Часть 24 (2/2)

— Да.

Что бы ни приказал ему сейчас Динеш, он бы это смог.

— Хорошо, — Динеш резко отстранился. — Давай, я посмотрю.

Его пальцы снова принялись гулять по расставленным бёдрам, иногда пробираясь между ними и почти касаясь члена. Прикосновения были лёгкими и невесомыми, едва ощутимыми, и Санджив дрожал от одной мысли, что его господин касается его так. Упершись лбом о траву, чувствуя, как струйки пота бегут по вискам, Санджив продолжал всё яростней проникать в себя, пока Динеш вдруг резко не отодвинул его руку и не вошёл сам, на всю длину.

Сандживу пришлось впиться зубами в предплечье, чтобы не застонать — таким острым и сильным было заполнившее его чувство. Динеш был там, глубоко в нём, много глубже, чем могли добраться любые пальцы. И, не дожидаясь приказа, Санджив яростно двинулся навстречу, уже и сам мечтая, чтобы у него получилось выполнить волю хозяина. Нарушить её ему бы и в голову не пришло.

Плавными сильными толчками двинувшись навстречу, Динеш наклонился над рабом и принялся целовать. Вспотевшие волосы мешали ему добраться до столь желанной кожи, Динеш отбросил их в сторону и просто впился зубами в горячее тело.

Санджив отрывисто выдохнул. Тело его запульсировало на плоти Динеша, струя семени ударила в траву.

Поймав момент, Динеш резко дёрнул раба на себя, усаживая на колени. Принялся шарить по обнажённым животу и груди, мощными быстрыми толчками проталкиваясь в него.

Санджив продолжал двигаться навстречу и, хотя его собственная плоть уже обмякла, последние капли наслаждения оказались не менее сладкими, чем всё то, что он уже успел получить.

… — Господин… — прошептал он через какое-то время. Оба сидели неподвижно, и руки Динеша всё ещё оплетали его живот.

Голова шенапати уткнулась Сандживу в плечо, так, что если бы не сила его объятий, Санджив мог бы подумать, что тот спит.

— Да… — прошептал Динеш, не поднимая головы.

— Пожалуйста, господин… Вы приказали говорить вам, если что-то… — Санджив запнулся и потеряно закончил. — Иначе я никогда не решился бы.

Динеш резко выпрямился, сладкую негу как рукой сняло. Но руки его остались там же, где были до сих пор.

— Попросил, — как можно мягче постарался исправить он. — Я сделал что-то не так?

Санджив торопливо замотал головой.

— Просто хотел попросить вас, господин… — Санджив помолчал, собираясь с духом. Оказалось, что сказать некоторые вещи вслух страшнее, чем молча принять позорную смерть. — Пожалуйста, не показывайте… другим… Что вы делаете со мной и что я делаю для вас.

Динеша настолько удивила эта просьба, что он выскользнул из размякшего тела и чуть развернул Санджива, заглядывая ему в глаза. Лаид и другие рабы много раз ласкали его у придворных на глазах.

— Тебе не нравится? — тихо и немного потерянно спросил он. Понимание того, что он принуждает другого к тому, чего так хочет сам, болезненным уколом прошило грудь.

— Мне нравится, — Санджив окончательно развернулся в его руках и, забыв о своём месте, поймал в ладони лицо господина, такое ранимое и молодое сейчас. — Мне очень нравится, и я этого боюсь.

Санджив хотел было сказать ещё, о чём он подумал, когда увидел Динеша в первый раз, чего на самом деле пожелал в тот момент… Но вовремя одёрнул себя. Только рук так и не убрал.

— Хорошо, — коротко откликнулся Динеш. Мгновение пристально смотрел ему в глаза, а потом поймал его губы своими губами и втянул в жадный, нетерпеливый поцелуй.

Когда утром все трое продолжили прорубаться сквозь джунгли, и Санджив занял место впередиидущего, Динеш никак не мог перестать смотреть на него и думать о том, что произошло ночью. Его желание разгоралось с новой силой каждый раз, когда, почувствовав его взгляд, Санджив оборачивался, и их глаза ненадолго встречались. Движения невольника становились более резкими, Динеш чувствовал, как его смущает происходящее — но видел и то, как напрягается под одеждой его тело, явно желая продолжения.

И в то же время, Динеш хорошо запомнил сказанные Сандживом напоследок слова. Динеш никогда бы не обманул доверие того, кто отдал себя ему в руки. И сейчас, при мысли об этой просьбе, Динеш невольно задумывался о том, что между ними происходит. Он понимал, что наравне с горячим желанием, продолжающим обжигать чресла, у него зарождается какое-то новое чувство к невольнику. Тот становится для него человеком, и беззащитная открытость этого человека, его доверие, вызывает желание оберегать.

Спустя два часа они поменялись местами. Динеш шёл впереди, нарочито не оборачиваясь, заставляя себя не думать о том, как после долгого плена спутника должен был утомить этот переход, и не разглядывать его усталое лицо. Только когда солнце уже основательно перекатилось через зенит, и они с Сандживом сменили друг друга ещё два раза, Динеш уже не смог не обращать на это внимания. Тяжело было всем, но сам он чувствовал себя с утра на пике сил, после лёгкого победоносного похода Динеш провёл несколько дней, отдыхая и восстанавливая энергию, которая теперь переливалась в нём упругим потоком. Хаята хоть и была девушкой, но была молода и к тому же просто шла, в то время как они с Сандживом постоянно прилагали немалые усилия в борьбе с растительностью. Хаята всё равно давно уже вытирала пот с лица, но это волновало Динеша куда меньше чем то, что, когда они в очередной раз передавали друг другу фалькату, руки Санджива подрагивали так, что он едва не уронил оружие.

Динешу было почти стыдно за то, что он не дал невольнику выспаться, и он пообещал себе, что следующей ночью не будет устраивать никаких игр. А сам, тем временем, повернулся к Хаяте и спросил:

— Долго ещё? Пора искать место для лагеря, чтобы успеть поохотиться.

— Чуть-чуть, — откликнулась девушка, тяжело дыша и ткнула пальцем куда-то в гущу джунглей. Поскольку никто не смог разглядеть ничего за густой листвой, она подошла ближе, отобрала у Динеша фалькату и, ударив по веткам несколько раз, прорубила окно, через которое в глаза идущим тут же ударил солнечный свет.

Солнце замерло в пальце от вершины пирамиды, прилепившейся к склону горы.

— Дойдём до темноты? — спросила Хаята, с надеждой оглянувшись на него.

И Динеш быстро кивнул.

Близость цели придала всем троим сил и, в первую очередь, шенапати, который продолжал прокладывать дорогу вперёд с удвоенной энергией. Когда через пару часов пришло время меняться, он так и не отдал Сандживу фалькату, только покачал головой и подал знак держаться позади. А ещё через полчаса путники, наконец, оказались на просторном склоне горы и к закату стояли у входа в поросший лианами, полуразрушенный зиккурат.