потому что было совершенно ясно, что ему эта еда была куда нужнее. Ей не привыкать обходиться без пищи несколько дней, ничего не случится, если она пропустит завтрак. — Поешь сам.

Джеймс потянулся к стоящему рядом стулу и слегка постучал по нему, приглашая девушку сесть. Эшлин пододвинула стул ближе к кровати и села. Теперь Джеймс смог бы дотронуться до её лица. Если бы мог. Во всех смыслах.

Он так сосредоточился на мыслях о прикосновениях к её коже, что опешил, когда Эшлин протянул ему ложку, наполненную густой массой. Джеймс уставился на девушку в недоумении.

— Что ты?..

— Просто ешь, Джеймс, — раздражённо произнесла она, остужая содержимое до приемлемой температуры.

Ещё мгновение он помедлил, но было совершенно понятно, что Эшлин теряла терпение, сверля взглядом. Джеймс не хотел злить девушку, так что просто проглотил содержимое ложки без остатка. Сил противиться не было.

— Боже, — он простонал с полным ртом, прокатывая массу по нёбу. — Это что? Так вкусно!

Эшлин усмехнулась, когда жадный взгляд мужчины впился в чашку супа. Неужели, настолько хорошо? Девушка наполнила очередную ложку пюре и мигом проглотила его. Во рту неприятно отдалось вареными овощами и зеленью, которую девушка решила добавить напоследок.

— Отвратительно, — протянула она, ища стакан с водой, чтобы избавиться от привкуса перетёртого сельдерея. — Как это может нравиться тебе?

— Просто, ты впервые приготовила что-то для меня, — объяснился он. — Даже, если это невкусно, я должен съесть всё до последней капли.

Эшлин резко встала, не выпуская из рук посуду. Она развернулась, и хотела было уйти, но так и осталась стоять на месте.

— Ты не можешь есть такую отвратительную еду, — бросила она. — Не нужно.

— Но, я хочу, — шепнул он, чем взбудоражил сердце девушки. — Спасибо за то, что приготовила его для меня.

Джеймс и правда считал, что своим поступком благодарит девушку за заботу. Глупо отказывать от еды, особенно, если она приготовлена с мыслью о тебе. Даже, если эта еда на вкус была хуже всего на свете.

Эшлин вновь упала на стул, продолжая всматриваться в густую массу, которая напоминала девушке слизь. Жуть.

Джеймс жадно уставился на чашку в руках девушки, и она вновь протянула ему полную ложку, попутно остужая содержимое. Когда еда попала на язык, Джеймс понял, что с рук Эшлин мог попробовать даже самую отвратительную пищу на свете. Ничего бы не могло помешало ему съесть всё до крошки. Возможно, дело было в том, что Джеймс действительно проголодался, ведь не ел уже вторые сутки. Однако, руки Эшлин добавляли этому странному пюре что-то нечеловечески вкусное.

Джеймс ел медленно, тщательно пережевывая даже однородную массу. Он смог прерваться хоть на какие-то слова лишь после того, как желудок начал тяжелеть.

— Это… — он опять взглянул на поднос, где на маленькой тарелке лежала чиабатта, покрытая кусочками помидоров с сушеными травами. — Ты и это приготовила?

— Ага, — равнодушно кивнула Эшлин, протягивая ему один из ароматных кусочков. Джеймс посмотрел девушке в глаза, восхищаясь её стойкостью. Переливы её голубых глаз давали надежду и вселяли силы бороться. — Я долго буду это держать?

Джеймс вытянул шею, откусывая кусочек с её рук и слизывая крошки и остатки томатов с кончиков пальцев. Эшлин бросила все силы, следя за этим движением. Голова не справлялась с потоком мыслей.

— Ещё, — произнес он, и Эшлин наклонил голову, изучая его лицо.

Джеймс всеми силами старался выглядеть как можно более невинно, но, видно, в его организме было такое количество медикаментов, что он вконец рехнулся. Он попросту не понимал, как это выглядело со стороны. Эшлин по-прежнему держала хрустящий хлеб над его ртом, и он нечаянно прикусил кончик её указательного пальца, приняв его за ароматную корочку.

— Прекрати, — сказала Эшлин, но её голос не был похож на обычный. Девушка слегка покраснела, засматриваясь на испачканные губы Джеймса. Он выглядел нелепо.

— Прекратить что? — поднял брови Кейн. — Ты сама вызвалась помочь мне.

— Из-за того вечера и последовавших за ним событий я чувствую себя неловко, — она так спокойно об этом говорила, что заставило Джеймса чувствовать себя ещё более неудобно от собственного состояния. — Я просто пытаюсь переосмыслить многие вещи, вот и всего.

Джеймс на секунду завис, а затем положил свою руку на её дрожащую ладонь. Мужчина никак не мог отделаться от запаха, который с того вечера следовал за ним по пятам: смесь грейпфрута и сладкой груши. Он начинал ненавидеть эти ароматы, думая, что надумывает их самостоятельно, и вины девушки здесь нет.

Вряд ли его сознание могло воссоздать эту смесь, хотя он так сильно нуждался в ней, что это не было бы удивительно. Он опустил взгляд на губы Эшлин и хотел потянуться к ней рукой, однако девушка опередила его. Ладонь коснулась его щеки, она была прохладной, хотя, скорее всего, у Джеймса был небольшой жар. Прикосновение оказалось таким приятным, что Джеймс потянулся следом, прижимаясь к руке плотнее. Если это действительно реально, завтра он будет готов провалиться под землю. Но это будет лишь завтра, когда голова начнёт отсеивать реальное от вымысла.

Эшлин провела пальцем по его губам, и Джеймс затаил дыхание, будто от простого выдоха этот мираж мог раствориться в воздухе. Девушка мазнула по уголку рта пальцем и убрала руку, слизывая остатки оливкового масла и помидор.

— Ты испачкался, — тихо объяснила она, всматриваясь в его лицо. Эшлин чувствовала себя странно от этого действия.

Наверное, не было ещё момента, в который Джеймсу хотелось, чтобы Эшлин оказалась ближе. Хотя, конечно же, это ложь. Такой момент наступал всегда, когда она двигалась к нему. Даже сейчас, когда с каждой секундой его мозг становился всё более заторможенным, Эшлин только своим присутствием заставляла кровь бежать по жилам быстрее. Ему хотелось грустно улыбнуться самому себе. Все эти поговорки о запретном сладком плоде вдруг оказались самыми реальными вещами, которые он познал в жизни. Эшлин была самым запретным из всего, что доводилось знать. Как ещё одно непростительное желание. Девушка вызывает привыкание. Так что, сейчас он смотрел в её лицо, которое находилось в паре сантиметров от его собственного, и ощущал, как доза дофамина распространяется по каждой клеточке тела.

Джеймс представлял Эшлин, как нечто светлое. Она точно была чем-то светлым и сияла, ослепляя своим светом всех вокруг. Девушка согревала, отдавая всю себя ради дорогих её сердцу людей.

Она резко встала, стряхивая крошки с обнажённых ног и шорт, и впервые увидела их не идеально выглаженными — сон в неудобной позе не прошёл без следов.

— Отдохни немного, — сказала девушка, отодвигая поднос подальше от мужчины, чтобы ничего не разбилось. — Ещё есть время, поэтому, постарайся уснуть.

Внезапно, на него накатила тревога. Джеймс знал, что ей нужно уйти. Эшлин так же не помешал бы хороший сон, но она вынуждена присматривать за человеком, который даже толком не может поблагодарить её за заботу. Джеймс был слишком эгоистичным, чтобы отпустить девушку. Она нужна ему, как воздух. Эта странная особенность: когда болеешь, острее чувствуется одиночество. Тогда работает не мозг, а сердце. Оно-то и решает, кого мы хотим видеть рядом в тяжёлые времена.

— Я проспал целый день, — воспротивился Джеймс, понимая, что от лекарств голова всё равно тяжёлая. Можно было и попытаться уснуть, но побыть с Эшлин наедине хоть пару минут было куда важнее.

— У тебя ослабленный организм, — равнодушно сказала она общеизвестную фразу из учебника по медицине. Этому она научилась от тётки, которая никогда не упускала возможность обучить племянницу уму-разуму.

Она накинула на Джеймса плед и приоткрыла окно. Неприятный запах до сих пор стоял в комнате, не желая исчезать.

— Эшлин, останься, — произнёс он, и девушка застыла, не поворачиваясь. — Я больше ни о чём тебя не попрошу, обещаю. Останься.

Наконец, она развернулась с подозрительным выражением на лице. Эшлин внимательно осмотрела Джеймса, который по-прежнему выглядел немного бледным. В сочетании с темными волосами он мог напомнить какого-то давно умершего человека, призрак которого будет преследовать её всю жизнь.

— Сколько лекарств в тебя влили?

— Ничего, что действовало бы на мозг, — соврал Джеймс, и оставалось только молиться, чтобы в его глазах не отображался туман, который с каждым словом завладевал им всё больше. Эшлин склонила голову, изучая мужчину. — Пожалуйста, — еле слышно попросил он, пытаясь улыбнуться.