Глава 5. "А вот не меняй" (2/2)

***</p>

— Серьезно? — вскидывает брови Оксана.

— Очень сильно серьезно, — уверенно кивает Матвиенко.

— Фильм? — чуть сдвигает она брови, продолжая активно разбираться в последних приготовлениях к свадьбе, которая будет через два дня. — Даже не знаю.

Сережа клацает языком, закатывая глаза, и поднимается с места.

— Ты по уши в работе, давай хотя бы раз просто тупо посмотрим фильм. Так люди делают, Оксан. Фильмы смотрят. Отдыхают, представляешь вообще, что это такое?

Фролова отрывает взгляд от прорвы бумаг и уставшим взглядом смотрит на полного энтузиазма Матвиенко, который правда уже и сам готов на стенку лезть от такого большого количества приготовленных свадеб за последний месяц своей жизни.

Девушка закатывает глаза.

— Я знаю, что такое отдыхать, — немного хмурится она. — Но я… не смотрю фильмы.

Серега садится прямо там, где стоял.

— Не понял, — откровенно заявляет он.

Оксана наконец оставляет в покое все бумаги, к которым — она прекрасно знает — вернется снова, стоит Сереже выйти за пределы ее дома, и уставляется на мужчину, слегка пожевывая нижнюю губу.

— Я никогда их не досматриваю, — сознается она.

— Да ты прикалываешься, что ли? — не может поверить своим ушам Матвиенко. — В финале же самый сок!

— Всё всегда предсказуемо! — всплескивает руками девушка. — Принцесса остается с принцем, добро побеждает зло, Марлин с Дори находят Немо, Камбербэтч все равно всех нагибает, — продолжает она. — Все фильмы — это маска реальности. Нам показывают то, чего в жизни мы лишены…

Сережа прерывает тираду девчонки, вставая с места и вскидывая руки вперед.

— Так-так, стоп, тайм-аут! Ты вот вообще не права, — прищурившись, смотрит он на Фролову. — И я тебе докажу.

Матвиенко хватает с журнального столика пульт, падает на диван и начинает активно щелкать, вводя в Яндексе нужный фильм. Девушка только тихо улыбается, глядя на него, и понимает одну важную вещь.

Сережа проигрывать не любит.

Вспомнить хотя бы, как он два дня назад забрал ее с работы из офиса, и они решили заскочить в торговый центр, где случайно наткнулись на игровой автомат с игрушками. Хрен знает, как так удача повернулась к девушке своим лучезарным лицом, но Оксана вытащила плюшевую Свинку Пеппу с первого раза, чему не могла нарадоваться первые три минуты.

А вот когда Сережа решил взять реванш, но с двенадцатой попытки ничего не получалось, а останавливаться он не был намерен, Фролова уже начала беспокоиться. Но Матвиенко действительно сдаваться не собирался, поэтому перешел к плану «Б» — тир.

И тут его старый друг не подвел, и буквально спустя несколько минут Оксана уже держала в руках большого плюшевого зайца, которого девушка, работающая в тире, чуть ли не от сердца отрывала: привязалась, видимо.

Сначала Оксана беспокоилась, что подумает Леша, если увидит такую игрушку в их квартире, но потом решила просто поиграть с огнем и оставила это плюшевое безумие на самом видном месте: на окне в гостиной.

И Леша его не заметил. Даже внимания не обратил. Фролова даже не знала, как на это реагировать; у нее просто слов не было. Тем же вечером Леша, чмокнув жену на прощание, снова уехал в офис, а Оксана стояла в коридоре около трех минут, едва сдерживая слезы.

Обида до краев заполнила ее, и только поэтому — ну, разумеется, исключительно поэтому — она позвонила Сереже с просьбой приехать.

И он приехал. Снова.

Почему тебя не было рядом, когда я еще не сказала «Да»?

— Садись, я нашел, — наконец подает голос Сережа, вытаскивая Оксану из своих мыслей, и девушка, скрестив руки на груди, наконец садится с ним рядом, опустив ногу на ногу. — Я займусь твоим кинообразованием.

— «Век Адалин»? — не верит своим глазам девушка. — Мелодрама? Серьезно, Сереж?

— Это единственный фильм такого жанра, который я действительно хочу и, главное, могу тебе посоветовать.

— Давай лучше «Оно» пересмотрим.

— А давай без «давай»? — предлагает альтернативу Матвиенко и, резво поднявшись с места, выключает в гостиной свет, после чего садится обратно и нажимает заветный «play».

Матвиенко никогда бы не подумал, что можно получить такое странное, совершенно не знакомое ему до этого дня, почти нездоровое удовольствие от того, что ты смотришь фильм рядом с человеком, который тебе по определению запрещен.

Все равно, что играть в одни ворота. Что бы ты ни сделал — все равно проиграешь.

Сережа каждый божий день говорит себе: «Не лезь, блять, в это. Оно тебя убьет». А все равно отвечает на звонки, пишет сам и приезжает в любое, сука, время суток.

У нее на безымянном пальце сверкает табличка «Не влезай! Убьет!», а он все равно лезет, будто ему пять, сука, лет, и это тот самый возраст, когда на все похуям, море по колено и ветер в голове.

Девчонка притягивает его к себе, как магнитом. И Сережа с каждым днем боится этого все сильнее.

Шага. Матвиенко боится шага.

Оксана не сделает этого сама, а вот за себя он уже не так уверен.

И если раньше он мог с уверенностью сказать, что это, блять, ничего такого, и дружба между парнем и девушкой бывает, то сейчас он хочет ударить себе по лицу за эти слова.

Потому что такая дружба — односторонняя. Сначала-то вы дружите, а вот однажды кто-то да проебется, и второе звено вашей дружбы имеет право на две стороны одной медали: первая — она узнает об этом; и вторая — не узнает никогда.

Первая категория «друзей» ломается, разбегается после первого же секса или избегает друг друга как в сети, так и в реальности, стараясь заполнить себя другими людьми, чтобы как-то пережить случившееся.

Вторая же категория с уверенностью кричит о дружбе между ними, в то время как тот, что проебался, заставляет себя каждое утро после пробуждения верить в то, что говорит: «Забыл. Остыл. Отболело». И ищет лучше. Всегда ищет лучше.

И не находит.

А в этот самый момент девушка чуть ерзает на месте и придвигается к нему, касаясь его предплечья своим.

Блять.

Тепло, исходящее от девчонки, заставляет руки покрыться мурашками. Матвиенко сухо сглатывает.

Господи.

Не делай этого с ним. Не надо.

Два часа фильма пролетают слишком незаметно, и Сережа вливается в сюжет в тот момент, когда Адалин снова попадает в аварию, но ее спасают. На экране напряженный момент, Оксана даже чуть сжимает в кулак пальцы от волнения и безостановочно смотрит широко распахнутыми, чуть ли не наполненными слезами глазами на экран, даже не моргая.

Сережа смотрит на нее. Смотрит так, что сжимается сердце. Каждая девушка мечтает, чтобы на нее так смотрели. И хорошо, что она не видит. Да, хорошо.

Наверное.

В какой-то момент она поворачивает к нему голову, и Матвиенко чувствует себя нашкодившим ребенком, которого поймали с поличным. Но взгляда он не отводит. Смотрит на нее. Господи, она такая красивая.

Но прекрати, девчонка, прекрати так смотреть на него, он уже не справляется.

Оксана сама не понимает, зачем повернулась; просто дернуло внутри что-то, и она вдруг поняла, что надо. Надо. Именно сейчас. Теперь он так близко, и дыхание у него взволнованное. Тяжелое. И губы слегка приоткрыты.

У Сережи не глаза, а омут. В них не смотришь — в них с размаху на глубину падаешь без спасательного жилета. В темноту, в бездну. И спасения не хочешь вовсе.

Матвиенко впервые так сильно хочет нарушить собственное табу.

Фролова чуть прикрывает глаза, когда Сережа сам тянется к ней. Медленно, плавно. Будто спугнуть боится. И боится ведь, чего греха таить. А она смотрит на его губы. Смотрит и понимает: не может оторваться.

Господи, помоги, ведь она обязана оторваться. Она так обязана, блять, кто бы знал.

Внутри что-то сжимается, взрывается, и в животе завязывается узел, когда расстояние сокращается до минимума, и они все равно оба замирают, не в силах сделать финальный рывок.

Дыхание мужчины обжигает ей кожу. Раскаленными щипцами опаляет сознание. Глаза плотно закрыты, и в голове непривычный шум от бурлящей в венах крови. Одно движение, один рывок — и это будет приговор.

Бесповоротный проигрыш для них обоих.

Ты обещал, что мне не придется бояться. Ты обещал, что не станешь опасным.

Девушка сильно зажмуривается и сжимает губы, отодвигаясь назад. Выбившиеся из-за уха волосы закрывают часть ее лица и пылающие алым щеки. Фролова облизывает губы.

— Тебе пора, — негромко произносит она, не открывая глаз, и сцепляет подрагивающие руки в замок.

А у Матвиенко перед глазами все плывет. Господи, что они только чуть не сделали? Блять, еще бы немного, и всё — конечная. Сережа что-то бормочет, вскакивая на ноги, быстро натягивает кроссовки и, попрощавшись, уходит.

И только когда Оксана слышит хлопок двери, она открывает глаза. На экране мелькают титры, блеклый свет от экрана заливает комнату. Девушка поворачивает голову на то место, где сидел Матвиенко, и берет подушку, зачем-то прижимая ее к себе, обхватывая руками и утыкаясь в нее носом.

И замирает. Замирает, прекращая дышать. Потому что та насквозь пропиталась запахом Сережи.

А Матвиенко в этот момент стоит на улице, дышит прохладой летней ночи, вслушиваясь в шум машин и говор счастливых подростков, затем запрокидывает голову вверх и закрывает глаза.

Девчонка у Матвиенко, кажется, уже под кожей. И это очень хреново.

Ведь Сережа проигрывать не любит. Да и не умеет вовсе.