День 3 (2/2)

— Эй, Джисон, всё будет хорошо. Я уже принял таких атак дохуя. Не накручивай, мы выживем, — Хо гладит Джисона по макушке. Он не стал говорить, что здесь есть вещи пострашнее, чем газ.

— Минхо, мне всё равно страшно, — сжимает пальчиками противогаз и дрожит. Ли вытягивает губы в полоску. Он отчётливо читает страх в тёмных глазах.

— Не бойся, малый. Я с тобой, — он обнимает и ерошит чёрные волосы. — Нужно одеть противогаз. Вот так. Натягивает на подбородок, а потом на затылок. Джи готов заплакать. Минхо глухо вздыхает и теребит мальчишку за щёчки, подбадривая. Друг сдерживается и тоже надевает противогаз.

Хан плюхается на ящик и поджимает ноги, дрожа. Мин кусает изнутри щёку и радуется, что Джисон не видит его замешательства.

Хо хрустит пальцами, а потом подходит к Джи и обнимает за шею.

Сон громко всхлипывает, слёзы по щекам пускает и сжимает друга в ответ. Сразу послышалось шипение.

— Начали уже, — раздалось из-под резиновой маски Ли. Хан жмётся сильнее, зажмуриваясь.

— Мне страшно, очень страшно! — Джисон хнычет.

— Эй, Джисон! С тобой всё будет хорошо. Я позабочусь о тебе, обещаю! — утвердительно говорит Минхо и гладит того по спине.

**

Джи спит на полу, завёрнутый в пуховое одеяло. Он крепко сжимает в руках голень Мина. Тот лишь вздыхает и снова смотрит на прибор, который снова показывает, что воздух в дерьмо.

Хо перебирает пальцами корпус пистолета, вытащенного из кобуры. Может, застрелиться? Нет, Сон потеряется здесь и умрёт от страха.

Ли изучает глазами потолок, подперев подбородок ладонью. Он дует губы и шипит, усталый от сжимающего противогаза. Хочет уже психануть и забить хуй на Карателей, но вспоминает, что жить хочется, а нового друга из коробки он оставить не может.

Вздыхает и снова проверяет экранчик прибора. Что ж, показатель всякого дерьма в воздухе уменьшился, что очень радует.

Минхо хочет выйти и смотреть на дрянное зелёное солнце, а не сидеть на земляном полу в подвале в резиновом мешке на голову.

**

Мин дёргает противогаз с Хана, отчего тот резко просыпается и вскрикивает от испуга. Хо лишь улыбается.

— Гутен морген, — весело сказал он и кинул противогазы в угол.

— Нихуя не гутен. Хватит с меня этой хуеты... — ворчит Джисон, поднимаясь из кокона одеяла.

Хо отпирает двери и первым выходит из подвала, задерживая Джи на лестнице. На улице тихо и пусто. Слишком тихо и пусто.

Ли хмурит брови. Здесь явно что-то не так.

— Подожди, — говорит он, толкая Сона вниз. Тот вопросительно смотрит на Минхо, сразу же сжимаясь.

Мин берёт со спины винтовку, щёлкая затвором. Он аккуратно высовывается из подвала и внимательно осматривает улицу.

С противоположной стороны раздался грохот, а потом выстрелы в сторону Хо. Но пули попадают в стену, отчего крошится последняя краска.

Ли усмехается. Кидает камень в сторону, якобы он туда прыгнул, и следит за другой стороной.

Как и ожидалось, на камень среагировал тот самый Каратель, который ранее стрелял в Минхо. Очевидно, эту консервную банку совершенно не волновало, что его видно из-за полуразвалившейся стены.

Мин стреляет в ответ, Каратель с грохотом падает, разбив красный глаз об острый камень.

Хо сплёвывает и размазывает плевок носком ботинка. Они слишком ожидаемы.

— Я думал, они ушли... — тихо говорит Хан, который не издал звука с тех пор, как Ли столкнул его на несколько ступенек вниз.

Парни выходят наружу. Минхо пожимает плечами.

— Вот и что делать без двери? Сюда каждый Каратель теперь зайти может. Вот надо было её сломать, уёба, — ворчит Мин себе под нос, поднимая дверь подъезда.

**

— Ты любишь рок? — спросил Хо, валяясь на кровате.

— Не представляешь, обожаю, — оживился Джисон. Ли сверкнул глазами.

— У меня, конечно, не колонки, а граммофон, — начал Минхо и поднялся с места, уходя в комнату, где он обычно разговаривал с Бином. — И у меня пластинки. Вроде как, виниловые.

Послышался шум, грохот и кашель Мина. Матерится, скрипит дверью и железками. Джи любопытно вытянул голову, но видел только пыль в воздухе.

Наконец Хо выходит с граммофоном. Старенький такой, зашарпанный, но очень симпатичный. Сону он очень понравился.

— Протереть его надо и нормально, — и громко чихнул.

— Будь здоров.

— Благодарствую, — Ли снова исчезает в комнате, шурша бумагой.

«У него там склад?»

Хан протирает граммофон какой-то тряпкой, слегка пританцовывая. Как он давно не слышал музыку.

Минхо появляется в спальне с большой коробкой, наполненной конвертами с пластинками. Джисон пищит – просто обожает такие штуки.

— О май гад, это что, Palaye Royale?! — взвизгивает Джи, держа в руках конверт с красочной чёрно-красной надписью: «Black Sheep. Palaye Royale».

— Да, детка. Обожаю этих ребят. Все их дебютки, бонус треки, альбомы здесь есть, — Мин гордится своей коллекцией.

— 5 Seconds Of Summer?! — чего-чего, а этот квартет Хан не ожидал здесь увидеть, но был неимоверно рад. Хо издаёт смешок, выкладывая конверты с пластинками.

— Смотри, чё ещё у меня есть, — Ли протягивает очередной конверт.

— Panic At The Disco?!?!?!?!??! — Хан в собачьем восторге. — Я сейчас обоссусь от радости!

Джисон готов плакать.

— Да ты меломан, — смеётся Минхо, а сам в предвкушении губы кусает. Новый друг из коробки начинал нравится ему всё больше.

— Ещё какой! Давай скорее ставить! — суёт в руки Мину конверт с «Anxiety. Palaye Royale».

— С козырей? — Минхо клыки показывает и вытаскивает пластинку.

— Жмыхнет, — подтвердил Джи.

Комната наполняется роком. Сон закрывает в наслаждении глаза и губу нижнюю прикусывает.

— And I was born to be anything I wanted to be, — начал подпевать Хан.

— Raised to be fucking mean, I'm a masterpiece, — подхватил Хо.

— Blasphemy meet again in a world so vicious: Children crying, mothers scream, fathers drink, — поют в один голос. Джисон заскакивает на диван, набирая побольше воздуха в лёгких.

— All you bastards scream! All you bastards scream! All you bastards scream! — поёт с хрипцой Джи, подражая вокалисту.

— Мелкий, у тебя хороший вокал! Ты пел в экстриме? — восхитился Ли.

— Да, у нас был квартет. Вокалистов было два: я и ещё один парень. Подумали, почему бы не попробовать что-то новое. Так и появился экстрим вокал в нашем исполнении, — возгордился Сон, надувая грудь. Минхо смеётся, и его смех подхватывает Хан.

**

Граммофон издаёт последние нотки песни и затихает. Хан падает на диван, дыша всей грудью. Он оторвался по полной, что башку почти отшибло.

— Нашараёбился? — спросил Мин, убирая пластинку в конверт.

— Пиздец как, — соглашается Джисон. — Уже спать?

— Надо бы, — кивает головой.

Джисон вздыхает и достаёт из дивана подушку с одеялом. Кутается и смотрит в потолок, до сих пор наслаждаясь отголосками музыки.

— Я, когда жил в Куполе, выучился играть на гитаре. Жаль, что эта старушка там осталась, — прервал молчание Сон, рассматривая рыжую копну волос.

Стремительно потемнело, и Хо включил тусклую гирлянду.

Глаза Ли блеснули. Он улыбнулся.

— У меня и гитара есть. Сыграешь? — и полез под кровать.

— Обижаешь, — фыркнул Хан.

Минхо гремит коробками, ударяется обо что-то отчего слышно громкое: «ДА ЁПТВУЮ МАТЬ, ЕБУЧАЯ КРОВАТЬ!». Он вылезает оттуда весьма пыльный, а волосы опять торчат во все стороны.

— Давай, тренькай, — Мин громко выдохнул.

— Ишь чего, — пришуривается. — Здесь надо настроить её, струны никакие...

И принялся натягивать, что струны

зазвинели. Джисон оглаживает корпус гитары, поудобнее устраиваясь. Он задумчиво мычит.

— Самый простой лад и песню все знают, — Джи кашлянул, создавая первый аккорды. — Кто тебе сказал? Ну, кто тебе сказал? Кто придумал, что тебя.. я не люблю.. Я каждый жест...

Хо слышит знакомые ноты, и голос Сона становится вдруг таким родным. Раньше всем двором пели, и мама тоже. По голове гладила и напевала вместо колыбельной.

— Я каждый жест, каждый взгляд твой в душе берегу. Твой голос в сердце моём звучит звеня, — Ли тихо поёт, чтобы голос внезапно не сорвался.

— Нет, никогда я тебя разлюбить не смогу, и ты люби, ты меня... люби меня, — закончил Хан, оставляя струны звенеть. — Ты что? Минхо, ты плачешь?

Джисон не смеялся, нет. Даже и намёка не было. Он искренне удивился, даже гитару в торопях закинул в одеяло.

Минхо утирает слёзы с щёк, скукоживаясь и укрываясь от настойчивого взгляда Джи.

Тот не отстаёт, ладони его от лица убирает и в глаза смотрит.

«Расскажи мне» — безмолвно просит Джисон, садясь рядом.

— Когда я был ещё мелким пиздюком, мы с друзьями один раз пили у меня чай. А мама пела ту самую песню, которую ты сейчас играл. И мы с тех пор всегда её пели. И тепло сразу... А потом не стало никого... И ты сейчас петь начал, так мамку мою голосом напомнил! Мне так грустно стало, что я заплакал, — Мин слёзы всё ещё пускает и сжимает ладошки Хана в своих.

Джисон ближе придвигается, обнимая парня за плечи. Тот утыкается ему носом в грудь, слегка дрожа.

Оба сегодня поплакали. Аж как-то по-родному стало. Будто всегда друг друга знали, не в первой уже видеться...

Увидеть слёзы человека, который всегда был серьёзен – вещь, которая больше всякого интима. Сразу становится неловко, видя их.

Словно самое сокровенное доверили.